Читаем без скачивания Женщины, кот и собака - Мария Метлицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алексей вздохнул, взял рецепт и отправился в аптеку. По дороге захватил в магазине молока, хлеба и пару лимонов.
Она открыла дверь и, не мигая, с благодарностью смотрела на Алексея своими огромными, почти черными, с густыми ресницами глазами.
Звали ее Светланой. Светлана Коробкина – смешная фамилия.
Через три дня Алексей снова зашел к своей пациентке. Ей было лучше, и Светлана предложила ему выпить кофе.
Провожая Алексея, она дотронулась до его руки и тихо сказала:
– А ведь вы, доктор, спасли меня!
Он смутился, махнул рукой и попытался не согласиться.
– Нет! – ответила она. – Я ваш должник!
– Ну, должник так должник! И я вам это припомню!.. – отшутился Алексей.
С той поры дни напролет он думал о Светлане. А ночью… Вот ведь стыдоба!.. Алексей закрывал глаза и видел ее маленькие и твердые груди, с темными, как изюмины, острыми сосками. И длинную, белую шею с родимым пятном. Вспоминал приятное ощущение ее влажной кожи на своих ладонях…
Бред, чушь! Идиот! Она молода, красива. Замужем! Что он, нищий участковый терапевт, может ей предложить? Сходить в кино? Съесть мороженое? Целоваться в подъезде?
На прием в поликлинику Светлана пришла через несколько дней. Встретившись глазами, оба покраснели. Алексей прослушал ее легкие, закрыл больничный и пожелал здоровья.
Светлана посмотрела на него с явной грустью, словно разочарованно. Или ему это только показалось?
«Слабак! – думал он. – Надя права: абсолютный слабак!»
А через два дня Алексей спустился в регистратуру, нашел ее карточку и позвонил.
Светлана и обрадовалась звонку, и удивилась. Или ему вновь показалось?
Алексей справился о ее здоровье и, мямля, как прыщавый пацан, пригласил на свидание.
Пару минут трубка молчала. А Алексей ругал себя последними словами: «Кретин, идиот! Так влипнуть!..»
Но Светлана неожиданно ответила согласием: «Да, хорошо! А куда мы пойдем?»
Назавтра они встретились у метро и отправились в кино. В фойе кинотеатра Алексей трусливо оглядывался: а вдруг встретится дочь? Или кто-нибудь из ее подруг?»
По дороге домой они молчали. У подъезда Светлана предложила зайти к ней – на чай.
А дома молча пили чай с мармеладом, и обоим было как-то неловко. Алексей взял ее руку и некрепко пожал.
– Я пойду? – спросил он, не поднимая глаз. – Поздно уже…
Светлана молча кивнула.
У двери Алексей обнял ее и поцеловал.
– Останешься? – одними губами спросила Светлана.
Он мотнул головой:
– Нет, не сегодня. И потом… Я не хочу торопить!
Светлана вздохнула и кивком головы согласилась.
Ночью Алексей долго не мог заснуть и все думал о ней. Вспоминал ее теплые податливые губы, ее запах, ее холодные и тонкие руки…
Рисовал в воображении, как у них все могло быть. Представлял ее спящей на его плече.
Но… Алексей не перезвонил ей. Никогда.
Тяжело болела мать. Ей уже не под силу было ухаживать за больной дочерью. Тяжело готовить, тяжело искупать, тяжело одеть. Тяжело вывезти кресло-каталку на улицу.
Алексей, разумеется, часто приезжал. Ходил в магазин, убирал квартиру. Таскал Тёпу в ванную. И видел, как им тяжело. Почти невыносимо.
Однажды мать вызвала его на разговор. Разговор был о Тёпе.
Мать умоляла Алексея не бросать сестру. Нет, конечно, она понимала: к себе Алексей ее не заберет. Причина в Наде.
– Но… после моей смерти… Пожалуйста! Не отдавай Тёпу в приют! – умоляла мать. – Она ведь там погибнет!..
Мать Алексей успокоил и слово ей дал. Но выйдя на улицу, впервые задумался: «Когда-нибудь… мать уйдет. Такова реальность. А Тёпа останется… И с этим придется что-то делать… Только вот что?»
Иногда Алексей просил дочь составить ему компанию – вместе съездить к бабушке и тетке. Но дочь кокетливо корчила носик и мотала головой: «Нет, пап! Ну, правда! Там так тоскливо… Просто сердце обрывается! Бабушка в лежку, Тёпа скрипит коляской. Грязь – уж ты меня извини! Нет, я, конечно, все понимаю! Но там еще… пахнет, пап! Болезнью, старостью. Тленом каким-то. Там – как в могиле. После этих визитов я есть не могу!..»
Алексей, расстраиваясь до сердечных спазмов, пытался с дочерью поговорить – о чувстве долга, жалости, сочувствии…
Но тут вмешивалась жена: «Оставь ребенка в покое! У нее своя, молодая жизнь! Еще наестся в жизни дерьма! Из своего корыта, не из чужого».
Алексей, понимая бессмысленность этих разговоров, махнув рукой, уезжал один.
А вот Тёпа всегда гнала его домой: «У тебя, Лешик, семья: ребенок, хозяйство. А тут еще мы…»
«Какой ребенок, Тёпа? Корова, прости господи, семнадцатилетняя! А семья… Ну, тут вообще смешно».
Мать конечно же наезжала на Надю. Не забывала «отметить» и внучку: сколько волка ни корми, ее воспитание, ночная кукушка дневную перекукует, яблоко от яблони – ну, и так далее.
Тёпа всегда защищала родню: «Надя – огромная труженица, умница! Да, карьеристка! А что в этом плохого? Честолюбие – не самая плохая черта характера! К тому же ей всегда надо было выживать! И детство – не дай бог, и общага… Да, человек она сложный, не спорю. Неласковый, строгий, неродственный. Но честный, правдивый и бескомпромиссный! Этого у нее не отнять! И верхов достигла без чьей-либо помощи, и дочь родила…»
«Без помощи? – взвивалась мать. – А как бы она без Лешки выжила? Чего бы достигла? Прописку ей дали, квартиру – на тебе! Дом был на Лешке. И дочка ее!»
«Не только ее, мам! Дочка еще и моя, – осторожно вставлял Алексей».
«Завела домашнего бобика, слугу, домработника и понукает всю жизнь! А этот дурак… Да что говорить!..»
«У каждого своя модель семьи, – тяжело вздыхала миролюбивая Тёпа».
«Ты-то откуда знаешь, – бросала в сердцах мать, – чтоб рассуждать?!»
После онкологической операции мать прожила почти четыре года. Точнее – три с половиной. Слегла только в последние месяцы. Да так, что требовалось уже и судно, и все остальное, что сопутствует тяжелой болезни.
Алексей практически переселился к матери и сестре. Совмещать с работой это было почти невозможно.
Его вновь стали посещать мысли о том, что будет, когда не станет матери.
Как ни странно, спасла в очередной раз жена.
– Все, хватит! – решительно заявила Надя, когда Алексей в очередной раз собирался к своим. – Ты превратился в ходячий скелет! Еле ноги таскаешь! Надорвешься – и что дальше? Кто будет ухаживать за тобой? А им просто нужна сиделка. Опытная женщина, домработница, помощница. Желательно – медсестра.
Алексей с усмешкой кивнул:
– А деньги? Ты вообще в курсе, сколько стоит сиделка? Да еще для двоих! А приготовить, накормить, искупать, переодеть, перестелить? Помилуй, откуда у нас такие деньги?
– Я дам, – коротко бросила жена. – Только ты, дорогой, возвращайся! К своим непосредственным обязанностям. К дому, к семье. К работе, наконец! Нам твои деньги, знаешь ли, не помешают!
И Алексею показалось… что его еще любят! Пусть не страстно, но любят! Жалеют, думают о нем. Нуждаются в нем! Не справляются без него!..
Сиделка нашлась довольно быстро – медсестра из Надиного отделения. Пожилая, но крепкая женщина, с сильными и умелыми руками.
На эту Нину Ивановну они просто молились. Человеком она была душевным, исполнительным и нескучным. С матерью они вели долгие беседы «за жизнь», вместе смотрели бразильские сериалы. С Тёпой – шили и вышивали, пекли торты.
Нина Ивановна – прекрасный и чистейший образец русской женщины. И, естественно, с трагической судьбой. Она быстро стала в семье своим человеком.
Жизнь ее не жалела. Простая деревенская работящая женщина приехала в Москву вместе с мужем. Муж пахал на стройке. И через пять лет из рабочего общежития семья переехала в свою комнату. Светлую, с огромными окнами на юг.
Там родился их сын, Ваня. Жили мирно и счастливо. Нина окончила медучилище, стала работать в больнице. А потом… муж загулял. Да как! Завел вторую семью, в которой тоже родился ребенок. Жил на два дома: в будни у Нины, а на выходные заявлялся в ту, другую семью. Нина терпела. Ждала. Чего? Ей и самой было невдомек. Там рос его, мужа, ребенок. Мать ребенка была бабенкой шустрой, куда моложе Нины. А муж все не уходил окончательно. Мучил обеих женщин. Разлучница как-то заявилась к Нине и стала кричать, чтобы та «вернула ребенку отца».
Нина объясняла, что мужа она не держит: «Возьми, если можешь! Забирай!»
И вот итог: муж начал пить и однажды попал под машину. Насмерть. Так никому и не достался…
Сын Ваня женился рано. Сразу после армии, в двадцать лет. Жену привел к Нине. И все бы ничего… Ко всему привычная Нина стерпела бы. Стерпела бы строптивую и неласковую невестку. Но понимала, что жизнь молодых она заедает. Одним своим присутствием. Огромная комната теперь не казалась огромной – всем было тесно.
Молодые любили гостей. К снохе приезжала шумная родня из-под Пскова. Нина спала на раскладушке в коридоре под собственной дверью. Соседи ворчали. Невестка скандалила. Вскоре народилось двое внуков, и стало совсем невыносимо.