Читаем без скачивания Мама Белла - Александр Попов

Но строители невольно надругались над своим геройством: вся стройка хотела порадовать очередной партийный съезд и страну -- запустить на два года раньше намеченного срока первую гидротурбину. Из Москвы недоверчиво звонили: "Запустите ли?" "Запустим!" -- молодцевато отвечала стройка.

Мы видели, как самоотверженно работали люди, решившие подарить партии и стране победный возглас закрутившей киловатты турбины. Люди неделями не шли домой, а ночевали в бытовках, ели наспех. Двухсменка стала обычным явлением. Тогда говорили, и сейчас слышишь, голоса несведущих, что люди на Севере работали ради "длинного рубля" и только ради него. Однако мы видели другое: да, нормальному человеку нужны деньги. Но по-настоящему счастлив человек тогда, когда чувствует высоковольтные энергии своей силы и понимает, осознает, что может быть вершителем своей судьбы. То, что готовились сделать за два года, сдали в два месяца. И на начавшемся в столице съезде о свершившемся факте торжественно доложил начальник стройки.

Мы были счастливы.

Но утром ударил крепкий мороз -- и что-то лопнуло внутри турбины. Нам тихонечко -- чтобы вся страна и партия не слышали -- сказали, что поврежденную турбину нужно демонтировать и на весь ремонт уйдет год-полтора.

Мы плакали.

Несомненно, по-разумному турбину нужно было запускать весной-летом.

Зачем же мы об этом вспомнили? Может быть, потому, чтобы сказать -- не так все просто? Можно, конечно, утверждать, что вот какие мы, советские, были тогда глупые. Хорошо. А сейчас умнее? Ни одежды не можем сшить, ни дома возводить: китаец, кореец обувает и одевает нас, финн, турок строит добротные дома. А мы им за бесценок лес, нефть бесконечными, как века, эшелонами перегоняем.

Но, согласитесь, можно сказать и по-другому: когда-то умели мы работать, хотя -- с кем не бывает! -- в молодом задоре перечеркивали свои достижения, как в истории с турбиной. Но важнее вот что -- была, была настоящая работа. Вы помните, что страна распрямляла плечи для созидательного, творческого труда после сталинского ига. Только-только люди почувствовали вкус этого труда, а им плеснули в лица помоями, и назвали эту процедуру гласностью. Нахлебались помойной правды и, как пьяные -- хотя пьяными, собственно, с чего быть?! -- стали каяться перед всем белым светом: "Вот, смотрите, какие мы плохие, гаденькие, но даем честное слово, что исправимся". Не поучились у добрых людей, у тех же китайцев или финнов, --сломя голову кинулись исправляться. И наше нынешнее сломиголовое усовершенствование можно сравнить с жуткой фантастической операцией: родителю неожиданно захотелось, чтобы его малолетнее дитя выросло, в одночасье возмужало. Нетерпеливый родитель дает ребенку задание:

-- Чтобы завтра ты стал взрослым, высоким, умным.

Прошли сутки -- все по-старому: дитя по-прежнему мало и глупо. Родитель вдруг рассвирепел и стал вытягивать маленькие детские косточки, приговаривая:

-- Ты станешь большим, паршивец!

Ребенок кричит, истекает кровью, у него лопаются сухожилия, -- жуть.

Если глубоко задуматься, то мы откроем: наши перестроечные, реформаторские поступки, действия мало чем отличаются от фантастического поступка обезумевшего родителя. Перестройка, реформы -- родитель, а общество, государство, мы с вами -- дети, которых столь ужасным способом хотят сделать какими-то другими, новыми людьми. Какими же нас хотят сделать за очень короткое время? Мы не знаем! Загадка! Может быть, такими, как буржуа, обыватель на Западе? Многие честно признаются: "Хотелось бы!"

Но мы понимаем, что западное общество формировалось, варилось в котле истории сотни лет, и то, что мы видим там сейчас, -- не вчера, не в мгновение ока родилось, созрело, повзрослело и возмужало.

Так что же мы? А мы, господа, все такие же, советские, как те благородные, высоко мыслящие строители, которые во имя высоких, прекрасных идей поломали дорогостоящую турбину. Мы рвемся к благу, счастью, но так горячо, безрассудно, что -- самоуничтожаемся. Когда же сгинем? Может быть, завтра?

Или все же поймем, что у России особый, мудростью веков выверенный путь? Сбились со стези?

Сбились!

Так давайте вместе, но выверенно-осторожно отыщем направление нашей общей судьбы.

ТАЮТ СНЕГА

На протяжении многих лет к сельским школам и детским садам относились примерно так: что должно быть и имеется в городской школе, тому бывать и в сельской. Так думали в министерствах, управлениях образования страны, так думали и пониже -- в районо и самих школах. Всеобщее заблуждение, равносильное гипнозу или, если выразиться покрепче, сумасшествию. Не обращали внимания на особенные условия жизни школы на селе, которая каждой своей жилкой крепко переплетена, сращена с укладом жизни, мироощущением селянина-земледельца, скотовода. Закрывали глаза на то, что педагогический, учебно-воспитательный процесс не может не зависеть -- если посмотреть дела в Усть-Ордынском округе -- от особенности проживания в одном селе бурят, русских и татар, связанных духовно, мировоззренчески, хозяйственно и даже языково: где-то для всех доминирует в общении бурятский язык, где-то --русский или татарский. Не брали в расчет того, что всегда, даже в самые смутные времена, было в российской деревне, -- мощного социального, бытового догляда мира за личной, семейной и общесельской, общественной, жизнью односельчан. На селе все, всегда и все видят и слышат и все и всегда друг на друга влияют. Не учитывалось, что сельская общность людей -замкнутая, как говорится, варящаяся в собственном соку. Что люди села связаны так же тесно с природой, как, к примеру, Земля с Солнцем; эта связь -- своеобразное духовное супружество с детства и до конца дней человека. Не замечали, что характерная особенность жизни школьника на селе -- жизнь в производственной среде. А производственная среда земледельца и скотовода -- природа: поля, леса, реки, небо, дающее или не дающее дождь или снег; крестьянские дети с малолетства принимают самое непосредственное и живейшее участие в делах взрослых. И вместо того, чтобы использовать эту особенность в образовательных, гуманитарных целях, расширять знания ребенка о сельском хозяйстве, агрономии, животноводстве, электрификации и механизации, вместо того, чтобы прилагать преимущества жизни рядом с природой -- или, точнее, в самой природе, -- для привития ребенку эстетического чутья, развития эколого-философского мышления, образовательные учреждения давали общие, малоприменимые в местных условиях знания и умения, развивали ребенка, основываясь на чуждых для него материале, образах, умозаключениях. Эстетическое воспитание и обучение -- общее, трудовое -общее, физическое -- общее, интеллектуальное -- общее. Все общее, усредненное, без учета особенностей региона, сельского микрорайона, межнациональных отношений, мировоззрения селянина.

Когда же сельская школа станет действительно сельской -- поистине народной и свободной?

* * * * *

Мы знаем одну интересную страну, в которой сложено много стихов, спето о дружбе народов, в которой чиновничьи и педагогические роботы с высоких трибун и в классных аудиториях уверяли людей, что все они дружны, что они одна семья -- семья народов. О какой стране мы говорим -- вы, читатель, конечно, догадались. Да, да, о ней речь, о нашей с вами боли -- о России. Язвы разъедают ее тело, а главная -- недружелюбие наций. Вслушаемся в нашу речь -- в ней вся наша "свинцовая" мерзость. Мы друг другу нередко можем сказать: "чурка", "жид", "налим", "кацап", "хохол", "азер", "злой, как татарин", "русская свинья", "чукча" как синоним глупости и тупости, "чуркистан", "узкоглазый", -- довольно! Так мы дружим. Так сожительствуем в общем доме -- России. Не до гармонии, не до наслаждения тем, что ценно и любимо твоим национальным соседом, а нередко ждешь -- тебя, "русскую свинью", ножиком пощекочут за то, к примеру, что как-то нечаянно или, напротив, умышленно -- несомненно, находятся среди русских свиньи! --оказался ты неучтив к "чурке". Да и "чурка" живет в напряжении: "Расколют, -- наверное, думает, -- и хоп в печку..."

Шутки оставим для лучших времен, до тех времен, когда научимся смеяться над своими недостатками и по самым высоким меркам ценить достоинства других.

Но когда наступят такие времена? Ждать, ничего не совершая для ускорения их созревания? Нельзя! Надо искать способы гармоничного разрешения проблемы. Один из таких способом, нам кажется, -- Тарасинский проект.

Прежде всего следует отметить, что поселок Тараса -- как бы миниатюрная модель России с ее национальной многослойностью. Основных "слоев" в поселке три -- буряты, русские, татары. На деле никто никогда ни в поселке, ни в районе не мучался над вопросом: быть или не быть национальной культуре русских, бурят или татар? Организовывались какие-то случайные национально-окрашенные мероприятия, праздники, проходившие раз в год и заканчивавшиеся или, напротив, начинавшиеся пьянкой. Оторванное от литературных источников владение родным языком, который от десятилетия к десятилетию "высыхал", как беспощадно высыхают даже большие реки или озера, если не подпитываются ручьями, речушками. Родной язык становился неинтересен, вял, отторгался из жизни, прежде всего, конечно, молодежью. Национальную одежду с ее особенной, формировавшейся веками философией орнамента и покроя можно было увидеть только в поселковом музее и весьма редко на заканчивающих свой земной путь стариках.