Читаем без скачивания История села Мотовилово. Тетрадь № 2. Жизнь своим чередом - Иван Васильевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Должно быть, так, – не вникая в подробности родства, согласился Василий.
– Отец-то мой, покойник, веялку-уфимку из Арзамаса еще до Германской войны привёз, ты, чай, знаешь, эх, она у нас и прожорлива, только подсыпай, а зерно отвевает отменно. Ты, Яфимыч, чай, всегда приходи к нам веять-то, не стесняйся, а то я в прошлую зиму гляжу, а ты на льду озера веешь овес лопатой. Я с тебя дорого не буду брать, – расщедрившись, пообещал Осип.
– Ладно, поимею в виду, – согласился Василий.
– Когда у нас в селе солдаты латыши стояли, я у одного латыша на табак выменял три куска сахару, два куска тогда отдал Гришке с Тонькой, а один сберег. Мы его во время чаепития подвешиваем на ламповый крючок и чай пьем вприглядку. Нынче сахару-то не вот пошёл да купил, про его в лавках-то и слыхом не слыхать, а сахарин-то, бают, очень вреден, – не переставая разговаривать, оповещал Василия Осип, вводя его в подробности своей семейной «бытовой» жизни.
Наскочившее на кочку пашни колесо, сильно тряхонуло телегу. Осип, ойкнув, заморщился от боли, зажал ладонью ширинку штанов.
– Ты что? – встревожено спросил его Василий.
– Что-что! – болезненно проговорил Осип, – если тебе по секрету сказать, у меня грыжа между ног, а получил я ее во время рытья канав в лесу. Вот теперь и маюсь. Да малого того, однажды зимой в лесу чуть было не отморозил свою сумку, да и что в ней, штаны-то были худые, я и не почувствовал, как они у меня онемели, еле оттёр-отходил. После этого случая я приказал своей Стефаниде, чтоб она сшила мне мешочек. Вот теперь по зимам для сохранности и помещаю их в мешочек, а то не ровен час совсем можно лишиться своего инструмента, останешься скопцом.
– Вот и остановка! – известил Василий.
– Теперь до казармы и до дубравы рукой подать.
Они стали выезжать из дола, а навстречу им ехал с возом желудей Иван.
– Сворачивай! – предупреждающе крикнул Иван Василию.
Василий своротил, да поздновато, заднее колесо Ивановой телеги зацепило за переднюю ось Васильевой телеги; сломалась чекушка, слетел с оси тяж. Пришлось малость повозиться, исправляя неполадки.
Между тем, лошадь Ивана, изноровившись, никак не хотела вывозить воз в крутой берег оврага Осиновки. Он ее и так, и сяк, а она ни в какую. Кнутом хлыщет, а она всем задом лягается.
– Давай поглядим, чем это кончится, – заинтересовавшись видимым, предложил Василий.
– Давай, – согласился Осип.
Иван, видя, что лошадь совсем заупрямилась и ничто не помогает, распряг лошадь, пустил ее на траву, а сам впрягся в оглобли и, поднатужившись, выволок телегу с желудями на берег.
– Этот, пожалуй, будет посильнее меня, – признательно проговорил Осип.
– Недаром он «Вагоном» прозывается, – с усмешкой заметил Василий.
– А между прочим, ты зачем ему с дороги-то своротил, ведь он ехал с горы, а мы в гору, – после времени спохватился Осип.
–Так, он же с возом, а мы порожняком, – уступчиво и сочувственно к Ивану ответил Василий, – притом же он опять-таки – Вагон.
– Мой дедушка, бывало, в дальнюю дорогу обычно ездил один. Однажды зимой ему на дороге повстречался целый обоз, лошадей пятнадцать, и он им не свернул с дороги. Мужики полезли было на него с угрозами и дракой, а он как двинет одного по уху, тот брык в сугроб и не шевелится. Кровища из него хлынула, весь снег окрасился. Остальные-то видят, что дело плохо, и разбежались врассыпную, а дед и был таков. Да и я езживал с извозом, даже до Урюпина доезжал. Бывало, по случаю глубоких снегов при встрече обозов жребий метали, кому сворачивать, ведь кому охота сугробом переться по добровольности, – заключил свой рассказ Осип.
При подъезде к железной дороге им путь преградил поезд, тихо ехавший от села Верижек. Они сошли с телеги, подошли поближе к линии. Паровоз, натужно пыхтя, деловито работал локтями, медленно тащил за собой состав товарных вагонов. Подойдя поближе к Василию, Осип, дернув его за рукав, удивленно восхищаясь, спросил:
– Вот так махина! А чем ее прет?
– Как, чем? Паром! – с чувством знатока коротко пояснил ему Василий.
– У нас в бане тоже пар, да что-то ее не прет, – шутейно заметил Осип.
– Подделай к ней колеса, и ее попрёт! – шутливо порекомендовал Василий.
– Эх, это надо попробовать, вот бы удобство было – коряки из лесу возить, – обрадовано произнёс Осип, – у меня, кстати, и колеса железные есть, от веялки снять можно для такого полезного дела, – мечтательно закончил Осип.
Поезд прошёл. От казармы, встречая, бежал сын Осипа Гришка. Не добежав до отца, он обрадовано возвестил:
– Тятька, а нас с Яшкой уволили. Вот и расчёт я получил, – протягивая на ладони отцу деньги.
– Вас бы не уволили, да понабуркались сюда одни вяриганы, и нашим тут места нет, – сокрушённо заметил Василий.
– Некоторые из наших с неделю тому назад уволились и ходют на Прорыв, на лесопилку. Правда, туда далёконько ходить-то, но зато добыточнее. Там побольше, чем здесь платят. Я тоже последнюю неделю работаю, а там уволюсь, – о своих намерениях высказался Василий.
– Ты что, тоже на Прорыв хочешь? – поинтересовался Осип.
– Нет, я хочу своим домашним хозяйством заняться, – нескрываемо осведомил Осипа Василий.
Василий приступил к исполнению своих дел, а Осип с Гришкой, забрав мешки, отправились в дубраву, которая от казармы находилась почти рядом.
Войдя в дубраву, Осип по первости начал с укоризною ругать себя за то, что он позднее всех спохватился насчёт желудей, люди-то уже давно их насобирали, видя, что на крайних дубах их почти уже нет. Но удалившись несколько вглубь дубравы, дубья стояли, как осыпанные желтевшими гроздьями спелых желудей.
– Вот благодать-то, господи, – проговорил Осип.
– А ну-ка, Гришка, полезай вот на этот дубок. Видишь, на нем целое море желудков. Мы с него, пожалуй, и набьем оба мешка.
Гришка послушно подошёл к дубку и начал карабкаться на него, цепляясь за сучки, благо сучки росли не так высоко от земли. Гришка добрался до середины кроны и начал трясти кусты. Желуди градом посыпались на землю, а некоторые угодили на голову Осипу. Осип с особенным наслаждением и расторопностью принялся собирать желуди, ссыпая их в мешок, а желуди обильно сыпались на землю подобно крупному граду, который бывает в жаркий летний день. Гришка по сучьям обошёл всю крону вокруг дубка. Не стрясённые желуди оставались только в одном
