Читаем без скачивания Женщина в море - Алексей Новиков-Прибой

Часам к десяти от тумана не осталось никаких признаков. В этот день, гуляя по берегу, я понял, что мне трудно жить на земле. Море зовет меня, зовет властно своим простором, своей свободной стихией, своими ароматами, криками чаек, торжественными гудками отходящих пароходов. И хотя я знаю, что там, за хрустальным горизонтом, за раскинувшейся ширью, за гранью голубого купола, опрокинувшегося над такою же голубою равниной вод, встречусь с такими же берегами, застроенными всевозможными зданиями, заселенными заботливыми людьми, но все равно меня неодолимо тянет туда.

Пока что я твердо храню свое решение не пускаться больше в плавание, но вместе с тем мне почему-то нравится зубрить морские книги. Для этого я ухожу далеко за город и располагаюсь в избранном мною местечке на песке, между двух камней, у самого моря.

Как-то вечером я засмотрелся на закат, подернувший розовой дымкой всю водную пустыню, и не заметил появления Амелии.

— Я знала, что встречу вас здесь, — протягивая мне руку, сказала она с веселым смехом.

— Почему? — спрашиваю я, вскакивая на ноги.

— После полудня я издали видела, что вы направились вдоль берега в эту сторону.

Как две зеленые звезды, ласково мерцают ее глаза, невольно заставляя меня улыбаться.

— Я вас давно разыскиваю. Мне нужно расспросить о своем брате. Как он поживает, куда направляется, когда думает вернуться в Англию?..

Амелия осторожно садится на камень, предварительно сдунув с него пыль, чтобы не запачкать своей темно-синей юбки, а я опускаюсь возле нее прямо на песок. Прозрачная белая кофточка и такая же белая панамка красиво оттеняют ее лицо, покрывшееся здоровым загаром. На груди у нее краснеет пышная роза. Отвечая на все ее вопросы, я подробно рассказываю при этом о нашей тяжелой жизни на «Нептуне», не упуская ни одной мелочи.

— Это ужасно, что вам приходится выносить, — слушая меня, восклицает по временам Амелия. Лицо ее становится печальным, будя во мне доброе чувство к ней. — Бедный мой брат!..

Гаснет закат, меркнет море, словно линяя; на небе робко загораются звезды.

Амелия снимает с своей груди розу и подает ее мне, говоря:

— От всего сердца.

— Такого же яркого, как этот цветок, — добавляю я, принимая подарок.

Амелия светло улыбается.

— По описанию Билля, я думала, что вы совсем погибли.

— Нет, я еще поживу.

— Очень рада за вас.

Помолчав, она говорит:

— О, если бы только письмо от Билля пришло на три дня раньше…

— То? — спрашиваю я.

— Ничего… Жизнь моя могла бы сложиться по-другому…

Последние ее слова, скрытый смысл которых для меня ясен, окрыляют меня, и ко мне снова возвращаются бодрость и вера в себя.

Кругом безлюдье и тишина. В море загораются огни рыбачьих лодок, вспыхивает маяк, посылая радость возвращающимся морякам, приветно извещая их о близости земли. Весь город залит мерцающими огнями, над ним, раздвинув тьму, висит матовый отсвет.

Амелия становится веселее, сочный голос ее вздрагивает. Рассказывая мне что-то о театре и своей подруге, она смеется, и серебряная трель ее смеха удивительно гармонирует с тихими всплесками волн.

— Брат мой уверен, что я уже вышла замуж за вас. Он вас очень хвалит. Жаль, что я не захватила с собой письма: в нем вы прочитали бы о себе целую повесть. Между прочим, он сообщает, что когда вы лежали в обмороке, то будто бы произносили мое имя и называли меня любимой. Правда это?..

Мне хочется крикнуть, что все это правда, что она и теперь для меня как солнечная сказка, но признаться в этом стыдно и, кроме того, досадно, что она задает мне такой вопрос. Я отвечаю с напускной холодностью:

— Может быть… Не помню…

— Какой вы серьезный! Я хотела бы, чтобы мы остались друзьями. Понимаете? На всю жизнь друзьями…

— Почему же нам быть врагами? Делить нам нечего. Все разделено, все поставлено на свое место.

— Вы ужасно злой человек!

Неясная черта горизонта загорается ярким заревом, а через минуту-другую, гася мелкие звезды, медленно поднимается полная луна, протягивая к нам широкую, словно усыпанную серебряной чешуей, полосу отражения. Воздух становится синим, далекие здания города и извилистый берег принимают более четкие контуры.

Мы долго молчим, глядя на просветленную ширь моря.

— Ну, что же, вы довольны своей судьбой? — спрашиваю наконец я, тяготясь нашим молчанием.

Метнув на меня недовольный взгляд, Амелия быстро отвечает:

— О, конечно!.. Муж меня боготворит. Так едва ли кто может любить. Он для меня не задумается сделать что угодно, хотя бы преступление, хотя бы это грозило его собственной жизни…

— А вы его?

— Само собой разумеется, что он не остается без ответа. Его нельзя не любить. Это удивительный человек! Смелый, прямой и красавец! Для меня мучительны те часы, когда он находится на службе. Ах, как хорошо быть постоянно вместе с любимым человеком!

Закинув вверх руки, Амелия поправляет пушистые волосы, необыкновенно привлекательная в сиянии луны.

— Нам пора идти, — подавленно говорю я, чувствуя зависть к своему сопернику.

— Да, пора, — отвечает она с обидой в голосе.

Но мы продолжаем сидеть, словно пригвожденные к берегу.

— Я была знакома со многими мужчинами. Некоторые из них мне очень нравились. Но теперь все они кажутся мне ничтожными в сравнении с моим мужем…

Мне показалось, что она издевается надо мною, издевается над моими лучшими чувствами и над тем, что пришлось пережить из-за нее. Поднявшись, я приближаюсь к ней и сурово спрашиваю:

— Неужели в сравнении с вашим мужем все мужчины — ничтожество?

Она тоже встает, выпрямляется и, нахмурив брови, похожие теперь на раскинутые крылья чайки, смотрит на меня в упор, упрямо повторяя:

— Все, все!.. И я презираю их теперь!..

Я крепко схватил Амелию за руки, настолько взбешенный, что готов был швырнуть ее в море.

— И меня в том числе?

— Пустите! Больно! — вскрикнула она, тщетно вырываясь.

— Отвечайте!

— Антон! Милый, какой вы сильный!..

Амелия запрокинула голову, прикрыв ресницами глаза, словно стыдясь лунного света.

Я обхватил ее за талию, привлек к себе, близко заглянул в лицо, ощущая ее дыхание и трепет вздрагивающего тела…

Пустынное в блеске высоко поднявшейся луны море сладко дремлет, безмятежно раскинувшись, счастливо излучаясь, словно от красивых сновидений. Занимается заря, разливаясь по краю неба узкой розовой полосой. В предрассветном воздухе — бодрящая свежесть. Всюду разлита торжественная тишина. Только у самого берега, вдоль которого, возвращаясь в город, мы идем с Амелией, пенистые волны, похожие на взбитые сливки, выкатываясь на отмель, безумолчно мурлычут, как обласканный кот, свою мелодичную песню.

Во всем теле у меня усталость, но на душе легко и отрадно: музыкой переливаются неясные чувства, реют неуловимые мысли, точно светлячки в жаркие тропические ночи.

— Дальше не нужно провожать, — останавливается Амелия, когда мы приблизились к городу.

— Хорошо, — соглашаюсь я, глядя на нее, утомленную, но счастливо улыбающуюся.

Прощаясь, она бросается мне на шею и шепчет:

— Если бы вы только знали, как мне не хочется возвращаться к мужу!.. Я терпеть его не могу! Милый! Почему вы тогда ни разу не схватили меня так сильно, как теперь? Почему вы тогда заговорили о тюрьме? Ведь могло бы выйти все по-иному. Мы родились с вами друг для друга… Но об этом после… Завтра я приду к вам на то же место… Ждите…

Залитая блеском загорающейся зари, Амелия уходит какой-то особой, крадущейся походкой, осторожно стуча каблучками по асфальту тротуара и немного согнувшись, словно чувствуя на себе греховную тяжесть, а я, стоя на одном месте, провожаю ее глазами, пока она не сворачивает за угол.

Мне не хочется спать. Вернувшись к берегу, я брожу по извилистой кайме ракушек, брожу без мыслей и дум, внимая лишь тихой музыке волн; гаснут последние звезды, бледнеет, словно умирая, луна, а восток разгорается все сильнее, отбрасывая лучи из пурпура и золота. Море, освобождаясь от покрова ночи, пламенеет; по зеркальной глади, сплетаясь в причудливые тона, разливаются цветистые краски; небо, голубея, поднимается выше; раздвигается, огнисто сверкая, горизонт. Ширится и моя душа, просветленная и бодрая, словно орошенная золотым дождем, становится всеобъемлющей, сливаясь с вольным простором, пронизанным ярким светом показавшегося солнца.

Море… зовет.

Быстро, словно боясь опоздать, я иду в матросский дом наниматься на корабль.

Подводники

Когда человек идет на смерть, то самое меньшее, чего он может требовать, это знать: зачем?