Читаем без скачивания Сокол на запястье - Ольга Елисеева

Гекатей раздраженно передернул плечами. Он слишком хорошо понимал, что она права.

— Прощай, мужчина, отказавшийся от чести, и никогда не обладавший властью. — Тиргитао хотел идти, но обернулась, точно вспомнив о чем-то. — Еще одно. Ты должен знать: тебе лучше не попадать в плен. Ты был моим мужем, а значит, — она помедлила, — отчасти все же царем. У нас странные обычаи, и не все из них мы выносим на глаза чужаков.

Входная дверь стукнула.

— Отец, — на пороге магарона появился высокий светловолосый юноша в сопровождении двух дорогих египетских борзых, — В городе говорят страшные вещи… — он осекся, увидев Тиргитао.

— Здравствуй, Делайс. — царица подняла руку, чтобы потрепать пасынка по щеке, но он отстранился. — Вот от такого пленника я бы не отказалась.

Ее смех покоробил обоих.

— Развратная тварь! — крикнул ей в спину архонт.

Он ожидал, что Тиргитао ответит: «Предатель» — но она промолчала, спустившись вниз по ступенькам на улицу, где ее ждала конная свита, окружавшая носилки.

IV

Путь на Майскую гору лежал между сжатых ячменных полей с выгоревшей стерней. Воздух звенел от жары, и едва приметные в начале осени пылевые вихри уже закручивались над растрескавшейся глиной дороги.

Толпы изнуренных паломников, потряхивая пучками лавра, взбирались вверх по склону холма, далеко врезавшегося в море. На самом его мысу находилась священная пещера Афродиты Урании, владычицы Апатура, где в незапамятные времена боги сошлись с гигантами для последней битвы.

Говорят, вечно юная Афродита заманивала гигантов в глубину горы, а Геракл там расправлялся с ними по одному. Перебив всех, богиня и великий герой предались страсти и пировали ровно год.

Впрочем, другие утверждали, что это именно та пещера, где Геракл встретил змееногую женщину Ану и провел у нее «в гостях» тот же Великий Год — то есть восемь лет по людскому счету, пока звезды не совершили по небу полный круг и не встали на свои прежние места.

Последняя история особенно нравилась потомкам эллинов и варваров, от коротких, часто вынужденных браков, столь частых на землях южной Меотиды. Они чтили прародителя Торгетая и Змееногую Матерь под любым из эллинских имен.

Чтобы не ссорить степняков и паломников-греков, мудрые жрицы с Майской горы именовали свою богиню «Апатура» — «Пещерная» в знак того, что она принимала героя в глубине земли. Раз в Великий Год под уходящим созвездием Льва, на исходе лете настигавшего Деву, устраивался грандиозный праздник. На него съезжались люди с обеих сторон пролива, и ровно восемь дней на вершине горы жарко пылал жертвенный огонь.

Подхватив путника у самой Фанагории, толпа богомольцев несла его вверх и вверх по дороге, усыпанной трилистником, сосновыми шишками, конским пометом и черепками разбитых в давке статуэток.

Молодого исхудавшего парня в дерюжной рубахе и видавшей виды соломенной шляпе затерло между быком, впряженным в ярмо, перевитое плющом, и крестьянской телегой, набитой детьми, как улей пчелами.

Румяная черноволосая девка прижимала к груди расписную статуэтку Деметры и с испугом таращилась на оборванца, вся правая щека которого была располосована, словно когтями. У него явно водились вши, а может и стригучий лишай. Воспаленный усталый взгляд тыкался из стороны в сторону, ища лазейку, чтоб выскользнуть из толпы. На грязной шее, которую он по гусиному вытягивал вверх, заметны были ссадины и содранная кожа.

«Может, он разбойник? — подумала девка, ерзнув на мешках ячменя, которые семья везла в дар святилищу. — То, что не добрый человек, это уж точно. Больной. Одно слово — больной».

— Не бойтесь меня, — обратился к ней Асандр. Он хотел говорить мягко, но голос помимо воли вышел хриплым и грубым. — Я не причиню вам вреда. Мне бы только выюраться отсюда.

Девка шарахнулась назад, спиной сбив нескольких малышей вглубь телеги, а один шлепнулся прямо на дорогу.

Асандр успел подхватить его как раз между колесом и воловьим копытом.

— Не тронь детей! — тоненько взвизгнула крестьянка.

— Стащил! Стащил! Младенца украли! — заверещали женщины вокруг.

— Положь ребенка! — прогремел сбоку раскатистый мужской бас. И сразу несколько рук вцепились Асандру в плечи.

— Вор!

— Вор! Смотрите!

— Хотел прорезать мешки с ячменем!

— Да нет же! Он чуть не съел ребенка!

— Люди добрые! — взмолился Асандр. — Я вам ничего не сделал! Я же спас вашего мальчишку! Его бы раздавили в толпе!

— Молчи. Знаем вас, нищих! — послышалось в ответ. — Хочешь бродяжить, сидел бы за морем. В Милете. А здесь все сыты, кто не голоден.

— Земли полно, а они колобродят! Ворье поганое!

— Ни рук, ни мечей не хватает!

— Мы кормим только воинов! А бродяг кормить не будем!

Жадные, мстительные руки тянули Асандра во все стороны. Он почувствовал, что его нервы, и так доведенные в последнее время до предела, вот-вот не выдержат.

— Люди! Да что вы? — заорал путник, с силой, неизвестно откуда взявшейся в его костлявом теле, стряхивая наседавших крестьян. — Я из поена иду! От самого Танаиса. Не трогал я вашего ребенка!

— Ври! Ври! — ответили сразу несколько голосов.

— Тащите его на гору. К святилищу. Пусть бьется с Гераклом.

— Правильно! Как раз срок.

— Хорошее наказание.

— Да ну! — кто-то сплюнул. — Смешно даже! Такой хилый. Ему и пяти минут не устоять…

— А что мы теряем? Можем забить камнями. Можем отдать жрецу.

— Пусть сражается!

— Если он не лжет, Апатура подарит ему победу.

Это предположение было встречено громкими насмешками.

Асандр не смог освободить руки. Ему до отвращения привычно захлестнули ремнем запястья и шею, а другой конец петли привязали к телеге. Злополучная девка, из-за дурости которой все и началось, жалась в дальнем конце.

«Стерва, — думал несчастный пленник. — Надо же быть такой дурой!» Ему показалось, что на него с любопытством, но без всякого сочувствия смотрит смуглый узколицый парень в сосновой клетке, укрепленной на другой телеге. По виду он был явно тавр, и в его темно-карих, почти черных глазах читалось мстительное удовольствие.

— Послушай, куда нас ведут? — обратился к нему Асандр.

— Апатура. — только и ответил тот и сразу отвернулся, показывая, что разговор с эллином ему неприятен.

Между тем караван уже почти достиг вершины горы. Под одинокими воротами из трех положенных друг на друга серых глыб стояли нимфы в платьях из оленьей кожи и показывали богомольцам на две глубокие ямы по обе стороны дороги, куда паломники кидали терракотовые фигурки Афродиты, Деметры, Персефоны и недорогие бронзовые украшения.