Читаем без скачивания Антропология Адвентистов Седьмого дня и свидетелей Иеговы - священник Даниил Сысоев

Вообще здесь стоит заметить, что само происхождение учения о бессмертии души сектанты напрямую связывают, с одной стороны, со спиритизмом, а с другой — с учением Платона, проникшим и в иудаизм и в христианство. Но источником и той и другой лжи они считают диавола, который якобы таким образом пытался продолжать распространять свою эдемскую ложь. Конечно, все их утверждения полностью бездоказательны. Сатана пытался уверить Еву не в том, что ее часть продолжит свое существование, а в том, что она сама не умрет. Существование части человека вовсе не опровергает смерти целого существа! А для того, чтобы доказать влияние Платона на иудаизм и христианство, приведшее к такой «порче», необходимо сперва объяснить, почему тогда Иисус Христос не приложил никаких усилий для «возрождения истины», которая, как показывают и кумранские находки, и памятники апокрифической иудейской письменности, и свидетельства Иосифа Флавия, была уже «помрачена» ко времени Его пришествия. Более того, как мы увидим дальше, Он, наоборот, Своими в высшей степени «неосторожными» высказываниями (наприм., Мф. 10,28, Притча о богаче и Лазаре, ответ благоразумному разбойнику и т. д.) просто подтолкнул христиан к «платонизму». И Он был настолько «небрежен», что выбрал Себе в качестве апостола человека, испытавшего влияние платонизма[111] — ап. Павла. Все это показывает крайнюю несерьезность Его отношения к этому важнейшему вопросу вероучения, которое бедные еретики вынуждены восстанавливать не по Новому Завету, а по нескольким вырванным из контекста стихам Екклесиаста и в их свете понимать уже все остальное Писание. Недаром учения о смертности души были практически не известны (за редчайшими исключениями) в течение первых полутора тысяч лет, прошедших после исчезновения саддукеев, до отдельных анабаптистов и их наследников XVII–XIX века.

Здесь надо заметить, что именно в этом ключе пытаются толковать иеговисты и адвентисты рассказы реанимированных о жизни после смерти. Они считают, что дело здесь или в дьявольском обмане, или просто имела место галлюцинация (при отсутствии мозговой деятельности). Конечно, наша Церковь настороженно относится к работам Р. Моуди[112], в которых обнаруживается много влияний оккультных представлений[113]. Но при этом сам факт посмертного существования души, обнаруженный Моуди и его сторонниками, — «это то, что христианам известно как отделение души от тела в момент смерти»[114]. Напротив, сектанты вынуждены для объяснения этого наблюдения пытаться объяснить одно непонятное (посмертный опыт) чрез другое (наркотики, медитация)[115]. Не очень-то это логично, особенно если учесть, что реанимированные смогли узнавать ту информацию, которая была бы им не доступна, если бы не продолжала существовать душа (например, разговор в соседней палате).

Даже если здесь сектанты могут сказать, что эту информацию человеку открыли демоны, тогда они все же должны признать факт существования субъекта, воспринимающего бесовские внушения после окончания жизнедеятельности организма, а ведь именно против этого они и борются. Для опровержения очевидно обнаруженного факта существования неумирающего субъекта иеговисты ссылаются на «великий авторитет» владельца похоронного бюро Томаса Линча, который сказал: «Те, кто видел свет в тоннеле или что-то подобное, не были мертвы, просто они не подавали никаких признаков жизни. (Правда непонятно для нас, профанов, в чем отличие между не подающим признаков жизни телом и трупом! — свящ. Д.С.) «Мертвые» — это те, кто уже не может вернуться»[116]. Ну, конечно, против столь «аргументированного» ответа и столь высоконаучной ссылки нам просто нечего возразить! Видно, совсем плохи у иеговистов дела с фактами, коли приходится прибегать к таким доказательствам.

4.3. Ветхозаветные воскресения

Хотя Ветхий Завет весь проходит под сенью смерти, но тем не менее и в это время Бог давал знаки будущей победы над тлением. Это случаи воскресения из мертвых. И они ясно показывают всю неправоту еретической антропологии. Особенно ясно видно это в описании воскрешения пророком Илией сына Сарептской вдовы: «После этого заболел сын этой женщины, хозяйки дома, и болезнь его была так сильна, что не осталось в нем дыхания. И сказала она Илии: что мне и тебе, человек Божий? ты пришел ко мне напомнить грехи мои и умертвить сына моего. И сказал он ей: дай мне сына твоего. И взял его с рук ее, и понес его в горницу, где он жил, и положил его на свою постель, и воззвал к Господу и сказал: Господи Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее? И простершись над отроком трижды, он воззвал к Господу и сказал: Господи Боже мой! да возвратится душа отрока сего в него! И услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил. И взял Илия отрока, и свел его из горницы в дом, и отдал его матери его, и сказал Илия: смотри, сын твой жив». (3 Цар. 17, 17–23)

Это описание совершенно ясно показывает, что душа покидает человека в момент смерти и вновь возвращается в него в час воскресения. По-другому понять этот текст непредвзятому человеку нельзя. Ведь если душа — это просто человек («библейская формула довольно проста: прах земли (элементы земли) + дыхание жизни = живое существо или живая душа»[117]), то все выражение это бессмысленно. Для ясности подставим в библейскую цитату сектантское определение: «Возвратились прах земли и дыхание жизни отрока сего в него». — получается, что тело возвратилось в тело!

Сектанты прекрасно понимают трудность своего положения и пытаются выйти из него, введя новое понятие для слова «душа», употребляемое только в данном случае: «Когда Илья молился, чтобы душа сына сарептской вдовы возвратилась в него, Бог ответил ему, воскресив отрока (3 Цар. 17, 21–22). Это произошло в результате воссоединения жизненного начала с телом; порознь они не могли не существовать, ни обладать сознанием»[118]. Голословное утверждение это противоречит священному тексту. Ведь в нем сказано «душа отрока сего», а не просто «душа», а значит, идет речь о некоей сущности, принадлежащей конкретному человеку. Простая энергия не может быть индивидуальной, и потому это толкование противоречит реальности библейского повествования.

4.4. Истинный смысл слов Екклесиаста

Одним из центральных мест в антропологических построениях иеговистов и адвентистов является обсуждение цитат из книги Екклесиаст, говорящих о посмертной участи человека. Подчас кажется, что для этих сектантов все учение Библии о посмертии сводятся к их толкованию слов Екклесиаста. Попытка вывести из этих слов учение о смертности человека не ново. Видимо на него опирались саддукеи в своей полемике против учения о духе и воскресении (Деян. 23, 8), а позднее, в VII веке с таким пониманием этого текста полемизировал свят. Григорий Двоеслов, посвятивший этому вопросу целую главу своих «Диалогов»[119].

Но перед тем как перейти к собственно анализу извращаемых сектантами текстов, необходимо сказать несколько слов о тех слушателях, к которым обращена книга, называемая «Проповедником». Ведь если этого не сделать, то для нас станут непонятны не только места, на которые ссылаются сектанты, но и те, которые входят в противоречие с их собственной концепцией. («Всему и всем — одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и [злому], чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы». (Еккл. 9, 2) Эти слова, понятые буквально, входят в противоречие не только с общим учением Библии (Мал. 3, 18; Мф. 16, 27 и т. д.), но и с учением адвентистов и иеговистов. Ведь и для них вовсе не все равно для их потенциального адепта — будет ли он в их секте или нет!)

Итак, как справедливо говорит свят. Григорий Двоеслов, «Книга Соломона, в которой написаны эти слова, называется Екклесиаст. Екклесиаст, собственно, значит проповедник. В проповеди обыкновенно предлагается мысль, которая останавливает волнение шумной толпы. Слово проповедника приводит к единомыслию многих, которые различно думают. И эта книга потому названа Проповедник, что в ней Соломон как бы себе усвояет мысли волнующейся толпы, дабы, после рассмотрения их, сказать то, на что согласилась бы, вникнувши, и неопытная толпа. Ибо сколько мыслей приводит в движение (проповедник) чрез рассмотрение, столько же различных лиц представляет в своем лице. И истинный проповедник как бы простертою рукою останавливает волнение всех и заставляет их соглашаться на одну мысль, подобно тому как говорит он же в конце этой книги: конец слова все слушай: Бога бойся, и заповеди Его храни, яко сие всяк человек (Еккл. 12,13). Ибо если в речи, помещенной в этой книге, он не представляет в своем лице многих, то для чего призывает всех вместе с собою к выслушанию конца речи? Итак, кто говорит в конце книги: все будем слушать, тот сам свидетельствует, что, представляя в себе многие лица, он как бы не один говорит. Поэтому в сей книге некоторые мысли высказаны только для рассмотрения их, другие удовлетворяют уму; одни принадлежат духу человека, колеблющегося и еще преданного удовольствиям мира сего, другие, согласные с умом, предлагаются для того, чтобы удержать душу от этих удовольствий. Так, Соломон говорит в сей книге: Се, видех аз благое, еже есть изрядно, еже ясти и пити, и видети благостыню во всем труде своем (Еккл. 5, 17); а гораздо ниже прибавляет: Благо ходити в дом плача, нежели ходити в дом пира (7, 3). Если хорошо есть и пить, то лучше, по-видимому, ходить в дом пира, нежели в дом плача. Отсюда видно, что первое говорится от лица несовершенных, а последнее прибавляется от разума. Излагая разумные причины, он далее показывает и пользу, какую получает человек в доме плача: понеже сие конец всякому человеку, и живый даст благо в сердце его, и живой размыслит, что с ним будет. Опять там написано: Веселися, юноше, в юности твоей (Еккл. 11, 9), и немного спустя прибавлено: яко юность и безумие (удовольствия) суета (ст. 10). Если он обличает суету, то к чему прежде, по-видимому, побуждал, то ясно показывает, что первые слова сказаны как бы от лица плотского человека, а последние прибавлены по суду истины. Так, выражая прежде удовольствие плотских людей, преданных заботам, возвещает, что хорошо есть и пить, то же самое потом, по суду разума, отвергает, когда говорит, что лучше идти в дом плача, нежели в дом пира; также и о веселии юноши в юности его предлагает как бы от лица плотских людей, а потом, после объяснения мысли, и юность и веселие называет суетою. Точно так же наш проповедник предлагает мысль от лица несовершенных умом, когда говорит: якоже случай сынов человеческих, и случай скотский, случай един им: якоже смерть того, тако и смерть сего, и дух един во всех, и что излише имать человек паче скота (Еккл. 5, 19); ибо, по разуму, он предлагает другую мысль, говоря: кое изобилие (человеку) мудрому паче безумного? понеже нищ позна ходити противу живота (Еккл. 6, 8)»[120].