Читаем без скачивания Кто-то просит прощения - Вадим Юрьевич Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А мы с тобой…
– У тебя ведь есть спальный мешок? – перебила Кислого девушка.
– Хочешь сказать, что я не должен из него вылезать? – уныло уточнил он в ответ.
– Или оставайся спать у костра.
– Ладно, ладно, я понял… не хочешь – как хочешь. – Кислый вздохнул, прислушиваясь к доносящемуся из палатки Кейна шуршанию, и спросил: – Может, раскуримся?
– Кури сам. Я – спать.
Зебра направилась к палатке.
– Как знаешь. – Кислый коротко выругался и достал пакетик с травкой.
12 августа, пятница
– А когда начнётся тайга? – поинтересовался Феликс, с деланным разочарованием разглядывая простирающуюся вокруг равнину.
– Ты опять за своё? – рассмеялся сидящий за рулём Сергей и погладил бритую под ноль голову. – Спрашивал уже.
– Конечно, как я могу не спрашивать? – Вербин сделал вид, что изумлён до крайности. – Мы ведь в Сибири?
– В Сибири, – подтвердил Сергей.
– А раз мы в Сибири – давай тайгу. Вынь, как говорится, да положь. Иначе в этом всём нет никакого смысла, потому что Сибирь – это тайга. Без вариантов.
– Что ты такой вредный?
– Какой есть.
Шутливый диалог брал начало с их первой, давней, да к тому же – зимней, поездки на Байкал. Однако в тот раз он начался совсем не шутливо – Вербин действительно удивился тому, что, выехав из Иркутска, они оказались не в глухой тайге… ладно, пусть не в глухой тайге, но хотя бы в густом лесу – а на широкой открытой равнине. И вопрос – в тот раз – он задал серьёзно, и услышал в ответ, что Сибирь – это не только тайга, но и степи. Местами. Не то чтобы Феликс об этом не знал, но не ожидал оказаться в степи по дороге на Байкал.
С тех пор это стало их с Сергеем шуткой, то один тот разговор вспомнит, то другой. Да и чего не вспомнить – ехать двести с лишним километров, обо всём поговорить успеешь. И даже о том, о чём говорить сложно, но в дороге – почему-то – легко:
– Что решил, брат, дальше трубить или перчатки на гвоздь? – негромко спросил Сергей, когда они отъехали от города километров на пятьдесят. И после довольно длинной паузы, которая последовала после окончания предыдущей темы. Спросил, потому что знал, что после потрясений, что выпали на долю Вербина, первое, что приходит в голову – бросить всё и подать рапорт на заслуженную.
Во время предыдущего расследования Феликс Вербин, майор, старший оперуполномоченный по особо важным делам Московского уголовного розыска, потерял невесту. А по сути – жену. Любимую женщину, рядом с которой был по-настоящему счастлив. Официально смерть Криденс с делом Кровососа не связывали, она была признана естественной. И даже неофициально увязать смерть с расследованием было крайне сложно, однако Вербин винил себя в гибели невесты, мучился, что не уберёг Криденс от беды, и с радостью согласился на предложение взять длительный отпуск. Первые несколько дней сидел в квартире, в основном спал, иногда что-то ел. Дверь открывал редко, на звонки отвечал ещё реже, только на самые настойчивые. А Сергей, которому рассказали о беде Вербина, оказался настойчив, звонил, не переставая, и тем заставил Феликса снять трубку. Сергей тот разговор начал с чего положено, потом помолчал, а потом – Феликс уже хотел заканчивать общение – велел собираться и лететь к нему, пригрозив, что в противном случае сам явится в Москву, вышибет дверь, упакует Вербина в ручную кладь и отвезёт в Иркутск. Яростный дружеский напор подействовал: Феликс сначала просто пообещал, но Сергей, почувствовав слабину, усилил нажим и заставил друга открыть ноутбук и забронировать билет. Вот и получилось, что Вербин едет на пассажирском сиденье внедорожника, стараясь не думать о том, что мечтал побывать на Байкале вместе с Криденс.
– Служить останусь, – помолчав, ответил Феликс. – Больше я ничего не умею. – Подумал и добавил: – Да и не хочу ничем другим заниматься.
– Как и все мы, – кивнул Сергей. – Косого только пуля исправит. – Помолчал и уточнил: – Ты реально хочешь продолжить?
– Хочу. Но честно скажу: не знаю, потяну ли? – Вербин провёл пальцами по пластику дверцы. Погода стояла отличная, тёплая, но не жаркая, поэтому кондиционер выключили и открыли окна. Стало, конечно, шумно, зато ветер приносил не только приятную свежесть, но – иногда – и яркие степные запахи. – То, что случилось с Кри, нельзя было предвидеть. Я ругаю себя не за то, что сделал что-то не так, потому что я всё делал так, как должен был делать. Я ругаю себя за то, что не почувствовал, понимаешь? Я говорил, что люблю её, но когда пришёл час – не почувствовал, что она в беде. Хотя должен… обязан был понять, что с Кри что-то происходит. Я должен был пойти с ней в тот вечер. А я остался на месте преступления.
Феликс выставил руку за окно и растопырил пальцы, с наслаждением принимая на них плотный воздушный поток – друг вёл машину довольно быстро.
– А если Криденс не хотела, чтобы ты почувствовал? – негромко спросил Сергей.
– Об этом я тоже думал и склонен с тобой согласиться, – ответил Вербин, разглядывая руку. – Однако для меня это обстоятельство не имеет никакого значения. Пусть Криденс этого не хотела – не важно, важно то, что я должен был почувствовать. Должен – и всё.
Он сжал кулак.
Вербин и Криденс были идеальной парой, прекрасно дополняли друг друга во всём и точно знали, что наконец-то, после долгих поисков, нашли свою половинку. Сергей приезжал в Москву полгода назад и видел, что Феликс не изменился рядом с Криденс, не стал другим человеком, как любят говорить писатели, а просто был счастлив.
А сейчас – разбит вдребезги.
И винит в случившемся себя.
– Можно задать не очень приятный вопрос?
– Можно, – кивнул Вербин, не поворачиваясь к другу.
– Кровосос убил Кри?
– Нет. Но я точно знаю, что Криденс умерла из-за него.
– Вот дерьмо, – выругался Сергей. И тут же напомнил: – Но ведь Кровососа больше нет.
– Не всё так просто.
Объяснять, что имеет в виду, Феликс не хотел, и тут ему повезло: едва прозвучал ответ, Сергей начал сбрасывать скорость.
– Мы останавливаемся?
– Ты забыл обычаи?
– Не думал, что ты до сих пор их придерживаешься.
– Обычаи потому и называются обычаями, что их придерживаются всегда, – размеренно ответил Сергей. – Законы меняют, историю переписывают, принципами торгуют, но есть незыблемые вещи, которые были, есть и будут всегда, даже когда придуманные людьми законы, история и принципы канут в Лету.
– Да, ты говорил, – обронил Вербин.
– Не веришь?
– Даже если и не верю – не собираюсь проявлять неуважение.
– Вот это правильно, – одобрил Сергей, останавливая машину. – Выходим.
От Иркутска до Ольхона примерно двести пятьдесят километров, и в прошлый раз это вызвало у Феликса такое же удивление, как и наличие по дороге степи – он ожидал, что будет много меньше. Выслушал короткое: «Это Сибирь, брат, здесь триста километров – не расстояние, а немного в сторону», пожал плечами и сел в машину, сказав себе, что расстояние и впрямь не самое великое. Однако проехать его без остановок не получилось, поскольку под «незыблемыми вещами» Сергей подразумевал в том числе остановки у барисанов – попросить у хозяев местности спокойной дороги, хорошей погоды и добрых людей. Просьба подкреплялась небольшой дозой крепкого, а поскольку Сергей был за рулём, отдуваться приходилось Феликсу, но он справился.[6]
Он угостил хозяина местности, сделал маленький глоток сам, закурил, глядя на раскинувшиеся вокруг просторы, и неожиданно почувствовал, что… нет, ему не стало спокойно… боль не ушла… его не утешили… С ним разделили мысли. Не прочитали, чтобы обдумать или дать совет, но разделили. Боль не забрали – боль останется с ним навсегда, ведь это его боль, но мысли стали частью всего вокруг. И говорить ничего не нужно – потому что всё уже известно. И ему никто ничего не скажет – потому что слово должно родиться в нём. Когда придёт время. И каким то слово будет – решать ему и только ему.
Феликс проявил уважение.
И почувствовал, что уважение проявили к нему.
– О чём мысли гоняешь? – спросил Сергей.
– Извини, я в последнее время периодически выпадаю из реальности, – медленно ответил Вербин. – Погружаюсь в себя.
– Значит, за руль я тебя не пущу.
– Ты не заметил, что я уже махнул рюмашку? – поднял брови Феликс.
– Да ну? – пошутил в ответ Сергей. – Но тогда тем более не пущу.
Они рассмеялись и направились к машине.
И Феликс подумал, что пока идея с бегством за море себя оправдывает – ему действительно стало чуть легче. И вовсе не потому, что он напивался до беспамятства, Феликсу этого не требовалось, он этого не хотел. Просто другое небо и другой город. Просто вдали от места, где разбился вдребезги.
Два дня Вербин бродил по Иркутску. В основном – в одиночестве. Так получилось, что до сих пор он был в городе только зимой, и теперь с удовольствием разглядывал знакомые улицы в новом – для себя – убранстве. Старые дома,
