Читаем без скачивания Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Даже если не касаться времен крестовых походов и католической экспансии на Украину, а начать с эпохи "прорубания окон в Европу" Петром I, то сплошь и рядом можно увидеть примеры подобных явлений. Да взять хотя бы историю этого «прорубания». Ведь если для Петра и было заманчиво вернуть утраченные русские земли по Неве и Ладоге, то сам он вступать в войну со Швецией, находившейся на вершине могущества, конечно, поостерегся бы. Втянули-то его в союз Дания и Саксония с Польшей, которые после смерти Карла XI сочли момент благоприятным, чтобы поживиться за счет шведских владений. А русских решили привлечь как вспомогательную силу — чтобы на второстепенном направлении отвлекли на себя часть войск противника. Словом, так же, как прежде Австрия и Венеция привлекали «варваров-московитов» к альянсу против Турции. Причем заведомо условившись, что не стоит, дескать, этих варваров далеко пускать. Но стоило союзникам Петра потерпеть поражения, как они без малейших колебаний пошли на сепаратные договоры с врагом, предоставив Карлу XII разделываться с Россией, как его душенька пожелает. И длительное время русским пришлось воевать почти в полной международной изоляции.

Правда, после Полтавы ситуация разительно изменилась. И прежние союзники вновь стали "лучшими друзьями", и новые мгновенно нашлись в лице Пруссии, Ганновера, связанной с ним Англии. Однако едва они с помощью России удовлетворили собственные запросы, поделив шведские владения в Померании, как тут-то и дружбе конец пришел. И все немедленно озаботились "усилением Москвы", снова наперегонки кинувшись заключать сепаратный мир, а то и союзы со Швецией. Поэтому завершать войну русским пришлось в таких условиях, когда им открыто противостояла мощная коалиция европейских держав во главе с Англией, ставившей целью ни больше ни меньше, как загнать «московитов» в предвоенное состояние и лишить завоеваний на Балтике.

Кстати, тут целесообразно сделать и некоторое отступление относительно самих «западнических» реформ Петра, раз уж они на протяжении нескольких столетий вызывают столь ожесточенные споры среди отечественной интеллигенции. Но на мой взгляд, здесь достаточно отметить лишь одну-единственную характерную некорректность подхода — все эти споры велись и ведутся с позиций того времени, когда живут и высказываются их участники. А если вернуться к конкретной исторической ситуации конца XVII — начала XVIII в. в., то спорить останется лишь о методах, которыми царь внедрял те или иные нововведения. Их, конечно, можно осуждать или оправдывать, но что касается главной сути, то любая дискуссия окажется просто-напросто беспредметной. Потому что не будь этих реформ, Россию ожидала участь Китая или Индии — тоже стран с древней и развитой духовной культурой, но на определенном этапе отставших от Европы в техническом отношении. К этому, собственно, все и шло — иностранцы начинали «осваивать» Россию примерно так же, как было на первых этапах освоения Китая. Поэтому вопросы, какими путями пошло бы развитие страны, и каких бед она избежала бы, не будь ее «европеизации», заведомо теряют всякий смысл.

Впрочем, необходимо иметь в виду и тот факт, что в прямом смысле слова «западником» Петр никогда не был. И перенимал (возможно, порой ошибаясь или допуская перегибы) за рубежом лишь то, что считал жизненно необходимым. А технический уровень и национальные особенности — понятия совершенно разные и связаны между собой лишь косвенным образом. Например, японцы вовсе не перестали быть японцами, когда пошли по тому же пути, что петровская Россия, т. е. перенимая и широко внедряя передовые технические достижения. И только этим смогли избежать печальной участи соседних с ними стран…

Но вернемся к истории нашей страны, и мы увидим, что "прорубленным окнам" и «европеизации» сама Европа отнюдь не обрадовалась, и "ограничение интересов России" превратилось в одно из постоянных направлений международной политики. Скажем, в течение XVIII в. в данном плане особенно усердствовала Франция, возглавлявшая в те времена одну из сильнейших западных коалиций. Так, в 1741 г. она спонсировала, а отчасти и инициировала заговор в пользу Елизаветы, и делала это по причинам совсем недружественного и негалантного свойства. Просто дочь Петра сочли довольно неумной и взбаламошной бабенкой, и были уверены, что она своим правлением развалит государство и приведет его в допетровское состояние. Чтобы Россия больше не мешалась и не путалась под ногами в европейских делах. Когда же интригами и посулами удалось втянуть Елизавету в Семилетнюю войну 1756–1763 гг. (кстати, совершенно ненужную для России, поскольку каждая из ее союзниц преследовала лишь свои частные цели: Франция боролись с Англией за колониальное господство в мире, Австрия с Пруссией — за гегемонию в германском сообществе и спорные территории), то и здесь сказались особенности той же политики. Как возмущенно отмечали российские представители, дипломатия союзницы-Франции и в Стамбуле, и в Варшаве, и в Стокгольме действовала так, будто Россия была не партнером, а противником в войне; А союзница-Австрия хоть и «дружила», но пыталась поставить дело так, чтобы действия русских войск ограничивались помощью самой Австрии и обеспечивали ее приобретения.

В правление Екатерины Великой «дружественная» Франция целенаправленно подстрекала поляков к антироссийским выступлениям и акциям против православных, финансировала восстания конфедератов, посылала военных инструкторов и создавала на сопредельных территориях базы для подготовки польских отрядов. Словом, всеми силами попыталась создать под боком у русских очаг напряженности, что и послужило одной из причин разделов Польши (конечно, не единственной, но все-таки). И если коснуться пресловутой экспансии России на юг, то тоже оказывается, что каждая из русско-турецких войн второй половины XVIII в., завершавшихся новыми территориальными приобретениями Екатерины, начиналась-то вовсе не агрессивными действиями русских, а по инициативе Турции. Активно подстрекаемой к этому Францией, всякий раз обещавшей и оказывавшей финансовую и военную помощь в подобных начинаниях.

Когда Павел I из чисто рыцарских побуждений ввязался в войны против Наполеона, то как раз боязнь "усиления России" свела на нет все достигнутые успехи. Суворовские предложения нанести удар по Парижу из Северной Италии отвергались, а его действия, как и действия эскадры Ушакова искусственно парализовывались. Вместо этого союзники предполагали использовать русских только для таскания каштанов из огня для самих себя, Австрия — чтобы утвердиться в Италии, Англия — в Голландии и на Средиземном море. И в итоге для русских одержанные блестящие победы обернулись только напрасными потерями. Их тут же спешили удалить из тех мест, где они побеждали, и перебросить туда, где их присутствие казалось менее "опасным".

Ничего хорошего не дали России и последующие коалиционные войны. Европейские союзники, Австрия и Пруссия, подставляли ее, когда считали нужным. С одной стороны, не давали как следует развернуться, из собственных мелких соображений вмешиваясь в стратегию и пытаясь навязать выгодные им решения. С другой, по своему усмотрению вступали в односторонние переговоры с неприятелем, заключали договоры, капитулировали на приемлемых для себя условиях — и то и дело ставили русскую армию в критическое положение. Можно вспомнить и о том, что в наполеоновском нашествии 1812 г. участвовали далеко не одни французы. В состав Великой армии входило "двунадесять языков" — и поляки, и австрийцы, и немцы, и итальянцы. И хотя о некоторых из них принято говорить, как о «подневольных» участниках похода, но ведь они и в боях участвовали вполне добросовестно, и мародерствовали на русской земле ничуть не хуже французов.

И не зря Кутузов — между прочим, не только великий полководец, но и один из талантливейших дипломатов своего времени — вообще был против того, чтобы после побед в России переходить границы и «освобождать» западных соседей. Предвидел, что благодарности от них все равно не дождешься, и довольно быстро они превратятся в соперников и недоброжелателей. И его прогнозы полностью оправдались полностью. Потому что все предшествующие антироссийские интриги были, собственно, еще «цветочками». С некоторой натяжкой даже вписывающимися в общие правила и методы европейских коалиционных игр друг против дружки. А вот то, что Россия одолела Бонапарта, разгромившего и покорившего столько западных стран, то есть, показала себя самым сильным европейским государством, ей "не простили". И тогда-то начала складываться линия единой, или скажем так, весьма дружной западной политики, нацеленной на ее ослабление. Вплоть до того, что уже в 1815 г. на том самом Венском конгрессе, где обсуждались вопросы послевоенного устройства Европы, союзницы Англия и Австрия не постеснялись заключить тайный антироссийский союз с побежденной Францией.