Читаем без скачивания Злой дух Ямбуя (сборник) - Григорий Федосеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава четвертая. Тревоги пастушки Лангары
Сквозь ситцевую стенку полога сочатся свежесть хвойного леса и терпкий запах багульника. Чувствуется, как сыро в перелеске после ночного дождя, страшновато высунуться наружу, сразу окатит холодом. Но что поделаешь, надо выбираться.
За чумами еще сумрачно, еще ничто не различимо, кроме вздыбленных гор в синей дали и хрупких огоньков в небе. В этот переломный час между ночью и днем голоса и шумы приглушены, белое и черное еще слито воедино. Всюду покой и сон. Однако обитатели тайги давно уже проснулись, но маются, ждут, когда тронется мрак и уйдут из перелеска подозрительные тени.
Старика уже нет у затухшего костра, куда-то исчез. Пастухи ушли собирать стадо.
Захожу в чум к Аннушке. Ей не стало легче, хотя температура немного спала. Девочка по-прежнему никого не узнает, ничего не ест. Стеклянные глаза ничего не выражают. Вряд ли она выживет. Без всякой надежды даю ей лекарство и выхожу, смотрю на небо. Как назло, у горизонта появились дождевые тучи. Они низко плывут над сонной землей. Уже постукивает гром. «Силы небесные, отведите от нас грозу, пропустите самолет, а потом пусть дождь льет сколько угодно», – невольно шепчу я.
В эту минуту я, кажется, сам становлюсь суеверным и готов вымолить у духов жизнь ребенку.
Павел раздувает костер. Пробуждаясь, задымились чумы. Светлой полоской обозначился восток. Нагорье раскрывалось темно-лиловыми болотами, пурпуром холмов и полосами заиндевевших марей.
«Курлы… курлы…» – прощаются с клюквенными марями журавли.
Белые лебеди – властители неба, молча плывут в предгрозовой синеве. В тяжелых взмахах их крыльев – царственное величие. Они несут земле рассвет.
Уходит ночь. Уходят тени… Что-то неуловимо прекрасное нарождается в полусвете зари, сочится на волнистую землю. Ветер приятно веет в лицо с далеких гор.
Пастухи, узнав, что должен быть самолет с лекарствами для Аннушки, всполошились. Им трудно представить, как он сядет на болото или топкую марь.
Ко мне подошла Лангара, доверчиво дотронулась до моей руки.
– Лючи, спаси Аннушку! – Ее голос дрогнул, сухие губы сжались.
– Этого я и хочу. Вся надежда на самолет, Лангара. Лишь бы он не опоздал… Но скажи, если мы спасем Аннушку, ты поверишь, что нет злых духов?
Старуха недружелюбно взглянула на меня.
– Ты только не подумай, что я ставлю условие. Нет. Я говорю так потому, что знаю, сколько несчастья принесли вам эти несуществующие духи, вера в них.
– Ты хочешь разогнуть дугу, чтобы не поломать ее. Но так не бывает. – И она уже хотела уходить.
– Послушай, Лангара, объясни мне, пожалуйста: эвенки были православными, ты и Карарбах, вероятно, крещеные? Почему же вы не верите в Христа, продолжаете поклоняться духам, богам своих предков?
– Кому нужен твой Христос? – Она удивленно глянула на меня. – Он шибко далеко на небе, чтобы знать горе людей, как выпросишь у него добра? Другое дело духи: они живут в тайге вместе с нами, все видят, все знают и не терпят, чтобы над ними смеялись. Разгневаешь – они пошлют грозу, мор, ребенка отнимут, угонят оленей. А хорошо о них будешь думать – получишь не одну удачу. Им все дано. Говорю тебе, они хотят взять Аннушку, видишь, дождь идет, не хотят пустить сюда самолет с лекарствами.
– Это не в их власти.
Лангара отмахивается от меня, уходит к чуму.
Подхожу к костру, у которого возится Павел.
– Наши ребята уже шанежки едят со сметаной. Вечером к девчатам пойдут, а мы… – ворчит мой спутник, наваливая конец бревна на огонь.
– Не горюй, на Ямбуе долго не задержимся.
– Вы думаете? – Он вопросительно смотрит на меня. – Хорошо, если на гольце какие-то злые духи, с ними-то быстро справимся. А вот если там бандиты?..
– Как-нибудь и с ними справимся. Вот увидишь, Павел, скоро у тебя будет свидание со Светланой.
– С такой программой согласен, – радостно говорит он и задает мне деловой вопрос: – Что варить на завтрак? Нынче мы на своих харчах.
– Кашу бы пшенную, а?
– Опять кашу… От такой пищи ноги уже не ходят.
– Ничего, дойдем до места, там непременно охотой займемся.
– Вы думаете, добрые духи подарят нам зверя!
– Там, где зло живет, есть и добру место. Авось не пропадем!
– Чем на авось надеяться да гадать, лучше нам взять с собою глухого старика, с ним надежнее будет по всем статьям. В тайге он как дома. Неизвестно, как долго мы там пробудем, на этом самом Ямбуе…
– Пожалуй, ты прав, – перебиваю я Павла. – Карарбах, видать, хороший охотник, большой следопыт. Но, боюсь, старик человек суеверный, вряд ли согласится пойти с нами.
– А вы попробуйте его уговорить.
Утро в полном разливе. Морозит. Нежнее и чище становится голубизна далекого неба. Редеют перелески, пронизанным светом зари, все более четко вырисовываются на густо-красном фоне деревья.
Из чума показывается Лангара. Она идет к нам мелкими неторопливыми шагами. Что-то несет.
– Действуйте насчет старика через нее, – советует Павел, кивая головой на старуху. – Она ведь тут за главного командующего.
– Это вам! – кричит старуха, протягивая куски вяленой оленины как бы в знак примирения.
– Спасибо, Лангара, но нам нечем отблагодарить тебя. Деньги возьмешь?
– Когда люди живут в одном стойбище, разве мясо продают?
– Но ведь гость не нахлебник!
– Э-э, лючи, надо знать, что без пищи никто жить не может, но не у каждого она есть в котомке. Убил зверя – твой фарт, тебе спасибо, а мясо всему стойбищу. Закон наших предков не позволяет одному брать себе воду и пищу, – и старуха сует мне в руки куски сушеного, приятно пахнущего дымком мяса.
– Спасибо тебе, Лангара, и за мясо и за мудрое наставление. Твои предки, завещавшие эту истину, были достойными людьми.
– Надо бы свежего мяса вам дать, да оно кончилось вчера, – говорит старуха, поднимая с земли упавший кусочек оленины, и отправляет его в рот. – Старик рано утром ушел с ружьем, тут близко сохатый постоянно жирует; может, удача будет, вернется вечером и еще вас угощать будем.
– Ему, глухому, видимо, трудно дается охота. Разве только скрадом он и может убить зверя?
– Что ты! – замахала руками старуха. – Скрадом сейчас не добыть сохатого. Это время лист на полу, тихо ходить нельзя, да и зверь сохатый, сокжой на месте не стоит, шибко ходит, грибы ищет, ни за что не догонишь! Карарбах промышляет зверя с собаками.
– Как с собаками, он же глухой?! Собаки в поисках зверя далеко уходят с глаз, а лая их старик и близко не услышит. Ты шутишь, Лангара.
Старуха рассмеялась. Голосистое эхо разнесло ее смех по близким перелескам.
– Ты совсем как муннукан[8], думать не хочешь. Говорю, нужда многому учила людей. – Она достала из-за пазухи трубку, прикурила от лучинки и продолжала: – Когда Карарбах оглох, его все жалели, не давали ему мяса от другого охотника. Он голодал, долго думал, как жить. Потом догадался. Теперь берет на охоту две собаки. Одну привязывает к поясу, никуда не пускает, а другая бегает кругом, далеко по тайге, ищет зверя. Когда найдет и остановит его – лает. Другая собака на поводке у старика, тащит его на лай, приводит к зверю. Теперь понимаешь, каким хитрым сделала нужда глухого старика? А ты не веришь!
– У меня к тебе большая просьба, Лангара. Не сможете ли вы кочевать со своим стадом вместе с нами к Ямбую, пусть старик поможет нам найти следы пропавших людей.
Она выпрямилась и ткнула пальцем в мою голову:
– Кто поверит, что в таком большом котле нет ума! Или ты сдурел, что ли? Даже худой человек не захочет сам идти к злому духу! – Старуха резко повернулась, пошла от меня.
– Не уходи, Лангара, еще есть разговор.
Старуха недоверчиво приостановилась.
– Говори, да не трать по-пустому слова. Карарбах на Ямбуй не пойдет, – отчеканила она.
– А если я отдам тебе Загрю?
– Загрю?! – обрадовалась Лангара, делая шаг в мою сторону. – Отдашь Загрю?.. – Но вдруг осеклась и ушла тихими, неуверенными шагами.
Павел поджаривал на углях вяленое мясо.
– Слышал? – спросил я у него. – Их на Ямбуй и калачом не заманишь.
– Пожалуй, и не стоит уговаривать. Не дай бог что случится, тогда вина на нас ляжет, – ответил он.
Утро расточает пурпур, золотит холодное болото, марь и могучие крылья беркутов, парящих в вышине.
Лучи яркого света обнимают землю и нежным прикосновением будят горы, леса, прогоняют туман, скопившийся на дне широких падей.
Легкий, почти прозрачный дым окутывает чумы, откуда доносятся крики детей, стук посуды и говор.
Из перелеска подходят олени. Животные шарят по стоянке в поисках солонцов и ложатся на землю.
А ручей под притихшим осинником шумит, плещется, зовет. От него тянет прохладой и запахом свежей травы, смешанным с запахом увядающих листьев.
– Через пять минут связь со штабом, будете что передавать? – спрашивает Павел, присаживаясь рядом со мною.