Читаем без скачивания Человек и его окрестности - Фазиль Искандер

Хотелось сказать: вы сами их туда и посылаете, чтобы иметь этот аргумент. Но не сказал. По сути, так они могли действовать и, скорее всего, действовали, но доказать это я не мог.

Один из них, проявляя добрую осведомленность о моем творчестве, то и дело говорил:

— Дядюшка Сандро не одобрил бы ваши действия.

В сущности, это было неглупое, правильное наблюдение. Но я внутренне содрогался от ужаса, когда он дядю Сандро называл дядюшкой. Это было изощренной литературной пыткой, но сам говоривший, я уверен, об этом не подозревал. И тем сильней это действовало.

Так как накануне я крепко выпил (для меня вполне случайное совпадение, но так ли для них?), во время разговора я несколько раз со стаканом уходил в ванную и выпивал воду.

Заметив мою жажду, представители нового, младого поколения чекистов, их было двое, несколько раз просили, даже просто умоляли разрешить им заказать обед с вином, совершенно прозрачно намекая, что это никакого отношения не имеет к попытке отклонить меня от моих взглядов.

— Это поможет нам параллельно смягчить разговор, — вразумлял меня старший из них, — параллельно!

— Дядюшка Сандро любил застолье, — вкрадчиво вторил ему второй.

Но меня не устраивали обе параллели. Я знал, что всякая линия, движущаяся параллельно жандармской, рано или поздно пересекается с ней. Я никак не соглашался. И это сначала огорчало их, потом унижало их, потом обостряло идеологическое раздражение. Небольшая угроза, прозвучавшая при расставании, ни малейшего впечатления на меня не произвела, и я думаю, она была вызвана не столько идейными причинами, сколько гастрономическими. Больше всего я боялся, что, если вслед мне прозвучит еще один раз: «Дядюшка Сандро на вашем месте…» — я упаду. А потом ученые люди будут гадать, каким новым дьявольским оружием чекисты, как бы дунув в трубочку вслед уходящему клиенту, вызывают внезапные мозговые спазмы. Но слава Богу, он ничего не сказал.

То, что они хотели вкусно пообедать и выпить за счет фирмы, это и тогда было для меня ясно. Но вот что сейчас пришло мне в голову. Попробуем порассуждать.

Вот я ушел, оставив их в номере. Интересно, могли бы они заказать обед с вином, делая вид, что нас трое? Интересно, зависит ли роскошь обеда от определенного сметой разряда клиента? Хотелось бы думать, что я проходил по солидному разряду Тогда тем более им было бы обидно упускать обед.

Но как быть? Такие гостиничные номера, безусловно, прослушиваются. При этом, скорее всего, служба прослушивания им не подчиняется. Их тоже прослушивают. Но такой соблазн при многократном повторении опыта не мог ухватливому и угадчивому российскому человеку не подсказать выход на дармовой обед.

Предполагаю такой сценарный вариант. Ни на минуту не забывая, что пленка крутится, один из них подходит к дверям и хлопает ими. Оказывается, клиент вернулся. Второй чекист: «Заходите, заходите, не стесняйтесь! Сейчас посидим, поговорим, пообедаем. Слава Богу, все мы люди, все мы патриоты. Я так и знал, что вы вернетесь. Посидите, вот вам свежая газетка, а я сейчас закажу обед».

Заказывает обед по телефону. Стукачка-официантка приносит обед на троих. Накрывает. Отсутствие третьего пока не подозрительно. Тем более что в ванне заранее пущена вода. Нет, не душ. Это было бы слишком. Но крепкая струя воды из-под крана не помешает. Клиент нервно моет руки в предчувствии загрязнения души и в надежде, что ее можно отмыть, как руки. Поэтому — крепче струю! Больше клокочущей бодрости!

Ну, а дальше? Магнитофон работает. Где голос клиента? Сперва молчание его объясняется неимоверным аппетитом.

Последний благодушно вышучивается. От волнения пришел не позавтракав. Сколько можно говорить, что сейчас совсем другие времена, совсем другие чекисты. Ну, чокнуться-то вы можете, если говорить пока не в состоянии? Следует смачное чоканье. Можно рискнуть бубнением клиента, попыткой говорить с переполненным ртом. Ну, ладно, ешьте, ешьте. Вот этот поджаристый кусок на вас смотрит. Чоканье, чоканье… Но сколько можно так? Скандал назревает. Ваше затянувшееся молчание странно.

Да не презирает ли он нас? Наглость! Пришел, извините за выражение, жрет, пьет и ни слова не хочет говорить. Что? Вы уходите? Молча? Такого не бывало!

Следует угроза, гораздо более эмоциональная, чем первый раз, но столь же смутная. Хлопает дверь. Последняя служебная запись на магнитофоне: «Сорвал мероприятие, подлец!»

Но дело должно быть сработано чисто. Третья порция обеда подозрительно нетронута. А ведь неминуем приход официантки-стукачки. Третья порция благополучно уничтожается. При этом не забывают пустить в ход вилку и нож клиента. Да, чуть не забыли. Безболезненно опорожняется и третий фужер. Конечно, можно было бы считать, что клиент ушел, не выпив последний бокал. Но такой клиент в наше время подозрителен, да и зачем рисковать. И наконец, смятая салфетка с артистической небрежностью брошена возле тарелки человека-невидимки. Теперь комар носа не подточит.

Впрочем, читатель может разыграть эту сцену по-своему. С одним условием — молчание клиента при всех вариантах должно быть правдоподобно. Варианты можно присылать в редакцию. За лучший из них воспоследует награда в зависимости от ее финансовых возможностей, каковые, откровенно говоря, катастрофичны. Сразу оговариваемся. Вариант: удушили и пообедали при самом большом правдоподобии выкриков, хрипов и стонов отклоняется без рассмотрения, как грубый, раннесоциалистический.

Однако мы отвлеклись. А отвлеклись, потому что обыск не дает результатов. А читатель сам знает, что нет в мире вещи скучнее бесплодного обыска. К тому же бесплодный обыск оскорбителен для государства. Именно поэтому предусмотрительные чекисты нередко, отправляясь на обыск, прихватывали с собой те самые улики, которые должны были найти у подозреваемого. Но на этот раз они лопухнулись, именно благодаря широте замысла: пистолет, книги, доллары. Так широко забрасывая сеть, они были уверены хоть что-нибудь выгрести. И вполне могли прихватить вышеупомянутую книгу, но тут оказалось, что в их собственных рядах нет полного единства. Обыск так затянулся, что Юра уже подумывал, не порыться ли в подкладках старого пальто и старого костюма тех времен, когда он еще ездил за границу. Какие-то центы, сантимы, пфеннинги, песеты могли там заваляться. Выгрести и дать им, чтобы они скорее ушли. За такую мелочь посадить не могли, но могли пожурить с чувством исполненного долга. Однако он отклонил эту возможность, и правильно сделал, потому что государство в те времена было еще достаточно гордым и могло счесть такую добросовестность за скрытую форму подаяния.

— Боржом хотя бы есть в этом доме? — в конце концов взмолился главный чекист, удрученный обилием пустынных впечатлений. Но и боржома не оказалось в доме, а от простой воды, предложенной Юрой, он, помешкав, отказался, скорее всего, из сложных субординационных соображений. Одним словом, не найдя ничего, гости ушли восвояси.

Юра достал из-под шкафа «Технологию власти» Авторханова, сдул с нее дружескую пыль чекистского туфля, прижал книжку к груди, он ее тогда особенно любил, а потом занялся своей библиотекой.

— Если бы не абажур, — рассказывал Юра, — я бы их заставил все книги разложить по местам. Но абажур вел себя странно. Я не мог позволить себе рискнуть. Предстояла дуэль.

…Была весна. Бегущий по небу щебет ласточек и бегущий по земле щебет ручьев. Прохладное пламя фиолетовых глициний тянулось к деревянным балконам домов. Гнулись мимозы под пушистой девичьей тяжестью своего воздушного золота.

На молодеющих, зеленых склонах холмов из травы вытягивались любопытствующие подснежники, словно спрашивая: «Где снег? Где снег?» — ибо никогда не видели снега. И наоборот, фиалки, забытые поэтами нашего времени, флоберовские фиалки, как бы храня очарование женщин прошедших веков, цвели, опустив глаза.

А в садах сотнями звезд вызвездили гранатовые деревья. И казалось, они вот-вот прыснут, взорвутся всеми своими яростными, мокрыми, пунцовыми звездами черт знает куда! Залпом в сторону нежно белеющей алычи! Откуда, о откуда ее поздняя зрелая кислота?! Залпом в сторону розового облачка цветущего персика, именуемого в просторечии «выдох ангелицы». А то вдруг накроют на лету красной картечью зазевавшуюся голубку! Не горюй, голубка, высидишь рыжего ястреба, он тебя защитит!.. А между тем или, может быть, именно потому…

Гости съезжались на дуэль. Их было не так много, но они были. Одна «Волга» и два «мерседеса» друзей коммерсанта, один «Москвич» и двое «Жигулей» поклонников Юры.

Машины мчались, вплющиваясь от скорости в асфальт шоссе, порой обгоняя друг друга и покорно уступая обгоняющей машине дорогу, как бы суеверно подчиняясь таинственному наваждению, знаку свыше, по которому обгоняющий водитель должен выйти вперед, с тем чтобы потом обогнанному дать дорогу, когда на того снизойдет наваждение обгона и он по знаку свыше спохватится и рванет, подстегивая машину.