Читаем без скачивания В южных морях - Роберт Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Те, кто знаком только с одной группой, склонны делать поспешные выводы. Я слышал, что смертность среди маори приписывали перемене места жительства — они перебирались с укрепленных вершин холмов на болотистую низину, поближе к своим плантациям. До чего правдоподобно! А маркизцы однако же вымирают в тех домах, где множились их предки. Или взять опиум. Больше всего подвержены этому пороку маркизцы и гавайцы; из всех полинезийцев гавайцы наиболее цивилизованы, маркизцы явно самые дикие, но при этом оба эти народа вымирают быстрее всех. Это сильное обвинение против опиума. В распутстве маркизцы с гавайцами тоже первые. Таким образом, самоанцы самые воздержанные из полинезийцев, и они по сей день исключительно плодовиты; маркизцы наиболее распущены, и мы видели, как они вымирают; гавайцы известны своим легким поведением, и их начинают считать по пальцам в пустынях. Так что это еще более сильное обвинение против распутства, но тут мы должны сделать оговорку. Каковы бы ни были добродетели таитянина, ни друг, ни враг не посмеет назвать его целомудренным; он, кажется, пережил время опасности. Последний пример: сифилис считался причиной бесплодия. Однако самоанцы, по общим отзывам, плодовиты по-прежнему, по отзывам людей осведомленных, их рождаемость растет, а утверждать всерьез, что самоанцы избежали сифилиса, нельзя.
Эти примеры показывают, как опасно делать выводы, исходя из одного конкретного случая или даже многих случаев в одной группе. Я помню талантливо и благожелательно написанную брошюру преподобного С.Э. Бишопа «Почему вымирают гавайцы?» Тому, кто интересуется данной темой, следует прочесть эту работу, содержащую достоверные сведения; и все же взгляды мистера Бишопа изменились бы при знакомстве с другими группами. Самоа в настоящее время главное и наиболее поучительное исключение из этого правила. Этот народ наиболее воздержанный и умеренный из островитян. Самоанцы никогда не страдали от серьезных эпидемий. Одежда их почти не изменилась; при виде простых и красивых одеяний девушек тартюфы со многих других островов подняли бы громкий протест; на многих других островах тартюфам удалось заменить прохладные, здоровые и скромные лава-лава или юбки душными, неудобными брюками. Последнее и, пожалуй, самое главное: они веселятся, как и прежде, если не больше прежнего. Полинезиец легко впадает в уныние: утрата, разочарование, боязнь новых испытаний, упадок или запрет былых развлечений быстро приводят его в печальное настроение, а печаль отторгает его от жизни. Меланхоличность гавайца и пустота его новой жизни поучительны; к маркизцам это приложимо еще более. С другой стороны, на Самоа постоянно поют и танцуют, постоянно играют и развлекаются, жизнь на этих островах бьет ключом. В настоящее время самоанцы самые веселые и лучше всех развлекающиеся обитатели нашей планеты. Значение этого вряд ли можно преувеличить. В климате, на земле, где средства к существованию даются без труда, развлечения являются первой необходимостью. У нас не так, нам жизнь ежедневно преподносит новые проблемы, у нас будни проходят в борьбе, накале конфликтов. Поэтому на некоторых атоллах, где нет особого веселья, а человек вынужден энергично трудиться ради хлеба насущного, общественное здоровье и численность населения сохраняются; однако на лотосовых островах — там, где люди перестают радоваться жизни, наступает упадок самой жизни. С этой точки зрения мы можем помимо других причин уменьшения населения сослаться на отсутствие войн. В Европе мы давно привыкли к страшным последствиям войны в огромном масштабе, приводящей к эпидемиям и смердящим трупам, поэтому мы почти забыли ее прототип, наиболее здоровое, если не наиболее гуманное из спортивных развлечений — локальную войну. От нее, как и от прочих развлечений и интересов, туземцы на сотне островов были недавно оторваны. Войне, как и многим другим мужским «утехам», самоанец до сих пор отдает должное.
В общем, на мой взгляд, проблема обстоит так: там, где было меньше всего перемен, значительных или нет, благотворных или вредных, там народ выживает. Где их было больше всего, значительных или нет, благотворных или вредных, там вымирает. Любое изменение, даже самое незначительное, приносит перемены, к которым народу приходится приспосабливаться. A priori[14] кажется, что не может быть сравнения между переходом от пальмового сока к скверному джину и от островной юбки к европейским брюкам. Однако я далеко не убежден, что одно вреднее другого; и народ, не привычный к европейской моде, когда-нибудь вымрет от булавочных уколов. Тут мы сталкиваемся с одной из трудностей миссионерства. На Полинезийских островах миссионер легко приобретает исключительную власть; король становится его maitredupalais[15]; он может запрещать, может приказывать, и соблазн вечно побуждает его хватать через край. Тем самым (по всем отзывам) католики на Мангареве и (как я убедился сам) протестанты на Гавайях сделали жизнь для своих новообращенных почти невыносимой. Кроткие, безропотные существа (напоминающие детей в тюрьме) томятся и ждут смерти. Винить миссионера легко. Но добиваться перемен — его обязанность. Например, он непременно должен стремиться предотвратить войну; и однако же я показал ее как одну из основ здоровья народа. С другой стороны, миссионеру было бы легко действовать мягче и рассматривать каждую перемену как значительное событие. Я беру среднего миссионера; я отдаю ему должное, полагая, что он не решился бы обстреливать из пушек деревню даже ради того, чтобы обратить в свою веру целый архипелаг. А опыт показывает нам (по крайней мере на Полинезийских островах), что перемена обычаев смертельнее артиллерийского обстрела.
Наконец есть еще один момент, который может навлечь на меня упреки. Я ничего не сказал о плохой гигиене, купании в водоемах во время лихорадки, неправильном уходе за детьми, туземном лечении, абортах — на все эти явления часто обращали внимание. Не коснулся я их потому, что они присущи обеим эпохам и даже более вредны в прошлом, чем в настоящем. Можно спросить: а разве не то же самое со свободой нравов? Разве полинезиец не всегда был распутен? Несомненно, всегда; несомненно, он стал распутнее с тех пор, как начали прибывать знаменитые своей нравственностью гости из Европы. Возьмите рассказ о пребывании на Гавайях Джеймса Кука, я не сомневаюсь, что он совершенно правдив. Возьмите откровенное, едва ли не простодушное описание Крузенштерном русского военного корабля у Маркизских островов; вспомните позорную историю миссий на Гавайи, где солдаты в поисках легких побед среди туземок развязали на острове военный конфликт, в результате американских миссионеров обстрелял из пушек английский авантюрист, а потом на них напали и избили матросы американского военного корабля; добавьте сюда обыкновение китобойных флотилий подходить к Маркизским островам и увозить на прогулку сонмище женщин; кроме того, примите во внимание, что в белых туземцы поначалу видели чуть ли не полубогов, как явствует из приема, устроенного Куку на Гавайях, и из открытия Тутуилы, когда вполне порядочные самоанки прилюдно отдавались французам; притом не забывайте, что обычаем авантюристов и чуть ли не обязанностью миссионеров было высмеивать и нарушать даже самые полезные тапу. Итак, мы видим, что все средства развращения обращены против нравственности, никогда и нигде не бывшей особенно высокой и популярной; в итоге даже на самых растленных островах растление пошло еще дальше. Мистер Лоус, миссионер с острова Савидж, сказал мне, что там уровень нравственности женщин понизился с появлением белых. Если в языческие времена у незамужней женщины рождался ребенок, ее отец или брат бросал младенца с утеса, сейчас это почти не вызовет скандала. Или взять Маркизские острова. Станислао Моанатини говорил мне, что раньше молодежь находилась под строгим надзором; юношам и девушкам на дозволялось даже обмениваться взглядами на улицах, и они проходили друг мимо друга (по выражению моего собеседника, будто собаки), а недавно все школьники Нука-хивы и Уа-пу удрали скопом в лес и две недели жили там в свальном грехе. Те, кто читает книги о путешествиях, возможно, усомнится в моей компетентности и заявит, что располагает более достоверными сведениями. Я бы предпочел свидетельство такого разумного туземца, как Станислао (даже если б оно стояло особняком, что далеко не так) сообщению самого честного путешественника. Военный корабль входит в гавань, бросает якорь, высаживает на берег группу моряков, потом команда принимает гостей, и потом капитан пишет главку о нравах, царящих на этом острове. Какого рода публику моряки главным образом видели, во внимание не принимается. Однако мы будем недовольны, если матрос-индиец станет судить об Англии по тем леди, что фланируют по Рэтклиффскому шоссе, и джентльменах, которые забирают у них часть заработка. Мнение Станислао относительно упадка нравственности даже на этих безнравственных островах в разговоре со мной поддерживали многие; приведенный им пример упадка нравственности среди молодежи наблюдал и мистер Бишоп на Гавайях. Я не думаю, что любой полинезийский народ мог бы процветать, а его население увеличиваться при нынешнем уровне их морали, я уверен, что маркизцы никогда не принимали во внимание родство по отцовской линии. Приводить конкретные подробности невозможно; достаточно сказать, что их нравы словно бы взяты из мечтаний невежественных, порочных детей, и распутство их будет продолжаться, пока силы, разум и, можно сказать, сама жизнь замерли в бездействии.