Читаем без скачивания Дикая лошадь под печкой - Кристоф Хайн

платье, стала читать стихотворение. Ужасно длинное. В нём оказалось целых двадцать две строфы и после каждой строфы ещё вроде припева. Всё стихотворение было про то, что кому-то кто-то очень нравится, но он скорее откусит себе язык, чем скажет про это хоть слово.

И припев после каждой строфы был такой:

Про эту тайну никомуЯ даже слова не скажу.

Учительница уговаривала Катю найти для концерта другой стишок, покороче, но та не послушалась. Ей нужен был только этот, со всеми двадцатью двумя строфами и двадцатью двумя припевами.

После третьей строфы Панадель толкнул Якоба Борга в бок:

— Ты ничего не замечаешь?

— А чего мне замечать? — сказал Якоб.

— Она всё время глядит на тебя.

— Ерунда! — фыркнул Якоб. Он с интересом рассматривал носки своих ботинок.

— Ну, не знаю, — проворчал Панадель. — Может, я слепой, а может, она немного косит.

И замолчал. Но когда девочка в красном платье пятый раз повторила, что никому не скажет про свою тайну ни слова, он снова толкнул Якоба в бок:

— Знаешь, мне кажется, я догадался про твой ужасный секрет.

Якоб ничего не ответил. Кое-кто в зале уже оборачивался к нему. Опустив голову, он в бешенстве рассматривал свои шнурки. А Катя, не отрывая от него глаз, благополучно дочитала до конца все двадцать две строфы вместе с припевами.

Потом все вышли на школьный двор. Там были развешаны цветные фонарики и воздушные змеи. Угощались жареными колбасками, лимонадом. И все танцевали. Только Якоб Борг, Панадель да осёл Хвостик стояли в сторонке и смотрели на остальных. Правда, Катя, девочка в красном платье, подошла было пригласить Якоба, но он мрачно пробормотал, что вообще не танцует.

Бродяга положил руку ему на плечо и сказал сочувственно:

— Ничего не поделаешь, дорогой, она в тебя влюблена. Якоб презрительно фыркнул:

— Меня это не интересует.

— Интересует… не интересует… — Панадель возвёл к небу глаза. — Я-то знаю, как это бывает.

— А что, она кому-нибудь говорила, что влюблена? — полюбопытствовал Хвостик.

— Это не обязательно говорить, и так видно.

— Ай-яй!

— Да, Хвостик. У влюблённых что-то есть такое в глазах.

— В глазах? — испугался осёл.

— Ну да, что-то такое странное. Как будто им что-то хочется съесть.

— Какой ужас! — содрогнулся Хвостик.

— Наоборот, бывает даже приятно. Я сколько раз был влюблён.

— Тогда хорошо, — немного успокоился осёл.

— А ещё, — сказал Панадель, — влюблённые всё время держатся за руки. Наверное, боятся, как бы их не унесло ветром.

— Ах беда какая! — У Хвостика от сочувствия даже шёрстка на спине стала дыбом.

— Да что ты всё пугаешься? Я же говорю, иногда это очень даже приятно. По себе знаю. — Бродяга мечтательно посмотрел на небо. — Когда влюблён, всё становится сразу другим. Солнце светит — ты думаешь: как хорошо! Дождик льёт — ты радуешься. Снег идёт, гром гремит — ты всё равно счастлив. Представляешь?

— А Катенька и Принц Понарошку — они что, тоже влюблены друг в друга? — спросил осёл.

— Откуда ты взял?

— Они всё время держатся за руки. Вот посмотри. Катенька и Принц Понарошку в самом деле танцевали, держась за руки, и молча друг на друга глядели.

Бродяга почесал в затылке.

— Может, ты и прав, Хвостик. Тогда это многое объясняет, — сказал он почему-то с обидой.

— У них есть что-то эдакое в глазах?

— Издалека не разглядишь.

— Ладно, кончайте болтать глупости. — Якоб сердито встал. В глазах у него стояли слёзы. Он повернулся и побежал домой.

Хвостик удивлённо глядел ему вслед.

— Чего это он ушёл? Праздник ещё не кончился.

— Боюсь, Хвостик, он тоже влюблён, — сказал Панадель. — А влюблённые всегда вытворяют глупости.

— Что делать? — растерялся осёл.

— Ничего страшного, — успокоил Бродяга.

И они с Хвостиком выпили ещё по стакану лимонада и съели по жареной колбаске. А сами смотрели, как другие танцуют, и думали, что в мире всё-таки много странного и удивительного.

Когда вечером все вернулись домой, Якоб Борг уже лежал в постели. Он не спал, не читал, не разговаривал, и лучше было его не трогать. Только смотрел на потолок, как будто там показывали что-то интересное.

— Какой был праздник! — вздохнула Катенька. — Как все замечательно выступали!

Бродяга недовольно покачал головой:

— Нет, праздник без моряцкой песни — это всё равно что велосипед без звонка. Да ещё это длиннющее стихотворение.

— Какое стихотворение? — не поняла Катенька. — Я никакого стихотворения не слышала. Понарошку так чудесно играл…

— Стихотворение было такое длиннющее, что его нельзя было не услышать, — возразил Панадель.

— Он играл как никогда.

Катенька сияющими глазами посмотрела на Принца Понарошку, и Принц Понарошку сияющими глазами посмотрел на неё.

— Всё понятно, — со вздохом сказал Панадель. — Для тебя на всём празднике только он и существовал.

— Тебе тоже понравилось, правда?

— Ещё бы! Чуть с ума не сошёл от его треньканья.

Осёл Хвостик подошёл к Панаделю и тихо спросил:

— Что с Якобом? Он всё время лежит.

— Тяжёлый случай, Хвостик, — ответил Бродяга. — Смотри, не ест, не пьёт, ничего делать не хочет. Только глядит в потолок и чувствует себя несчастным.

— Ай-яй! — Ослику стало так жалко Якоба. — А можно ему помочь?

— Боюсь, что нет. В таких случаях никакие лекарства не помогают.

— Какой ужас! Ай-яй!

— Не вешай голову, Хвостик! Попробуем что-нибудь придумать.

Бродяга присел на постель к Якобу и тоже уставился в потолок. Спустя время он проговорил:

— Ну и стихотворение было, ужас!

Якоб Борг не повёл даже бровью. Он как будто не слышал. Панадель посмотрел с ним вместе на потолок минуту-другую, потом сказал:

— Да ещё такое длиннющее.

Якоб Борг не откликнулся.

Панадель продолжал рассматривать потолок, будто что-то там тоже увидел. Помолчал — и опять:

— Я бы вообще это стихотворением не назвал. Двадцать две строфы сплошной ерунды. Да ещё с припевом.

Якоб не шевельнулся. Он только сказал:

— Ничего ты не понимаешь. Стихотворение было прекрасное.

— Возможно. Спорить не стану. Но что длиннющее — это уж точно.

— Неправда. Оно было не длинное, не короткое, а как раз такое, как надо.

— Ну, допустим. Но девчонка его читала противная, да ещё в таком противном красном платье.

Якоб сел и сказал:

— Глупый ты, Панадель. Не понимаешь, а говоришь! Какая же Катя противная?

— Конечно, дело вкуса…

— Если хочешь знать, это самая милая девочка в классе.

Панадель развёл руками:

— Ну, тогда я действительно ничего не понимаю. Если она тебе нравится, почему бы вам не дружить?

— Потому что все станут смеяться.

— Да ну? — сказал Панадель.

— А ты думаешь? У нас в классе всегда смеются, если мальчик дружит с девочкой.

— А… тогда конечно. Тогда и вправду ничем не поможешь.

Опять посмотрели на потолок. Можно было подумать, они боятся, что он вот-вот рухнет. Панадель вздохнул. Якоб тоже. Так они и вздыхали по очереди. То один вздохнёт, то другой.

— Плохо дело.

— Да, что и говорить.

— Ничего не пропишешь.

— Боюсь, что так.

— И думать нечего.

— А если бы я, скажем…

— Нет, Якоб, не выйдет.

— А если я всё-таки…

— Надо смотреть правде в глаза, мой дорогой. Дело пропащее.

— Почему? Пускай смеются.

— Ты же себе не враг, Якоб.

— Плевать мне, в конце концов, на них. Мало ли, над чем они насмехаются!

— Это было бы ужасно.

— А мне всё равно.

— Нет, Якоб, нет. Забудь про это. Лучше оставаться несчастным, страдать день и ночь, не есть, не пить, смотреть в потолок. А про Катю забудь. Помни только одно: как все будут над тобой смеяться.

— А мне, если хочешь знать, ни до кого нет дела. Пускай смеются себе на здоровье, пожалуйста. Завтра же скажу Кате, что буду с ней дружить.

— Ну, дорогой, как знаешь. Моё дело было предупредить. Бродяга встал, пожелал Якобу Боргу спокойной ночи и пошёл ложиться под красным диваном, рядом с Хвостиком.

— Ну, как там Якоб? — шепнул тот тревожно.

— Лучше. Гораздо лучше. Знаешь, по-моему, у нас скоро будут гости. — Панадель удовлетворённо потёр руки.

— Гости? — удивился осёл.

— Ага. Могу даже угадать кто.

— Кто?

— Девочка в красном платье.

Он ухмыльнулся и, довольный, закрыл глаза.

А Хвостик долго ещё размышлял, почему это к ним должна прийти в гости именно девочка в красном платье. Он этого понять не мог.

— Но гости, — решил он наконец, — это всегда хорошо.

Якоб Борг спал. И снилось ему, что он гуляет за руку с девочкой, которая только для него читала на празднике одно стихотворение. Очень длинное стихотворение.