Читаем без скачивания Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий

5. Преторы еще не бросали жребия о распределении провинций. Дело это в таком же положении, в каком ты оставил его. Воображаемое описание179 Мисена и Путеол, которое ты просишь, я включу в свою речь. Число «за два дня до декабрьских нон» указано неверно, я заметил. Те места в моих речах, которые ты хвалишь, поверь мне, очень нравились и мне, но я не решался сказать об этом ранее; теперь, так как ты одобрил их, они кажутся мне еще аттичнее180. В речи против Метелла181 я добавил кое-что. Я пришлю тебе книгу, ибо любовь ко мне сделала тебя реторолюбивым.

6. Какие же новости сообщить тебе? Какие? А вот: консул Мессала купил дом Автрониев за 3 000 000 сестерциев. Какое мне до этого дело, спросишь ты. Дело в том, что вследствие этого сложилось мнение, что и я удачно купил дом, и люди начали понимать, что допустимо пользоваться средствами друзей при покупке, которая делается для придания себе некоторого веса. Та троянка182 — сама медлительность, но все-таки можно надеяться. Ты, со своей стороны, заверши то дело. Жди от меня письма, в котором я напишу более свободно. За пять дней до февральских календ. (В консульство Марка Мессалы и Марка Писона).

XX. Титу Помпонию Аттику, в Эпир

[Att., I, 14]

Рим, 13 февраля 61 г.

1. Боюсь, мне будет несносно писать о том, как я занят, но я так разрывался, что с трудом выбрал время для этого небольшого письма, и то похитив его от чрезвычайно важных занятий. Какова была первая речь Помпея перед народом, я уже писал тебе183: не приятная для бедняков, пустая для злонамеренных, не угодная богатым, не убедительная для честных; словом, она была принята холодно. Затем, по настоянию консула Писона, народный трибун Фуфий, очень легкомысленный человек, выводит Помпея к народной сходке. Это происходило в цирке Фламиния184, где в тот день было торжественное рыночное сборище185. Фуфий спросил его, согласен ли он с тем, чтобы претор назначил судей, которые и составят совет претора. Ведь именно так постановил сенат по поводу проступка Клодия против религии.

2. Тогда Помпей произнес длинную речь в весьма аристократическом духе: авторитету сената он придает и всегда придавал величайшее значение во всех делах. Затем консул Мессала в сенате спросил Помпея о его мнении о кощунстве и об обнародованном предложении186. Помпей в своей речи в сенате вообще одобрил все постановления этого сословия и, усевшись на свое место, сказал мне, что он, по его мнению, достаточно ответил «по поводу этих дел».

3. Красс, увидав, что Помпей снискал одобрение, ибо присутствовавшие предположили, что он одобряет мою деятельность как консула, встал и красноречиво высказался о моем консульстве, говоря, что «тем, что он сенатор, что он свободный человек, что он вообще жив, он обязан мне; всякий раз, как он видит жену, видит свой дом, видит отечество, он видит мое благодеяние». Что еще? Все то место, что я в своих речах, Аристархом187 которых ты являешься, обыкновенно разукрашиваю — о пламени, о железе (ты знаешь эти лекифы188), — он соткал с большой силой. Я сидел рядом с Помпеем. Я понял, что его волнует вопрос, не завоевывает ли Красс признательности, которую он сам упустил, или же моя деятельность настолько значительна, что сенат охотно слушает похвалы ей, особенно от человека, который тем менее обязан восхвалять меня, что все мои письма с восхвалением Помпея должны были задеть его.

4. Этот день очень сблизил меня с Крассом; однако я охотно принял и все то, что более или менее скрыто дал мне тот другой. А сам я, всеблагие боги! до чего я разошелся при новом слушателе в лице Помпея189. Если я когда-либо был особенно богат периодами, богат переходами, богат внезапными мыслями, богат доводами, то именно в тот день. Что еще? Крики одобрения. Моя основная мысль была следующей: значение сословия сенаторов, согласие с всадниками, единодушие в Италии, затухание заговора, понижение цен, гражданский мир. Тебе знакомы мои звоны, когда я говорю по этому поводу. Они были так сильны, что я могу быть тем более краток, что они, пожалуй, донеслись до тебя.

5. В Риме положение такое: сенат — это ареопаг190: сама стойкость, сама строгость, сама смелость. Когда наступил день народного голосования по поводу предложения на основании постановления сената, забегали юноши с бородками191, все это стадо Катилины, под предводительством «дочки» Куриона192, и просили народ отвергнуть предложение, а консул Писон выступал против предложения, сделанного им самим. Шайки Клодия заранее захватили мостки193. Раздавались таблички, но ни одной не было с надписью «как предлагаешь». Вот на ростры194 взлетает Катон и подвергает консула Писона удивительной порке195, если можно назвать поркой речь, полную важности, полную авторитета, наконец, несущую спасение. К нему присоединяется и наш Гортенсий и, кроме того, многие честные граждане; но замечательным было вмешательство Фавония196. При этом скоплении оптиматов комиции распускаются, и созывается сенат. Когда в сенате, собравшемся в полном составе, выносилось постановление, чтобы консулы побудили народ принять предложение, причем Писон выступал против, а Клодий бросался в ноги каждому сенатору по очереди, около пятнадцати человек склонилось на сторону Куриона197, не хотевшего никакого постановления сената; противная сторона насчитывала до четырехсот человек. Дело сделано. Фуфий уступил в третий раз198. Клодий произнес подлые речи, в которых он грубо оскорблял Лукулла, Гортенсия, Гая Писона и консула Мессалу. Меня он обвинил только в том, что я «собрал сведения»199. Сенат принял решение не рассматривать ни вопроса о назначении преторов в провинции, ни о посольствах, ни о прочих делах, пока закон не будет предложен народу.

6. Вот каковы римские дела. Однако выслушай также то, на что я не надеялся. Мессала — выдающийся консул: мужественный, стойкий, ревностный; меня он хвалит, любит, подражает мне. Пороки того, другого, уменьшаются от присутствия одного порока: бездеятелен, сонлив, неопытен, не годен ни на что, но настолько дурного нрава, что возненавидел Помпея после той речи перед народом, в которой тот воздал хвалу сенату. Поэтому он удивительным образом оттолкнул от себя всех честных граждан. И все это он совершил не столько из дружбы к Клодию, сколько из стремления к беспорядку и развалу. Однако из должностных лиц на него не походит никто, кроме Фуфия. Честные у нас народные трибуны. Корнут200 — истинный Лжекатон. Что еще нужно?