Читаем без скачивания Братья Берджесс - Элизабет Страут

Водя пальцем по узорному покрывалу, он бормотал «истахфур-алла» — «Я ищу прощения». Наверняка причиной кровопролитий на родине стало то, что его народ не следовал истинному пути ислама. Закрыв глаза, он произнес последнее на сегодня «аль хамду лилля», благодарность Аллаху. Все добро исходило от Аллаха, зло же – от людей, позволивших семенам порока прорасти в своих сердцах. Но почему зло разрасталось беспрепятственно, как злокачественная опухоль? Этот вопрос то и дело вставал перед Абдикаримом. И ответа на этот вопрос он не знал.

Первую ночь Боб провел на диване не раздеваясь. Даже куртки снимать не стал, так было холодно. Задремать удалось лишь под утро, когда сквозь жалюзи начал проникать свет. Его разбудил крик Сьюзан.

– Пойдешь на работу как миленький! Никто не заставлял тебя делать эту кошмарную глупость! Теперь изволь принести в дом двести долларов, которые я потратила на твое освобождение. А ну марш!

Зак что-то буркнул в ответ, входная дверь хлопнула, машина завелась и уехала.

На пороге возникла Сьюзан и через всю комнату швырнула Бобу газету.

– Молодец, – сказала она.

Боб посмотрел на газету, приземлившуюся на пол у дивана. На передовице была большая фотография Зака, выходящего из тюрьмы с улыбкой до ушей. И заголовок: «Шутки в сторону».

– Ой-вэй, – вздохнул Боб, с трудом приподнимаясь.

– Я на работу, – крикнула Сьюзан из кухни.

Хлопнула дверца кухонного шкафа, потом входная дверь, загудел мотор.

Боб сидел неподвижно, лишь глаза его блуждали по комнате. Опущенные жалюзи на окнах были цвета крутого яйца, на обоях похожего оттенка парили изящные синие птицы с длинными клювами. На верхней полке деревянного комода стояли сокращенные версии бестселлеров, выпускаемые журналом «Ридерз дайджест». Обивка кресла в углу до дыр вытерлась на подлокотниках. Ничего в этой комнате не было предназначено для комфорта, и Боб чувствовал себя неуютно.

Заметив какое-то движение на лестнице, он инстинктивно вздрогнул от испуга. Сначала появились розовые махровые тапки, затем их тощая престарелая хозяйка.

– Почему вы сидите в куртке? – спросила она, глядя на Боба сквозь огромные очки.

– Я замерз.

Миссис Дринкуотер сошла с лестницы и оперлась на перила.

– В этом доме всегда холодно, – заметила она, обводя глазами комнату, и добавила, поколебавшись: – Если совсем уж мерзнете, скажите Сьюзан.

Она присела в кресло и поправила на носу очки костлявым пальцем.

– Я не жалуюсь. У Сьюзан не так много денег. Ей уже много лет не поднимали зарплату. А какие сейчас цены на бензин! – Она взмахнула рукой выше головы. – Боже милосердный!

Боб поднял с пола газету и положил на диван рядом с собой. Зак улыбался ему с передовицы, и Боб перевернул газету фотографией вниз.

– В новостях про это говорили, – сказала миссис Дринкуотер.

Боб кивнул.

– Они оба на работу поехали.

– О, я знаю, дорогуша. Я спустилась за газетой. Сьюзан оставляет мне ее по воскресеньям.

Боб протянул газету, старушка положила ее к себе на колени и осталась сидеть.

– Слушайте, а часто Сьюзан на него кричит? – спросил Боб.

Миссис Дринкуотер посмотрела по сторонам, и Боб подумал, что она не ответит.

– Раньше бывало. Когда я только въехала. – Она заложила ногу на ногу и стала подергивать ступней в слишком большом тапке. – Конечно, это было сразу после того, как от нее ушел муж. Если спросите меня, мальчик за всю жизнь мухи не обидел. Он очень одинокий, вы не находите?

– Да, он всегда был одиноким. Хрупким – ну, в эмоциональном плане. А может, просто недостаточно взрослым. Что-то вроде того.

– Мы все ждем, что наши дети будут как с картинки в глянцевом каталоге. – Миссис Дринкуотер задергала ступней еще сильнее. – А они не такие. Хотя, должна признать, Зак куда более одинокий, чем большинство его сверстников. И вообще, он плачет.

– Плачет?

– Да, у себя в комнате. Я иногда слышу. Уж извините, что ябедничаю, но вы все-таки его дядя. Вообще-то я стараюсь не совать нос не в свое дело.

– А Сьюзан слышит?

– Не знаю, дорогуша.

Пришла собака, ткнулась длинным носом в колени. Боб погладил жесткую шерсть на ее голове, похлопал по полу, чтобы она легла.

– А друзья у него вообще какие-нибудь есть?

– Домой к нему никто не приходил ни разу.

– Сьюзан говорит, он сам додумался бросить эту свиную голову.

– Может, и так. – Миссис Дринкуотер поправила очки. – Однако тут многие не прочь сделать то же самое. Сомалийцам не все рады. Я-то сама против них ничего не имею. Только они носят все это тряпье. – Она помахала перед лицом костлявой ладонью. – Одни глаза видны. Уж не знаю, правда или нет, но говорят, что они держат в шкафах кур. Вот уж странные люди, боже милосердный…

Боб встал, нащупал в кармане куртки телефон.

– Прошу прощения, я выйду покурить.

– Конечно, дорогуша.

Встав под кленом в сени пожелтевших листьев, Боб зажег сигарету и, прищурясь, посмотрел на экран телефона.

5

Джим, обгоревший на солнце и блестящий от пота, демонстрировал Хелен, каким образом он обыграл всех в гольф.

– Все дело в грамотном движении запястьем. – Он чуть присел, согнул руки в локтях и взмахнул воображаемой клюшкой. – Видишь, Хелли? Видишь, как я работаю запястьем?

Хелен сказала, что видит.

– Я был на высоте. Даже этот хрен, доктор, был вынужден согласиться. Он из Техаса. Омерзительный коротышка. Причем не знал, что такое «техасский коктейль». Ну ничего, я просветил. – Джим с победным видом расправил плечи. – Это, говорю, то самое, чем вы там у себя убиваете людей – теперь, после того, как перестали поджаривать их на шкварки. Тиопентал натрия, бромид панкурония и хлорид калия. Он мне ничего не ответил, плюгавый хрен. Только улыбнулся мерзенько.

Джим утер лоб и снова встал на позицию для очередного удара несуществующей клюшкой. Дверь на террасу была приоткрыта, и Хелен прошла закрыть ее мимо него и мимо миски с лимонами.

– Видела? Вот как надо! – Джим вытер лицо рубашкой, в которой ходил играть. – Так вот, говорю этому хрену, раз уж вы так держитесь за смертную казнь, первый признак осквернения цивилизованного общества бесчеловечным варварством, почему бы вам не научить своих неандертальцев-палачей хотя бы в вену попадать?! А не колоть свою адскую смесь в мышцу, как тому несчастному ублюдку, который лежал и мучился полчаса?![4] Кстати, знаешь, на чем этот тип специализируется? Он дерматолог. Делает подтяжки лица и зада. Я пошел в душ.

– Джим, звонил Боб.

Джим остановился на полпути в ванную.

– Зак вышел на работу. За него внесли двести долларов залога. Сьюзан тоже на работе. Очередь Зака на предъявление обвинения подойдет не раньше чем через несколько недель. Вроде бы так он сказал. Извини, эту часть я не поняла.

Хелен раскрыла ящик комода, чтобы показать Джиму сувениры, которые пошлет детям.

– Тамошние порядки. Обвинения предъявляются по расписанию. Зак должен присутствовать?

– Не знаю. Вроде нет.

– Какой у Боба был голос?

– Да как обычно.

– Что значит «как обычно»?

Джим спросил это таким тоном, что Хелен закрыла ящик и обернулась.

– Я не понимаю вопроса. Ты хотел знать, какой у Боба был голос, я ответила. Какой обычно. Такой, какой обычно голос у Боба.

– Милая, ты меня сейчас с ума сведешь. Я пытаюсь понять, что у них там происходит в этой чертовой дыре, и твое «как обычно» мне ничуть не помогает. Какой, по твоему мнению, обычно голос у Боба? Радостный? Серьезный?

– Не надо устраивать мне перекрестный допрос. Ты там играл в гольф в свое удовольствие, а меня бросил в компании старой брюзги Дороти, которая заставила меня читать про лагеря беженцев в Кении, а это совсем не веселое занятие, не в пример гольфу. А потом зазвонил мой – мой! – телефон, пятая симфония Бетховена, дети поставили мне ее на звонки от Боба, так что я сразу поняла, что это он. Он знал, что тебя лучше не трогать, и позвонил мне, как будто я твоя секретарша!

Джим сел на кровать и стал смотреть на ковер. Он редко сердился на жену, и она это очень ценила, но такой взгляд означал, что Джим пытается сохранить самообладание, столкнувшись с ее глупостью.

Хелен попыталась перевести все в шутку, хотя по голосу чувствовалось, что ей не смешно.

– Ладно, прошу вычеркнуть вышесказаное из протокола. Показания свидетеля к делу не относятся.

Джим продолжал смотреть на ковер.

– Он просил меня перезвонить ему? Да или нет?

– Нет, не просил.

Джим поднял глаза.

– Это все, что мне требовалось узнать. – Он встал и пошел в ванную. – Я в душ. Мне очень жаль, что тебе пришлось остаться с брюзгой Дороти.

– Ты издеваешься? Почему мы вообще с ними поехали?

– Дороти – жена управляющего партнера, Хелен.

Джим закрыл дверь в ванную и включил воду.

Ужинали на открытой веранде, любуясь морским закатом. Хелен надела белую льняную блузу, черные капри и туфельки без каблука.