Читаем без скачивания Порфира и олива - Жильбер Синуэ

— Три дня.

— Как три дня?! Без пищи?

Она замотала головой, словно щенок, когда он отряхивается, выскочив из воды. Ему захотелось утешить ее, ласково прижать к себе, как, бывало, отец, Зенон, так чудесно умел утешать... Но он не решился.

— Сейчас уже ночь, час слишком поздний (стоило бы прибавить: «И я совсем не знаю этого города»)... Но обещаю, что завтра у тебя будет что поесть.

Он это заявил с уверенностью, озадачившей его самого.

Тогда она придвинулась к нему, в ее глазах засиял новый свет, она чем-то напоминала зверька, почуявшего, что хозяин не прочь приласкать его. И, наконец, чуть слышно шепнула:

— Меня зовут Флавия.

Глава V

Остаток ночи они провели, приткнувшись друг к дружке под сенью портика. Флавия непрерывно вздрагивала, пугаясь всякий раз, когда по ближней улочке под уклон с грохотом проносилась повозка, а Калликсту приходилось ее успокаивать. Когда настало утро, ему отчаянно захотелось, чтобы Фуск вернулся: он-то наверняка бы сумел помочь им раздобыть что-нибудь съедобное. Но увы, Фуск не появлялся.

Блуждая среди доходных домов, Калликст присматривался к своей спутнице. Она казалась ему еще более хрупкой, чем накануне. Ее косы так расплелись, что она смахивала на растрепанную метелку из перьев вроде тех, какими пользовались рабы Аполлония. В сознании Калликста смутно промелькнул образ старика-римлянина, и он спросил себя, как тот воспринял его бегство.

Чем дальше они шли, тем более густая толпа наводняла улицы. Он крепко держал спутницу за руку, стараясь как мог заботливее оградить ее он беспорядочной толчеи прохожих.

— Я есть хочу.

На пути то и дело встречались таверны, да какой в этом толк, если у тебя нет ни единого асса?

— Смотри!

Они сами не заметили, как забрели в Пятый округ[12] на Целиев холм, и перед ними открылась обширная площадь со множеством богатых, разнообразных лавок. Трухлявая деревянная табличка гласила: «Ливийский рынок. Богатый выбор яств». Они как раз проходили мимо одной из многочисленных хлебных лавок, откуда доносился аромат горячего хлеба.

Калликст тихонько наклонился к Флавии:

— Скажи, ты на все готова, только бы поесть?

— Ты хочешь сказать, готова ли я... украсть?

Тут они оба кивнули одновременно.

Они пробрались в глубь рынка, и Калликст наконец остановился перед корзиной, до отказа наполненной фруктами.

— Внимание, — шепнул он, — мы сейчас...

Он протянул руку к румяному персику. В мелькании чужих рук его жест остался незамеченным. Первый успех придал ему смелости, и несколько мгновений спустя он повторил попытку, а свои трофеи тут же скромно преподнес девочке.

Она с жадной торопливостью впилась зубами в сочную, плотную мякоть плода.

— Погоди немножко, нельзя же так быстро, — посоветовал он, обеспокоенный подобным недомыслием.

Девочка ничего не ответила, самозабвенно наслаждаясь своим лакомством, а когда покончила с ним, состроила выразительную мину, означавшую, что второй персик она предлагает ему.

— Нет, моему-то желудку никогда еще не доводилось пустовать целых три дня. Ешь сама, тебе это нужнее.

Она просияла благодарной улыбкой и, более не колеблясь, набросилась на свою добычу.

Солнце тем временем поднялось высоко над городом; никто, казалось, не обращал на них ни малейшего внимания. Он стал тащить, что подвернется — так по воле случая им достались хлебец, шмат сала и пригоршня оливок. Но у второй термополии — открытой придорожной корчмы — удача от них отвернулась.

Воздух вокруг этой термополии был напоен горячим, щекочущим ноздри запахом гарума[13] и жареной рыбы. На прилавках были разложены в ряд несколько круглых маленьких булок. Флавия схватила Калликста за руку.

— Как ты думаешь, выйдет?..

Он поглядел на торговца, который, обслуживая толстопузого покупателя, чьи пальцы были унизаны перстнями, взахлеб расхваливал свою рыбу. На миг задержал испытующий взгляд на двух мужчинах, потом быстренько изучил окружающую обстановку. Прохожих здесь было заметно меньше. Нечего рассчитывать, что укроешься в толпе, которая недавно так хорошо помогала им оставаться незамеченными.

— Нет, Флавия, тут слишком опасно.

— Но...

— Нет, Флавия!

Они двинулись дальше, лавируя среди путаных рыночных закоулков. Между тем и мысли в голове Калликста стали так же утомительно путаться. В душе росла тревога, он никак не мог унять ее. Что станется с ними обоими, заброшенными в этот город-лабиринт, без единого друга, безо всякой поддержки? Сегодня им посчастливилось, а завтра?.. А в последующие дни? Обернувшись к Флавии, он вдруг осознал, что ее больше нет рядом. И в то же мгновение за спиной раздался крик, такой громкий, что ему почудилось, будто весь Рим должен услышать его:

— Ах ты, маленькая воровка! Отдай мне это сейчас же, или тебе не поздоровится!

— Держите ее! Хватайте!

Как в дурном сне он увидел, что девчонка гибнет, и не раздумывая преградил разъяренному торговцу дорогу.

— Эй, ты! Клянусь Юпитером! Пропусти меня! Не видишь, что ли, она сейчас удерет, и поминай как звали!

Вместо ответа он что было сил толкнул мужчину, который, поскольку такого не ожидал, в изумлении плюхнулся наземь у прилавка, и вслед за Флавией пустился наутек.

Сердце так колотилось, будто вот-вот лопнет. Он мчался, стремительно огибая прохожих, но неотрывно высматривал в толпе белокурую головку, то мелькающую среди туник, то снова исчезающую.

Статуи, переулки, фонтаны. Он и сам не очень понимал, как оказался под аркой Януса, что на одной из улиц Аргилета, между зданием сената — курией — и Эмилиевой базиликой. Юноша огляделся. Похоже, торговец потерял то ли их след, то ли, может статься, охоту продолжать погоню. Храбрости не хватило?

Он внимательно оглядел беломраморную эспланаду. В тот самый момент, когда он проходил под Янусовой аркой, в ушах у него прозвенел голосок девочки.

— Ты спятила! — накинулся он на нее. — Из-за тебя мы чуть не попали в такую беду, что хуже не придумаешь!

Она потупилась и протянула ему жареную рыбу:

— Держи, это тебе...

— Я не ем мяса животных.

— Да?

— И никогда больше не делай таких вещей! Никогда, ясно? Если бы нас схватили...

Он выдержал паузу, затем, овладев собой, продолжал спокойнее:

— Ты-то, может быть, и не столь многим рисковала, но для меня дело обернулось бы куда серьезнее. Я тебе не говорил, но я раб. Притом беглый.

Потрясенная, она уставилась на него:

— Прости меня.

Внезапно ее глаза стали затуманиваться. Юному фракийцу только этого не хватало.

— Не надо плакать, сестренка.

Хлюпнув носом, она вытерла щеки ладошкой.