Читаем без скачивания Лабиринт фараона - Серж Брюссоло

Однажды, когда он находился близко к Анахотепу, обсуждая детали конструкции погребального сооружения, то с удивлением увидел, как номарх морщит нос и к чему-то упорно принюхивается.

— Что это за благовоние? — спросил старик властным и требовательным голосом, заставляющим трепетать весь дворец. — В первый раз встречаю. Оно… оно неописуемо.

Полуприкрыв глаза и напоминая гурмана, учуявшего запах изысканного блюда, Анахотеп нюхал воздух.

Дакомону он был известен как знаток ароматов, но архитектор самодовольно полагал, что его собственный нюх лучше, чем у фараона. Он побледнел, догадываясь, что номарх заставит его дорого заплатить за подобную дерзость.

— Я рассчитывал сделать вам подарок, о господин, — с ходу выдумал он, — но все вокруг считают его бесцветным… и те, которым я давал его понюхать, утверждали, что он не имеет запаха. Я уже начинал подумывать об обонятельной галлюцинации. Вот почему я решил довериться вашему суждению, поскольку боги одарили вас самым лучшим обонянием в Египте.

Хитрый, расчетливый огонек зажегся в глубине зрачков Анахотепа.

— Так ты говоришь, что никто не способен его учуять? — повторил он с понимающим видом. — Никто, кроме тебя… и меня?

— Верно, господин, — выдохнул Дакомон, — но даже я временами не улавливаю его. Вы наверняка оцените его лучше, чем я.

— Мне пришла мысль, которая еще никого не осеняла, — шепнул Анахотеп.

Вот с этого-то все и началось: и слава, и падение Дакомона…

— Господин, — взмолился Ути, теребя архитектора за руку. — Надо уходить, проснись, ты словно лунатик.

Дакомон попытался представить себе жизнь вне дворца. Жизнь беглеца в отравленном воздухе среди подонков общества. Как только закончится содержимое его ящичка с благовониями, он умрет, задохнувшись от вони, — уж это точно.

— Моя шкатулка… — наконец пролепетал он. — Принеси мне сандаловую шкатулку.

— Она слишком тяжела, — запротестовал Ути. — Надо забрать с собой золото, серебряные и медные слитки. Где ты их хранишь?

Но архитектор ничего не прятал, ни к чему не был готов. Ему и в голову не приходило, что однажды он вынужден будет бежать, как отверженный.

Он совсем пал духом и чуть было не отказался от мысли о бегстве, но тут в нос ему ударил четкий специфический запах бальзамировочных смол. Убийцы, посланные фараоном, приближались. Он застонал от страха. Ути схватил его за руку и потянул в сад. Слуга чаще общался с простыми людьми, поэтому бегство его не страшило. Мысленно он уже прикидывал, какой дорогой выведет своего любимого господина из нома Сетеп-Абу.

Дакомон покорно позволил себя увести. Снаружи уже поднялся холодный ночной ветер, с шумом раскачивающий пальмовые листья. В темноте вдоль аллеи светились курильницы с тлеющими углями, наполнявшими воздух запахом ладана. Порывы ветра раздували огонь, меняя окраску угольков от темно-красного до бледно-розового; иногда из них появлялись трепещущие язычки пламени; стелился по земле, расползаясь под деревьями, ароматный дымок.

Когда Анахотеп приходил к нему, Дакомон кидал на горящие угли порошок из ладана, чтобы окурить номарха, словно тот был спустившимся на землю божеством.

У входа в лабиринт возвышалась статуя Упуаута, бога проводников. На покачивающегося, еле переставляющего от страха ноги Дакомона неожиданно снизошло озарение свыше.

— Входим в лабиринт, — задыхаясь, сказал он слуге. — Туда они не посмеют сунуться! Да, лабиринт нас защитит!

— Не надо, господин, это опасно, сейчас темно, ничего не видно, — заскулил Ути.

— Его придумал и построил я, — проворчал Дакомон. — Весь путь я знаю наизусть, я мог бы гулять по нему с закрытыми глазами.

— Лучше бы вообще убраться отсюда.

— Идиот! Разве тебе не понятно, что они окружили сад? Да они схватят нас, как только мы попробуем перелезть через стену.

Архитектор воспрянул духом. Его защитят его творение, его гений. В лабиринте он будет в безопасности, как в крепости, и, вздумай убийцы последовать за ним, все они попадут в тысячу расставленных им ловушек. Да, именно туда он должен бежать, не обращая внимания на сетования Ути.

До сих пор жизнь его была спокойной, он не привык к неожиданным поворотам такого рода. Дом он покидал только на носилках в сопровождении слуг, размахивающих курильницами. Через город он проезжал с опущенными занавесками, чтобы не видеть городских мерзостей, да и сами занавески, бывшие для него крепостной стеной, издавали тонкий аромат.

— Пошли, — приказал он Ути. — Дай мне руку и ставь ноги туда, куда буду ступать я.

Слуга трясся, как кролик при приближении льва. Острый запах пота исходил от него, раздражая Дакомона.

— Делай, что я сказал! — прошипел архитектор. — Все будет хорошо.

Они обогнули статую Упуаута и вошли в лабиринт, в котором Дакомон демонстрировал заказчикам свои идеи. Плотная ночная тьма сгустилась в коридорах, где обычный человек вынужден был бы тихо продвигаться ощупью. И речи быть не могло, чтобы зажечь факел или засветить масляный светильник, так как их свет мог бы привлечь преследователей: ведь в сооружении не было потолка.

«Даже если кто-то взберется на переходный мостик, чтобы показывать дорогу другим, он все равно не сможет указать им расположение ловушек», — подумал Дакомон, ведя за собой слугу, стучащего зубами от страха. Он продвигался с закрытыми глазами, чтобы заставить работать память. Его совсем не страшила возможность заблудиться, иначе он не был бы мастером своего дела. Приходилось лишь через каждые десять ударов сердца открывать глаза, чтобы навсегда запечатлеть в памяти путь. Это был странный дар, обнаруженный у него еще в детстве. Дар, составивший его богатство… и ставший причиной его утраты.

Он шел, отсчитывая шаги, а за его прикрытыми веками вставали однообразные картины: прямые стены без каких-либо ориентиров.

Поворотов было множество, и количество ловушек по мере приближения к центру увеличивалось. Подобное сооружение стоило дорого. Ко всему прочему, при строительстве следовало постоянно менять бригады каменщиков, чтобы ни один их них по окончании строительства не мог восстановить в памяти весь лабиринт целиком. Для большей безопасности Дакомон использовал военнопленных, говорящих на различных языках. Намеками он советовал заказчикам впоследствии избавиться от рабочих, отослав их «как можно дальше». Клиент мог трактовать понятие «расстояния» по-своему, в зависимости от обстоятельств. Как правило, владельцы гробниц спешили организовать несчастный случай, в котором и погибали несчастные копатели земных глубин. Жаль, конечно, но иного выхода архитектор не видел.