Читаем без скачивания Печать луны - Георгий Зотов

Надевать мешок на связанного человека – работа не из легких, но я с ней справился. Невзирая на слабость, я поднял неподвижное тело на руки, удивившись его легкости, – как хорошо, что звезды поп-музыки сидят на диете! Выйдя наружу, я зашагал к лестнице, ведущей в мое скромное жилище. Снег под ботинками хрустел, в звездном небе светила Луна.

Запрокинув голову вверх, я на секунду замер, любуясь огромным бледным шаром. Какая отличная сегодня погода. Можно сказать, повезло.

Глава восьмая

Мадам Сусликова-Загудович

(21 февраля, понедельник, очень поздний вечер – можно сказать, почти ночь)

Алиса фон Трахтенберг, вернувшись домой раньше Каледина, пребывала в отвратительном настроении. По дороге домой ей на мобильный позвонила верная подруга Варвара Нарышкина и по секрету сообщила: согласно надежным источникам в виде престарелой попадьи, живущей этажом выше, утром в прошлую пятницу соседка Нинка якобы случайно вышла вынести мусор. Наткнувшись на ожидающего лифт Каледина, эта 20-летняя стерва начала жеманиться и всяческими намеками обыгрывать тему – мол, Федор теперь «ничейный мужчинка». Подлец Каледин на заигрывания реагировал положительно – улыбался, делал комплименты относительно Нинкиного бюста и всего, что к нему прилагалось. Натурально сукин сын, импотент, мурло и свинская рожа – других слов нету… хотя, возможно, попозже и будут. Подумать только – при живой жене (пускай и бывшей): не успели развестись, как он по бабам побежал. Ох, верно мудрая мама говорила: не следует кровь портить, надо за своего родного немца замуж выходить, а не за русского. Но если трезво рассудить, какая она, к черту, немка? Даже родного языка в совершенстве не знает, хотя маму по детской привычке зовет «муттер». Тяжело жить вместе, однако национальный характер ни при чем: получали-то квартиру на двоих, обоим после развода уходить некуда. Теоретически можно разменять жилплощадь, но предлагали такие варианты, что лучше застрелиться: ехать либо в Бутово, либо в Выхино – это все равно что в Сибирь. Усадьба и флигель в Подмосковье, принадлежавшие ее баронскому роду, давно были проиграны в карты и переданы во владение своим же бывшим крепостным. Заезжала она в прошлом месяце на родовую усадьбу посмотреть, слезы навернулись – из нее владелец гостиницу с бассейном сделал, сдает номера заезжим туристам.

Судьба бывших помещиков и владельцев усадеб сложилась по-разному. Давеча приходил к ним сантехник унитаз чинить (Каледина-то разве заставишь), визитку дает – оказалось, тоже барон. Обедневшие графы работали извозчиками, разъезжая на желтых «маздах»; князья не брезговали открывать мелкие овощные лавки; камер-юнкеры, махнув рукой на титул, нанимались прорабами на стройки: а что поделаешь, жить-то надо. Слово «дворянин» уже не открывало все двери, как раньше: дворян стало как пельменей в пачке. Уже при династии Романовых личное дворянство давали тем, кто получил диплом обычного университета или дослужился до обер-офицерского звания. Уже к 1917 году половина «нового» имперского дворянства состояла из мещан либо мастеровых; сейчас же дворянский титул обретал любой купчишка, закончивший техникум. Ходили упорные слухи – низший чин в «Табели о рангах» вскоре будут присваивать даже выпускникам ПТУ. Стоит вспомнить сегодняшнее кошмарное утро в пробке на проспекте: в глазах рябило от свеженарисованных гербов на машинах. Пускай дворянство ничего не значит, но каждый желает присобачить на свою тачку его эмблему. Еще в начале XX века классик писал: «Любой полковник из мещан благоговеет перед дворянином и предел его мечтаний – жениться на обнищавшей аристократке». Что говорить… Новое жилье им купить не светит – цены на московскую недвижимость ужасно выросли.

Она только-только потянула через голову блузку, как дверь открылась, и в прихожую, громыхая облепленными снегом ботинками, зашел Каледин. Остановившись на пороге, он мельком оглядел ее с циничной ухмылочкой.

– Неплохо, но сиськи уже не те, что раньше, – заключил Федор.

– Отвернись, – гордо сказала Алиса, не делая, впрочем, попытки прикрыться.

– Чего я там не видел, – логично заявил Каледин и отворачиваться не стал.

Плюнув, она переоделась при нем, надела поверх трусиков и лифчика бухарский халат и демонстративно ушла на кухню. Каледин последовал за ней: покопошившись в холодильнике марки «SuperБоярин», он достал и с независимым видом начал открывать круглую банку балтийских шпрот.

– Шпроты сейчас покупать непатриотично, – съязвила Алиса. – Ты видел, что эти чухонцы с памятником Суворову сделали? Я твоему шефу настучу.

– Я объясню: купил их сугубо для того, чтобы плюнуть внутрь, а потом сразу же выбросить, – вывернулся Каледин. – Ты ж пока не видела, как я их ел. В любом случае из-за тебя я уже два месяца на консервах сижу. У меня скоро язва начнется. Хоть бы пожалела, змея немецкая.

– Змея? – вспыхнула румянцем разгневанная Алиса. – Раньше надо было думать! Ну-ка скажи мне: кто был инициатором нашего развода?

– Ты, – честно ответил Каледин, нажимая на консервный нож.

– Ну да, – поблекла Алиса. – Но ты меня вынудил к этому своей подлостью.

– Действительно, – согласился Каледин. – Требовать от женщины, чтобы она на седьмом году замужества наконец-то взяла твою фамилию, поскольку обещала это тебе перед свадьбой, – гнусная подлость и даже свинство.

– Мало ли чего я там обещала, – буркнула Алиса. – Для меня прекрасная фамилия моих баронских предков дорога как память. Ты просто не знаешь, что мне пришлось пережить в гимназии и какие интересные предложения я слышала на каждом шагу, когда в русский сленг внедрили слово «трахаться». Че б ты сказал, услышав по сто раз на дню вопли одноклассников: «Каледин, давай покаледимся»? Я не знаю, как у меня крыша не съехала, держалась из принципа: предки-рыцари мочили сарацинов, а я – в кусты? И после всего кошмара, который я за эту фамилию вынесла, ты еще хочешь, чтоб я вот так запросто от нее отказалась? Это глупость, равнозначная требованию к праху сожженного Джордано Бруно отречься от своих убеждений!

Алиса сама не заметила, что она расхаживает по кухне, активно жестикулируя, отчего развязался поясок ее халата. Впрочем, в пылу дискуссии она не желала обращать внимания на подобные мелочи.

– Не хочу, – сбавил обороты Каледин, смущенный ее напором, а также зрелищем, которое открыл ему распахнувшийся халат. – Но могла бы двойную взять в таком-то случае… типа Трахтенберг-Каледина, например.

– Лучше сразу сдохнуть, – перекосилась Алиса. – Подумать только – Трахтенберг-Каледина! Да это все равно, что Сусликова-Загудович.

– Иди в жопу, – скис Каледин, отправляя в рот рыбку из банки.

– С тобой я и так в ней постоянно нахожусь, – огрызнулась Алиса. – Ага, ты все-таки съел одну шпротину, я это видела! Непременно донесу начальству.

На секунду разговор прервался, ибо Каледин аппетитно жевал.

– Да на здоровье, Господи Иисусе, – облизнул он пальцы, испачканные в янтарном масле. – Сама прекрасно знаешь – никому ты не донесешь.

Алиса вздохнула и села на табурет. Что-то шевельнулось у нее в душе при виде несчастного Каледина, после рабочего дня с трагическим видом жующего холодные консервы. В этот момент она была готова простить ему даже Нинку. Вернее сказать, почти готова. Еще минуты две в ее груди черный дракон обиды боролся с белым ангелом прощения, после чего ангел, лихо вывернувшись, засадил зазевавшемуся дракону копье по самое извините.

– Тебе приготовить что-нибудь, Феденька? – тихо спросила она.

– А то, – отозвался Каледин, не отрываясь от наполовину уничтоженных шпрот. – Водка есть? Ну так давай налей стопочку, чего смотришь.

…Через сорок минут оба, сидя за деревянным столом, культурно поедали зажаренные Алисой венские шницели, макая их в домашний соус тартар. Талант готовить Алиса унаследовала от муттер. После продажи беспутным дедушкой фамильной усадьбы та пошла работать посудомойкой в баварский ресторан на Пресне и дослужилась до высокооплачиваемого шеф-повара. Так или иначе, но шницели получились – язык проглотишь. Каледин, во всяком случае, свой в процессе откусывания свинины успел прикусить.

– Ты что думаешь по этому поводу? – спросила Алиса, отчаянно жуя мясо.

– Чего? А, убийства, что ли? – хлопнул глазами Каледин. – Ну, благодаря твоим мерзким интригам меня назначили ответственным за это расследование, можешь поздравить. Зато я успел проделать кой-какую работу. Конечно, любовника Колчак арестовали совершенно зря – у него безупречное алиби: после ссоры он ушел в другой ночной клуб, где квасил до утра. Удалось лишь выяснить – Колчак, будучи в изрядном подпитии, села в машину к извозчику и укатила в голубую даль. Номера автомобиля, как полагается, никто не запомнил. На всякий случай выборочно проверяем извозчичьи парковки. К вечеру позвонил министр двора Шкуро, ненавязчиво интересовался, как у нас успехи. Деликатно напомнил – его величество настроен весьма решительно, и если что – кто-то точно поедет на Камчатку.