Читаем без скачивания Власть четырех - Эдгар Уоллес

Сэр Филипп устало пожал плечами.

— Они уже знают, и этого довольно. Вопрос в другом: могу ли я рассчитывать, что полиция сумеет защитить меня завтра в восемь часов вечера?

— Клянусь небом, — произнес Фальмут, стиснув зубы, — либо вы завтра выйдете живым и здоровым, либо убьют не одного человека, а двух.

К десяти часам вечера вся столица знала, что министр иностранных дел получил от Четверки последнее предупреждение. Новость быстро разнеслась по клубам и театрам. Палата Общин была в возбуждении. В надежде, что министр иностранных дел прибудет в Палату, здесь собрались почти все члены парламента. Однако вскоре стало известно, что в эту ночь сэр Филипп никуда не выедет. Палата быстро опустела. Часть депутатов собралась в курительной и оживленно обсуждала создавшееся положение.

Вблизи Парламента дежурили толпы народа в слабой надежде хоть одним глазом увидеть того, чье имя было на всех устах. Уличные продавцы бойко торговали его портретами, предприимчивые издатели наводнили улицу дешевыми книжонками с сенсационными описаниями жизни и приключений Четырех Справедливых Человек, а уличные певцы вставляли в свои песенки куплеты о храбром министре, не боящемся ни угроз, ни смерти от рук страшных анархистов. Куплеты воспевали хвалу достойному сэру Филиппу за то, что он решил больше не позволять иностранцам вырывать «куски хлеба изо рта бедных тружеников Англии».

Эти слова рассмешили Манфреда, шедшего вместе с Пойккертом по набережной в сторону Уайтхолла.

Оба были во фраках. У Пойккерта в петлице алела ленточка Почетного Легиона.

Манфред усмехнулся:

— Не помню, когда прежде Лондон бывал в таком возбуждении…

Они прошли мимо Скотленд-Ярда.

Человек с опущенной головой и руками в карманах поношенного пальто окинул их пронзительным взглядом, пропустил мимо себя и пошел вслед за ними. Толпа и движение экипажей на углу Кокспер-стрит заставили Манфреда и Пойккерта остановиться и подождать, когда можно будет перейти через улицу. Протолкавшись в толпе, они вышли на Сен-Мартинс-Лэн.

— Спроси любого студента, — говорил Манфред Пойккерту, — было бы благом для человечества, если бы кто-нибудь убил Наполеона тотчас же по возвращении его из Египетского похода, и он, не колеблясь, ответит вам: «Да».

— Все равно они не поставили бы памятника убийце Наполеона, — мягко ответил Пойккерт, — Как не поставили памятника и Фельтону, убившему развратного и кровавого министра Карла I. Может быть, только далекое потомство оценит нас, — насмешливо добавил он. — Мне же пока вполне достаточно одобрения моей собственной совести.

Он бросил докуренную сигару и опустил руку в карман за второй. Побледнев, он внезапно остановил проезжавший кэб.

Манфред ничего не понимал.

— Что случилось? Ты мне говорил, что хотел пройтись пешком?

Но он покорно сел в кэб вслед за Пойккертом, крикнувшим кучеру: «Бейкер-стрит»!

Только когда кэб въехал на Шафстбери-авеню, Пойккерт объяснил:

— Меня обокрали. Увели часы и вместе с ними записную книжку, в которой я сделал кое-какие заметки для Сери.

— Скорее всего, это обыкновенный карманный вор.

Пойккерт ощупал карманы.

— Все остальное на месте… Если это обыкновенный карманный вор, то часы он оставил себе, а записную книжку бросил в ближайшую водосточную трубу, Но если это переодетый полицейский агент?

— В книжке не было имени или адреса?

— Нет, конечно. Но если книжка попадет в руки полиции, и если вор опознает нас, будут расшифрованы и вычисления.

Кэб остановился у станции подземной железной дороги на Бэйкер-стрит. Пойккерт расплатился и сказал:

— Я отправлюсь в восточную часть города. Встретимся завтра утром. За это время постараюсь узнать, не попала ли моя книжка в Скотленд-Ярд.

Они простились и разошлись в разные стороны.

Если бы Билли Маркс не пил в эту ночь, он был бы вполне удовлетворен своей работой. Но винные пары соблазняют…

Возбуждение, созданное угрозами Четырех, привело к Вестминистерскому аббатству и Парламенту жителей всех лондонских предместий, толпившихся на берегу Темзы и сотнями дожидавшихся теперь трамваев и автобусов в Стрэтэм, Кэмберуель, Клапэм и Гринвич.

До полуночи было еще далеко, и Билли решил поработать в трамваях.

У толстой старухи он вытащил кошелек, у господина в цилиндре — часы, из дамской сумочки — небольшое ручное зеркальце и хотел закончить операцию исследованием карманов хорошо одетой молодой леди.

Исследование увенчалось полным успехом. Кошелек и кружевной носовой платок вознаградили вора. Он приготовился скромно оставить поле действия, как вдруг над ухом раздался приветливый голос:

— Здорово, Билли!

Голос был хорошо знаком, и Билли стало не по себе.

— Здравствуйте, мистер Ховард, — ответил он с притворной радостью. — Как поживаете сэр? Страшно рад видеть вас.

— Куда вы собрались, Билли? — спросил Ховард, дружески хватая его за руки.

— Домой.

— Домой, домой, — повторил Ховард, оттягивая Сопротивлявшегося Билли от толпы, — Билли идет домой… Портер, — обратился он к шедшему с ним молодому человеку, — пойдите в трамвай и узнайте, все ли вещи целы у пассажиров.

Молодой человек вернулся и вскочил в трамвай.

— А теперь, мой друг, — продолжал Ховард, крепче сжимая руку Билли, — расскажите, как вы провели время?

— В чем дело, мистер Ховард? Куда вы меня тащите?

— Старые штуки, мой друг, и тащу я вас в старое место.

— Я вас уверяю, на этот раз вы ошиблись, — в отчаянии воскликнул Билли, но в ответ раздался сухой треск замкнувшихся наручников.

— Не сердитесь, Билли. И не разбрасывайте драгоценных вещей, — произнес Ховард, нагибаясь на ходу и поднимая выброшенный вором кошелек.

В полицейском участке сержант, сидевший за столом, встретил появление Билли с шумной радостью, а тюремный сторож, толкнувший Билли за решетку и быстро обыскавший его карманы, поздоровался с ним, как со старым другом.

— Золотые часы, кусок золотой цепочки, три кошелька, два носовых платка и красная кожаная записная книжка…

Сержант одобрительно кивнул головой:

— Неплохая работа, Вильям.

— Сколько мне теперь дадут? — спросил арестованный.

Ховард, составляя протокол, предположил, что на этот раз не меньше девяти месяцев.

— Шутите?! — воскликнул Билли.

— Не меньше девяти, будьте покойны, — подтвердил сержант. — Вы бродяга и жулик, Билли, и суд вам этого так не спустит… Камера восемь!

Тюремный сторож отвел Билли, громко ругавшегося и обвинявшего полицию в том, что она умеет ловить только мелких воришек, а таких злодеев, как Четыре Справедливых Человека, оставляет на свободе.

— На кой черт мы платим вам налоги, скажите на милость? — возмущался он из-за решетки.

— Ничего, вы свою долю заплатите, — добродушно возразил сторож, запирая дверь камеры номер 8 на двойной замок.

В участке Ховард и сержант рассматривали добычу Билли, и трем ее собственникам, приведенным Портером, были возвращены их вещи.

— Остаются только золотые часы и записная книжка, — сказал сержант, когда обокраденные, получив свои вещи, ушли. — Записная книжка без имени и адреса, с тремя исписанными страницами.

Он протянул книжку Ховарду. На странице, озадачившей сержанта, был записан ряд улиц, и против каждой улицы стояли каббалистические знаки.

— А дальше что?

Ховард перевернул страницу. Она была заполнена непонятными цифрами.

— Гм, — произнес сыщик и перевернул еще страницу. Содержание ее было более понятно, хотя слова и писались наспех.

— Тип, который это писал, видно, здорово торопился, — сказал он, стараясь разобрать сокращенные слова:

«Покинет Д. С. только идт. в П. Поедем в П. на авт. (4 пуст. кол. впереди) 8.30. В 2 приб. 600 пол. Улч. дв. перев. на Набж. 80 сыщ. Д. С. По одн. в кажд. комн., по 3 в корр., 6 подв. 6 на крш. Все двери настж, чтобы кжд., с вид. д. Все с револьв. Никто, кроме Ф. и X. не допуск. к Р. В П. триб. пбл. наполн. сыщ., пресс. с осб. пропуск. 200 пол. в корр. Если нужно, под рукой батал. гв.»

— Черт его знает, что это значит, — беспомощно произнес сержант.

Мысль, явившаяся в это мгновение констеблю Ховарду, обеспечила его производство в следующий чия.

— Дай-ка мне эту книжку на десять минут.

Сержант протянул книжку.

— Мне кажется, я знаю, чья она, — сказал Ховард, нахлобучивая шляпу и выбегая на улицу.

Добежав до широкого проспекта, он увидел пустой кэб.

— В Уайтхолл! Гоните вовсю!

Через пять минут, задыхаясь, он уже объяснялся с начальником караула у входа на Даунинг-стрит.

— Я констэбль Ховард, 956 Л. Срочное дело к инспектору Фальмуту.

Усталый и измученный Фальмут принял его.

— Мне кажется, — волнуясь, доложил Ховард, — что это вас касается, сэр. Д. С. означает Даунинг-стрит…

Фальмут схватил книжку, взглянул и торжествующе заявил: