Читаем без скачивания Большой вальс - Людмила Григорьевна Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю, что не оставила меня, мама, удержав силой от роковой ошибки, — прошептал Феликс и по-дружески распрощался на причале с конвоирами, которых уже начал принимать за посланцев другой цивилизации. Парни поняли его любезность по-своему: — «Ничего не надо. Денег не надо. Прогулка оплачена», — коротко сообщил один из них, пряча за спину руки.
А на другом континенте встречал рассвет посеревший от бессонницы Кассио. Собственно, он и не ведал, что солнце уже поднялось, засидевшись в своем «бункере». Под дулом незримого орудия столпились в белом круге мишени пластилиновые фигурки тех, кто сейчас танцевал на Острове мерцающих огнях праздничного фейерверка. Обреченные торжествовали, поминая его имя с развязной насмешкой. Кассио со стоном откинулся в кресле.
— Ну, как дела у всесильного Карабаса-Барабаса? Я вижу, представление не ладится, артисты явно бунтуют. — Тот единственный, кто имел право появляться здесь, вырос у стола, изучая комбинацию Кассио. — Или ты изменил финал, решив вызвать на поклон счастливые пары влюбленных?
— Ах, пустяшная забава, способствующая пищеварению, — Кассио развернулся к гостю, заслоняя собой «игровое поле». — Что у тебя?
Альконе пристально посмотрел в насмешливые глаза собеседника и, осененный догадкой, резко отодвинулся, открывая проигранную партию.
— Здесь что-то не ладится, верно? Неудачное расположение звезд, магнитные бури… а, может быть… — он взял фигурку с вырезанным на груди крестом и задумчиво повертел её. — Может быть, эту комбинацию хранят неведомые силы?
— Хранят. Тебе пора смириться с этим.
— Давно играешь против меня?
— Как только понял, что ты солгал мне, убедив, что любовь мертва.
Кассио брезгливо поморщился:
— Перестань, тебе давно не шестнадцать. Та нежнейшая возлюбленная, пленившая твое щенячье сердце, оказалась обычной шлюшкой. Знаешь, что она сделала, получив от меня откуп? Продемонстрировала отцу все, чему научила в постели сына. Не слишком высокий класс.
— Ты действительно убежден, что нельзя любить развратных, слабых, глупых, толстых, припадочных или любых других живых людей? Ты и вправду настолько безумен? — Ингмар схватил Кассио за ворот пиджака, с презрением вглядываясь в рыбьи глаза. — Жалкий, больной старик… Ты обманывал ребенка, ты исковеркал жизнь юноше, ты сделал меня мрачным изгоем, изобретающим пути отступления… Ты — «властелин мира», которого боготворило «щенячье сердце» подростка, стал злым гением Мага.
Кассио тяжело рухнул в свое кресло, откатившиеся в угол комнаты.
— Мы не виделись десять лет. И я не рассчитывал на визит… Ты оказал мне честь, Ингмар, став противником в этой игре. — Альконе окинул сына оценивающим взглядом. — Высок, силен, желтые глаза. Весь в Анну. А хватка моя — мертвая. Сегодня ты обошел меня, мальчик. Это единственный проигрыш, который доставил мне удовольствие.
— Лжешь! Мы давно стреляем из разных окопов и ты не слишком боялся попасть в меня. Помнишь копию подвесок Мазарини, которую ты ухитрился мне подсунуть? Ты ведь смеялся, да? Тебе было любопытно, как я сумею выпутаться из этой истории. А где же теперь оригинал? Ага, догадываюсь, — здесь! Ингмар хлопнул себя по груди.
— Теперь ясно, почему не сработала сигнализация, — Кассио сник, осознав ошибку. — Ведь я позволил тебе стать моим компаньоном. Ты единственный знал шифр центрального компьютера и мог пользоваться моими позывными.
— К счастью, мне было известно и то, что любое мое соприкосновение с твоим «банком данных» фиксируется. Мне оставалось лишь исправить допущенную отцом ошибку — устранить незримый контроль и воспользоваться предоставленной властью.
— Чтобы устраивать свои любовные делишки. Я помешал. И глазом не моргнул, когда моими руками ты обеспечил своей крошке триумф в Америке.
— Только потому, что Кассио не терпелось посадить в лужу О'Ралли. Почему бы не сделать это чужими руками? Считай — мы квиты. Но когда ты затеял игру против Виктории там, в Венеции, разве я не предупредил «руки прочь!»? Представление во Дворце Роз было знаком опасности: «Вы никогда больше не увидите Антонию Браун», — сказал я тебе. Ты понял, понял, но не послушал меня.
— К чему мне девчонка? Я охотился за другой птичкой.
— Ты строил травлю Динстлера и был отомщен, — твердо сказал Ингмар.
— Ну что тебе-то до слабонервного докторишки?
— Он создал Мечту. Нет — Победу. Он служил прекрасному и не продавался. Совсем как я… — Ингмар горько усмехнулся и взял с поля сине-зеленую искореженную фигуру. — Насколько я понимаю, это — бедняга Шнайдер? Незадачливый игрок, умеющий любить. И ещё — быть преданным. Да он гигант, Кассио! — Шон размял пластилин, изобразив воинственного Дон-Кихота.
— Значит, это ты стирал данные о Шнайдере… Не понимаю — к чему такие затейливые комбинации? Почему не сказал мне прямо, возможно, мы бы столковались…
Ингмар улыбнулся и выстроил на столе новую композицию.
— Смотри, — это моя завершенная партия. Красиво? И ведь я играл по твоим правилам, как достойный противник. Не составляло труда разрушить твои усилия одним щелчком, но я не пожалел усилий, чтобы развернуть армию Кассио против него самого. Я нашел Шнайдера и сделал так, чтобы он спас Антонию, вернув себе силы и веру в жизнь.
— Ты рассказал ему о подмене девушек и, естественно, преданный слуга ринулся защитить свою госпожу.
— Нет. Это было бы совсем просто. Я заставил его пожертвовать собой ради Виктории. Понимаешь? Глупышка-Артур не раздумывая помчался в Вирджинию, чтобы спасти русскую, про которую он узнал правду. Он просто защищал справедливость и в награду вернул себе любовь Антонии, пред которой сильно провинился, убрав Динстлера. Я лишь немного помог ему — обезвредил второго убийцу и убрал с места происшествия бумаги, порочащие А. Б.
— А что же произошло в Москве? Как ты догадался направить туда принца?
— Я не указывал дорогу принцу, но я догадался, что это непременно сделает другой человек. Потому что я знал, кто настоящая мать Антонии.
— Что? Кажется, ты научился фантазировать? — Альконе напрягся, уже подозревая, что сейчас услышит от сына самое страшное — перечень допущенных ошибок.
— Ошибки, ошибки, стареешь, Кассио. Но не мудреешь. Никак не хочешь признать, что миром
