Читаем без скачивания Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

Он поцеловал меня, крепко обняв. Я чуть отодвинулась, чтобы можно было дышать, и сказала:

— Сегодня — никакого секса. Правило остается в силе.

Он наклонился и сказал, почти касаясь губами моих губ:

— Знаю.

18

На первый свой подъем зомби я опоздала. Как странно, не правда ли? Из-за этого я опоздала и на два других. Когда я добралась до номера Эдуарда, было уже 2.03.

Я постучала, он открыл дверь и отступил в сторону.

— Опаздываешь.

— Ага, — ответила я.

Комната была приятная, но стандартная. Полутораспальная кровать, ночной столик, две лампы, письменный стол у дальней стены. Окна почти от стены до стены закрыты шторами. Свет в ванной включен, дверь открыта. Шкаф полуоткрыт, показывая, что Эдуард повесил туда свои вещи. Значит, он здесь на какое-то время останется.

Телевизор работает, звук выключен. Это меня удивило — Эдуард телевизор не смотрит. На телевизоре стоял видеомагнитофон. Это уже отклонение от стандартной гостиничной меблировки.

— Заказать чего-нибудь в номер перед началом?

— Кола — это будет отлично.

Он улыбнулся:

— Ну ты и размахнулась!

Он подошел к телефону и заказал бифштекс, слегка прожаренный, и бутылку бургундского.

Сняв пальто, я положила его на стул возле стола.

— Я ведь не пью.

— Я знаю. Хочешь освежиться, пока ждем еду?

Подняв глаза, я увидела промельк своего отражения в зеркале ванной. Куриная кровь присохла к лицу кирпичной коркой.

— Намек поняла.

Я закрыла дверь ванной и оглядела себя в зеркале. Свет был резким, белым, как, очевидно, полагается в ванных комнатах гостиничных номеров. Настолько нелицеприятный свет, что даже мисс Америка в нем бы себе не понравилась.

Кровь выступала на моей бледной коже, как следы красноватых мелков. Я была одета в трикотажную рубашку с изображением Максины из рекламного ролика. Она пила кофе, держа в руке палочку печенья, и говорила: «Такая же кайфовая штучка, как я сама». Берт нас всех просил надевать на работу что-нибудь этакое рождественское еще за месяц до праздника. Может быть, моя рубашка была не совсем такая, как он имел в виду, но — ладно — она была еще ничего по сравнению с другими, что лежат у меня дома. На белой ткани краснели пятна крови. Отлично смотрится.

Я сняла рубашку и повесила ее на край ванны. Над сердцем у меня оказались мазки крови, мазки были даже на серебряном кресте — попали с рук и лица. Сегодня пришлось убить трех цыплят: подъем зомби — работа не слишком чистая.

Я сняла с вешалки полотенце. Интересно, как Эдуард объяснит горничной пятна крови? Не мои проблемы, но все равно интересно.

Пустив воду в рукомойник, я начала отскребать кровь. В зеркале отразилось мое лицо и стекающие по нему окровавленные струйки. Я вгляделась — лицо было свежеотмытым и несколько удивленным.

Что, Ричард в самом деле сделал предложение? И я согласилась? Да нет, не может быть. Нет, я согласилась. А, черт!

Я стерла кровь с груди. Так, я всю жизнь водилась с монстрами, и теперь с одним из них помолвлена.

При этой мысли я остановилась и села на закрытую крышку унитаза. Я помолвлена. Снова.

Первый был таким безупречным, что даже Джудит понравился. Такой мистер Стопроцентный Американец, что я для него была недостаточно хороша, как решила его семья. Больше всего меня задело, что он недостаточно меня любил. И близко не так, как я его любила. Я бы для него бросила все что угодно. И это не та ошибка, которую стоит повторять второй раз.

Ричард был не такой, я это понимала. И все же оставался червь сомнения. Страх, что он разорвет помолвку. Страх, что он не разорвет помолвку. «Проклят ты будешь, если сделаешь, и если не сделаешь — тоже проклят».

Глянув вниз, я заметила, что капаю кровавой водой на линолеум. Наклонившись, я ее вытерла. Пока что мне удалось отмыться до той степени, до которой можно было это сделать до дома и душа. Прихвати я с собой чистую одежду, можно было бы вымыться и здесь, но я об этом не подумала.

— Еду принесли, — постучал в дверь Эдуард.

Я оделась, сунула полотенце в умывальник и пустила холодную воду, проверила, что ткань не закрыла сток и открыла дверь. Мне в ноздри ударил запах бифштекса. Чудесный запах. Я уже восемь часов ничего не ела и, честно говоря, не много съела и тогда. Ричард меня отвлек.

— Как ты думаешь, обслуга нас не убьет, если мы закажем еще порцию?

Он повел рукой в сторону тележки официанта. Там стояли два заказа.

— Как ты узнал, что я буду голодна?

— Ты всегда забываешь поесть.

— Ну, ты просто мамочка года!

— Самое меньшее, что я для тебя могу сделать, — накормить.

Я посмотрела на него в упор:

— В чем дело, Эдуард? Ты что-то слишком заботлив.

— Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять: тебе это не понравится. Считай, что еда — это предложение мира.

— Что именно не понравится?

— Давай поедим, посмотрим фильм, и все станет ясно.

Эдуард финтил, и это было на него не похоже. Он вполне может тебя пристрелить, но ходить вокруг да около не станет.

— К чему ты клонишь, Эдуард?

— Давай не будем задавать вопросов до фильма.

— Почему?

— Потому что тогда у тебя появятся вопросы получше. — С этими неопровержимыми словами он сел на край кровати и налил красного вина себе в бокал. Потом отрезал кусок мяса, настолько слабо прожаренного, что в середине была кровь.

— Только не говори, что у меня бифштекс тоже с кровью.

— У тебя он не с кровью. Ты любишь мясо, зажаренное намертво.

— Ха-ха, как смешно.

Но я села. Странно было разделять трапезу с Эдуардом в его номере, как будто мы — два бизнесмена в деловой поездке, и это у нас рабочий обед. Бифштекс был хорошо прожарен. Картошка, жаренная по-домашнему, со специями, занимала на тарелке почти столько же места, сколько мясо. Еще имела место кучка брокколи, которую можно было сдвинуть на край и не обращать на нее внимания.

Кола была налита в запотевший винный бокал — он был чуть великоват, но мне понравилось.

— Фильм начнется близко концу, но вряд ли у тебя будут трудности с пониманием сюжета.

Он щелкнул пультом, экран телевизора мигнул, какая-то передача сменилась интерьером спальни.

Женщина с длинными каштановыми волосами лежала на спине посередине круглой кровати. Она была голой — по крайней мере то, что было от нее видно, было голым. Ниже талии она была заслонена яростно шевелящимися ягодицами черноволосого мужчины.

— Это же порнография! — Я даже не попыталась скрыть удивление.