Читаем без скачивания Собрание сочинений. Т. 5 - Саша Черный

Вроде бы одно и то же видят и слышат родители и детишки, но сколь различно их восприятие. У шатающегося по праздничному торжищу взрослого все вызывает раздражение, лицо кривит гримаса отвращения, окружающее — лишь повод для злословия. У ребенка наоборот: вокруг столько ликующе веселого, неизведанного, заманчивого… У первого — неприятие мира, скепсис, скука, беспросветность. У второго — буйная языческая радость, простодушное ожидание чудесных подарков и развлечений, и вообще чего-то хорошего. Стало быть, отличие детской поэзии вовсе не в примитивности и незатейливости (как полагают некоторые читатели и писатели), а в совершенно ином мироощущении — улыбчивом, наивном, естественном, не искаженном рефлексией и шаблоном. Мало кому удается сохранить детское в душе на протяжении всей жизни. Саша Черный из их числа.

Напрасно, однако, думать, что Саша Черный был сразу явлен как всезнающий и законченный детский писатель. Далеко не так… Помните фразу, которую произносит, как бы извиняясь, юный паж волшебницы-феи в фильме «Золушка»: «Я еще не волшебник. Я только учусь». Вот и Саша Черный на первых порах учится «волшебничать»: осваивает мало-помалу секреты творчества и чудотворства, нащупывает темы, тон, язык общения с детской аудиторией.

Были, разумеется, и срывы. Подчас можно встретить у Саши Черного неуклюжие, допотопные строки, заставляющие вспомнить убогие вирши про несносного безобразника Степку-растрепку.

Вот приходит Боб с прогулки.Таракашки шмыг к шкатулке,—Боб к лошадке: «Съела… ай!Завтра дам еще, — будь пай».

Эти стихи еще не «всехные» — предназначены для господских детей. Им предлагается выйти за порог детской комнаты, на улицу, познакомиться с простым, трудовым людом — допустим, с трубочистом. Ничего страшного:

Дай ему скорее лапку,—Сажу смоешь, — не беда.

А вот уже крошечный барчук и сам, без няни, предпринимает запретную вылазку за пределы дачи. Для карапуза это почти экспедиция в джунгли, полная приключений и опасностей. Поэт как бы со стороны наблюдает с улыбкой за храбрецом, опасливо знакомящимся с обитателями болотца:

Ведь лягушки не кусают?Пусть попробуют… Узнают!

И следующая книжка Саши Черного для детей «Живая азбука» тоже явилась по сути окошком, открывавшим мир во всем его калейдоскопическом многообразии. Задача книжки проста — постичь русский алфавит посредством игры. Для этого на каждую букву придумано забавное двустишие. Например:

Слон ужасно заболел —Сливу с косточкою съел.

Если и есть нравоучение, то самое минимальное и ненавязчивое: сливы с косточками лучше не есть. Главное же, что эти бесхитростные стишки мгновенно запоминались и, стало быть, делали свое дело — обучали ребят грамоте. И неслучайно «Живая азбука» не раз переиздавалась в разных концах земного шара — везде, где жили русские дети.

Книжки с картинками… Сколько их — дешевых и изданных роскошно — кануло в безвестность. Но этого нельзя сказать о книжках Саши Черного «Тук-тук!» и «Живая азбука», созданных им совместно с художником В. Д. Фалилеевым.

И наверное, недаром Марина Цветаева вспоминала, как няня, укладывая спать дочку Алю, наказывала ей помолиться за… Сашу Черного.

Мне как-то довелось встречаться с дочерью писателя Леонида Андреева. Вера Леонидовна извлекла из тайников семейного архива и с какой-то особой нежностью продемонстрировала довольно странную реликвию — несколько страниц из «Живой азбуки». Это все, что уцелело с детских лет за годы скитаний по зарубежью. Рука не подымается выбросить. Как можно: ведь Саша Черный был другом их семьи. Более того: был их домашним учителем, ее и брата.

Творческое содружество — поэта и художника-иллюстратора — было на редкость удачное и счастливое. Посещая мастерскую Фалилеева, Саша Черный находил, что тот живет «на каком-то разноцветном острове». И добавлял, не без зависти: «Счастливое искусство! Краски да штрихи, все спокойно, все ясно».

Но вскорости этому мирному спокойствию пришел конец. Разразились события, которые не только детский, но и взрослый разум не способен по-настоящему уяснить: мировая война, революция, гражданская усобица… Эта грандиозная человеческая катастрофа перечеркнула все замыслы и планы, перевернула вверх тормашками людские судьбы.

Сашу Черного призвали в армию. На фронте само собой ему было не до стихов. После войны оказался в Пскове, где, наконец, вновь вернулся к творчеству и прежде всего к творчеству для детей. В Петроград он шлет новые стихотворения для организованного К. И. Чуковским журнала «Для детей». Однако передышка была недолгой. Разбушевавшаяся гражданская стихия разметала людей по всей России и за ее пределы. Волна беженства выбросила Сашу Черного из кромешного русского ада в Литву, на тихий хутор под Вильно. Патриархальный уклад, аисты на крыше, жужжанье пчел, изобилие яблок, облачные караваны в небесах — все это создавало иллюзию мирной жизни, оазиса, острова…

Именно здесь, в робинзонском уединении дозрело и оформилось то, к чему Саша Черный приближался давно и что окончательно довершило превращение его в детского писателя. Если прежде свою любовь поэт выражал через слово отрицания, то ныне, когда человечество погрузилось в пучину ненависти и смертоубийства, к нему пришло осознание, что «мудрость жалости порой глубже мудрости гнева», что высшая истинность — в приятии мира и любви. Ибо, как выразился А. И. Герцен: «Любовь, господа, много догадливее, чем ненависть».

Коли уж невозможно искоренить зло, то не лучше ли отделиться, спрятаться от него на каком-нибудь воображаемом острове вместе с теми, кто не повинен «в несчастной русской чехарде»? Так родилось название будущей книги — «Детский остров» — единственно точное, глубокое, объемлющее все творчество Саши Черного, обращенное к маленьким читателям. На этом волшебном Сашином острове вечно царит мир, лад, ласка, смех… Поэт возмечтал «беспечностью веселой» озарить детское цветение на этой злой земле.

«Детский остров» ничуть не похож на те кукольные царства-государства, коими изобиловала малышковая, мурзилочная литература. Спрашивается, чему же тогда она посвящена? Один умный человек когда-то заметил: «На свете есть вещи, которые производятся только для детей: всякие пищалки, скакалки, лошадки на колесиках и т. д. Другие вещи фабрикуются только для взрослых: арифмометры, бухгалтерские счеты, машины, бомбы, спиртные напитки и папиросы. Однако трудно определить, для кого существует солнце, море, песок на пляже, цветущая сирень, фрукты и взбитые сливки»[21].

Вот мы и приблизились к тому, что располагалось в центре мироустройства Саши Черного. Будто в детской игре «тепло — теплее — еще теплее — горячо» — Солнце! Оно, дарующее тепло и свет всему живущему. И недаром гениально простое ребячье четверостишие-клич (ставшее впоследствии песней) начиналось словами: «Пусть всегда будет солнце!» Их, эти слова, можно было бы взять в качестве девиза, эпиграфа, символа ко всему, что вышло из-под пера Саши Черного. Сам поэт, произведя однажды строгий отбор того, что удерживает человека на этом свете, перечислил самое, на его взгляд, главное и ценное:

Есть горячее солнце, наивные дети,Драгоценная радость мелодий и книг.

Заметим: «солнце» и «дети» поставлены рядом. Это неслучайно. Так же как и то, что былое видится поэту — «словно детство в солнечной пыли». Постоянные совпадения, союз, почти тождество этих двух понятий «детство» и «солнце». Примеров не счесть. Впрочем, стоп. Не будем лишать читателей удовольствия самим вылавливать бесчисленно прихотливые солнечные эпитеты и образы в стихах и прозе Саши Черного.

На страницах «Детского острова» произрастают цветы, разгуливают зверюшки, звучат гимны и колыбельные и вообще там множество прекрасных вещей, принадлежащих не только «человечкам», но всем людям. «И всех их видишь в таком наивном и ярком освещении, как видел летним свежим утром в раннем детстве бронзового чудесного жука или каплю росы в зубчатом водоеме гусиной травы». Это поэтическое наблюдение принадлежит А. И. Куприну, написавшему о «Детском острове»: «Вот настоящая, прочная книга для детей, чудесный подарок от нежного, но и строгого волшебника».

Книгу удалось издать в Берлине, куда Саша Черный перебрался в начале 1920 года. Издание поражает добротностью и размерами. Иллюстрации были исполнены знаменитым художником Борисом Григорьевым. Оно, это «подарочное издание», явилось поистине воплощением заветной мечты поэта о большой детской книге, предназначенной для чтения-журчания в семейном кругу, у домашнего очага, ибо без семейного чтения, как полагал Саша Черный, не может созидаться полноценная личность. Мечта эта осуществилась именно тогда, когда сама мысль о доме и очаге становилась все более призрачной. Ведь Саша Черный, как и многие его соотечественники, оказался в эмиграции — добровольном и недобровольном изгнании.