Читаем без скачивания Дары ненависти - Людмила Астахова

Как раз желание сородича, пусть и давным-давно погибшего, помочь попавшей в беду другой ролфи, к тому же женщине, Грэйн не удивляло нисколько. Удивляло другое — с чего бы это шуриа послушалась своего гипотетического предка? Хотя… если он и впрямь существует, то муки его, должно быть, невообразимы. Разумеется, не каждый ролфи обретает достойное посмертие в Чертогах — к примеру, висельникам, какой чуть не стала сама Грэйн, оно точно не полагалось. И тогда вполне понятно благородное стремление запертого между жизнью и смертью древнего эрна избавить сородичку от такой страшной участи! Но… но ведь эрн Эйккен, если это действительно он, погиб священной смертью в объятиях Локки! Он должен был давным-давно упокоиться среди прочих героев в Чертогах Оддэйна, если только…

Грэйн передернуло, когда она вспомнила о единственной причине, по которой погибший не позорной смертью ролфи обрекается на скитания между миром живых и ледяными равнинами смерти. Но возможно ли такое, чтоб потомки эрна Янэмарэйна — они ведь были у него, эти потомки! — или его дружинники хотя бы не провели необходимых обрядов?

— В таком случае, пусть благородный эрн примет мое искреннее сочувствие. Когда последней из твоего рода становится шуриа… Нет, я не удивлена. Иного я и не могла ожидать от собрата по огненным объятиям Локки… Но не упокоиться в Чертогах он мог только по одной причине — если он и впрямь существует, этот твой дух-предок! — если его потомки не провели положенные обряды, которые должны были помочь ему найти след Оддэйновой Своры… Но вот в это я не могу поверить! Что же, никто не позаботился зажечь для эрна Эйккена «родительский» огонь в дни темной Локки?

Как говорится в диллайнской поговорке: «Чем дольше живешь, тем больше поводов удивляться». Сколько бы тебе ни было лет, хоть семь, хоть семьдесят, хоть семь сотен, а всегда найдется что-то, ускользнувшее от внимания, какое-то утраченное знание, и самое главное, люди никогда не устанут удивлять. Джона мало интересовалась верованиями ролфи, преданными забвению многовековыми усилиями эсмондов. Сначала они просто запретили многобожие, а затем в Синтафе практически не осталось чистокровных Вторых.

Джона впервые слышала про «родительский огонь». Поэтому она лишь головой вертела, переводя взгляд с Грэйн на предка и обратно.

«А почему все-таки?» — спросила шуриа у духа.

Эйккен только плечами пожал: «Я и сам не знаю почему. Но догадываюсь!» Ох и зверская же у него была рожа.

«Отомстили они мне так, сволочные родичи. За Джоэйн, за то, что зад никому никогда не лизал. Отомстили, с-собаки!»

Могли, конечно, могли. Еще как могли! Сложили песню про Безумного Эйккена, воспитали сына его, сиротку, в ненависти к матери-шуриа и презрении к ролфи-отцу. Старая история. Лучший способ достать даже в могиле.

— А что такое «родительский огонь»? Это такой ритуал? — спросила Джона.

И тут же мысленно попыталась выяснить то же самое у деда-прадеда. Но тот молчал. Молчал, словно воды в рот набрал. Хитрая сволочь!

Но унять разбуженную подозрительность ролфи не так-то просто.

— Это знание не для шурий, — отрезала Грэйн.

Впрочем, шуриа чувствовала сомнения эрны. Как тонкий-тонкий запах экзотической специи. Едва уловимое ощущение непокоя, неполной уверенности в своей правоте…

— Если ты и впрямь потомок эрна Эйккена… и если он действительно здесь и неупокоен, тогда… Пусть докажет, что это правда! Он посвященный Локки, так пусть расскажет про обряд. Я точно знаю, как это происходит, — и он должен знать. А вот тебе это узнать неоткуда, шуриа.

«Вот это другое дело!» — обрадовалась Джона. И тут же потребовала у Эйккена подробного пересказа обряда посвящения.

И тот не стал скрывать ни единой детали…

Сколько веков прошло, а он до мелочей помнил свой всесокрушающий страх, и упрямый росток решимости, и самоотречение первого шага в… огонь. На встречу с богиней, на ее суровый суд, в ее жестокие огненные объятия.

Вознесенный на самую вершину страданий, какие только может вынести человек, Эйккен эрн Янэмарэйн не кричал. И осыпаясь пеплом на каменные плиты святилища, он знал, что воскреснет волею Локки. Чтобы стать частью ее, чтобы с честью носить на плече ее знак.

Но, боги! Боги Земли и Небес! Как же это было больно!

Давным-давно погасшее пламя вновь охватило Джону со всех сторон. Она горела, горела, горела… Заживо… До скончания времен…

Шуриа с диким ужасом, выпучив глаза, смотрела на ролфийку, и голос ее застревал в горле, а губы тряслись:

— Это правда? Ты заживо горела? Вы все это делаете?

Джона не могла поверить. Не могут боги-луны быть так жестоки к своим детям. Неужели?

«Так она не врет!» — Грэйн обожгло не меньшим ужасом. Никто, кроме прошедших огненное посвящение, не может знать подробностей. И ничто, кроме этих подробностей, не вызвало бы у ядовитой насмешницы Джоэйн такого потрясения… Значит, все действительно так, как рассказала графиня, — и древний эрн на самом деле заперт между мирами, а единственное существо, которое слышит его и видит, это — шуриа! Злейшему врагу не по: желала бы эрна Кэдвен такой страшной участи. Даже… даже желтоглазый смесок такого не заслуживал. Никто такого не заслуживал. Видит Локка, не так уж много было у Грэйн личных врагов — всего-то двое теперь, пожалуй, шурианский капитан и диллайнский жрец, — но даже с ними она не поступила бы так… подло.

Слишком уж сурово осудили потомки и ближники эрна Эйккена его странную любовь к змеиной деве, раз не только ославили его имя в веках, но и достойного посмертия лишили! Когти Локки! И сама Грэйн тоже хороша — петь ту пошлую песенку, ни на миг не задумавшись, что тем пятнает честь побратима-посвященного!

«Но просить прощения за это я буду через саму Локку — или напрямую, если он слышит, — но уж точно не при посредничестве Джоэйн!» — решительно уняла свои угрызения Грэйн и ответила все еще с ужасом взиравшей на нее шуриа:

— Не все. В священный огонь входят только посвященные Локки. Видишь ли, чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Добровольно. Так что не думаю, что посвящение Морайг или Глэнне обходится без подобной жертвы… Пусть благородный эрн простит мои сомнения. Разумеется, я объясню тебе, Джоэйн, как зажигать «родительский» огонь. Никто не заслужил вечного скитания между жизнью и смертью.

И ролфи поклясться была готова, что вот в этом — хотя бы в этом! — шуриа с ней полностью согласна. Последняя в роду эрна Янэмарэйна спросила пытливо:

— И тогда Эйккен сможет уйти в посмертие?

Грэйн кивнула и, полуприкрыв глаза, произнесла нараспев, словно уже склонялась над трепещущим огоньком «родительской» свечи, одинокой вехи в холодной бесплотной темноте: