Читаем без скачивания Последний царь - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трупы выносили на грузовик на носилках, сделанных из простынь, натянутых на оглобли, взятых от стоящих во дворе саней. Шофером был злоказовский рабочий – Петр Люханов. Кровь в комнате и во дворе замыли. В три ночи все было кончено».
Следователь спросил его о Стрекотине.
«Я припоминаю – он действительно стоял у пулемета. Дверь из комнаты, где стоял на окне пулемет, в переднюю была открыта. Открыта была дверь из передней в ту комнату, где производился расстрел».
Из этой фразы Медведева следствие могло заключить, что Стрекотин и Клещев действительно могли видеть происходившее.
Свидетели Апокалипсиса.
Итак, Медведев отрицал, что он сам стрелял, но уличила его жена: «По словам Павла, все разбуженные встали, умылись, оделись и были сведены на нижний этаж, где их поместили в одну комнату. Здесь вычитали им бумагу, в которой было сказано: «Революция погибает, погибнете и вы». После этого начали стрелять, и всех до одного убили. Стрелял и мой муж».
Уличил его и Проскуряков, которому он тоже неосторожно рассказывал, как стрелял в царя и «выпустил в него 2–3 пули». Наверняка и жене он сказал, что стрелял в царя. Только не захотела она уличить мужа в таком ужасном преступлении.
Впрочем, для нее это преступление, а для Пашки Медведева, конечно, – гордость. Начальник охраны в Ипатьевском доме наверняка был человек надежный, фанатичный, иначе не взяли бы его на такую должность Юровский и Голощекин. А показания о расстреле он дает, потому что знает: все равно другие расскажут. Запираться бессмысленно.
Следствие продолжалось. Выяснилось, что 18 июля в коптяковский лес приехали еще два грузовика. Они привезли какие-то три бочки, которые перегрузили на подводы и увезли в лес. Одна из этих бочек была с бензином.
Узнали, что было и в других бочках. Нашли записку от комиссара снабжения, все того же «Интеллигента» П. Войкова, в екатеринбургскую аптеку – о выдаче большого количества серной кислоты.
Итак, после совпадавших в основном показаний свидетелей следствие пришло к заключению: в ночь на 17 июля Царская Семья, приближенные и слуги – 11 человек – были расстреляны в полуподвальной комнате Ипатьевского дома.
После чего, по гипотезе следствия, трупы сложили в грузовик, увезли к безымянной шахте у деревни Коптяки. 18 июля туда было привезено большое количество бензина и серной кислоты. Тела убитых были изрублены топорами (один из таких топоров был найден следствием), облиты бензином и серной кислотой и сожжены на кострах, обнаруженных недалеко от шахты.
Но…
(Воскресение убиенных)
Но Соколов так и не нашел трупов Царской Семьи. Был чей-то отрезанный палец, чья-то вставная челюсть… И кострище рядом с безымянной шахтой, которое он объявил могилой и прахом Царской Семьи…
Да, показания свидетелей о расстреле совпадали, но… Но Соколов был монархист. И он внес политическую одержимость в свою работу. Что и делало весьма подозрительными добытые показания. Обе стороны в Гражданской войне с успехом учились жестокости друг у друга, и подвалы белой контрразведки состязались с подвалами ЧК. И допросы Соколова отнюдь не были идиллическими. Возможно, именно поэтому показания совпадали? Скептики рассуждали: пристрастное следствие, спорное заключение о том, что можно бесследно сжечь 11 тел… И бесспорный факт – трупов нет.
Через полтора года после «расстрела Семьи в Ипатьевском доме» (так утверждал Соколов), или «исчезновения Романовской Семьи из Ипатьевского дома» (так формулировали его оппоненты), появляется «Анастасия». Таинственная женщина, судьба которой уже более 70 лет волнует мир.
Краткое изложение этой общеизвестной истории.
В Берлине неизвестная девушка решает покончить с собой: бросается ночью в канал. Ее спасают, помещают в лечебницу, она в депрессии, почти безмолвна. В лечебнице ей попадается фотография Царской Семьи. Фотография эта приводит ее в поразительное волнение, она не может с ней расстаться. И вскоре возникает слух: чудом спасшаяся дочь русского царя Татьяна находится здесь, в берлинской больнице… «Татьяна» – так она вначале себя называла. Но вскоре она станет называть себя Анастасией.
И в этом факте нет ничего уличающего ее как самозванку. Просто сильный шок мог выжечь память. Она не помнила, кто она. Раскопки в памяти – и вот уже ей кажется, она встретилась с собой – она Анастасия…
Она рассказывает историю своего спасения: выстрел, она падает, за нею – сестра, закрывая ее от пуль своим телом… И дальше – бесчувствие, провал в памяти… потом звезды… ее везут на какой-то телеге. Потом путь в Румынию с солдатом, который, как оказалось, и спас ее. Рождение ребенка от солдата… Ее бегство… И все это наплывами, бессвязно…
И при этом она не говорит по-русски. Впрочем, и на это может быть объяснение… русская речь во время чудовищного убийства, когда лежала она, заваленная трупами своей Семьи, навсегда создала некое табу в ее сознании. Она не может произносить русские слова, они воскрешают в ее сознании тот ужас… Но это обстоятельство очень ободряло ее оппонентов. (Хотя, на наш взгляд, женщина, не говорившая по-русски и решившая объявить себя русской великой княжной, должна быть или сумасшедшей или… воистину верить, что она Анастасия.)
Но было и удивительное ее сходство с фотографиями дочери русского царя. И был след сведенной родинки на теле – там, где когда-то свели родинку у юной Анастасии, и одинаковое строение ушной раковины, и сходство их почерков, и, наконец, подробности жизни Семьи, о которых так свободно рассказывала эта таинственная женщина.
Она пыталась отстоять в суде свое право называться царской дочерью и потерпела поражение.
Но когда таинственная «Анастасия» умрет, ее похоронят в склепе романовских родственников – принцев Лейхтенбергских.
Кто она была?
Для меня – женщина, по каким-то ужасным причинам пережившая шок и забывшая, кто она, и всю жизнь пытавшаяся это вспомнить… Она действительно верила, что она царская дочь, но, видимо, не знала точно – которая из четырех… Она объявила себя Анастасией, потому что из всех она больше всего была на нее похожа, но… но до конца жизни она вела мучительные раскопки в своей памяти. И потому при всей уверенности в ней была такая неуверенность. И эта сжигающая мука: все время вспоминать, идти назад туда, в чудовищное прошлое, чтобы пытаться встретиться там, в этом ужасе, с собой и… так никогда и не встретиться.
Но если «Анастасия» объявила себя «спасшейся после расстрела», то впоследствии начинают появляться книги, доказывавшие, что вообще никакого расстрела царских дочерей не было.
