Читаем без скачивания Банкир - Петр Катериничев

Разливаю чай в стаканы в старинных подстаканниках:

— Вам покрепче?

— Как себе.

— Я густой пью.

— Ну, значит, густой. А вареньица нету?

— Только песок.

— Тоже хорошо. Грешен, люблю сладкое. Да это общее у стариков: кровь по жилушкам уже совсем не так скоро бежит, вот сахарком и греешься…

Геракл отхлебнул осторожно:

— Хорош. — Сделал еще глоток. — А я, молодой человек, Сергей Петрович, по делу. И разговор у нас долгий завьется. Серьезный разговор. — Посмотрел выразительно на вытяжную трубу…

— Проверено. У меня тут такой спец — просто кудесник. Не сомневайтесь.

— Раз говоришь — значит, знаешь. Ну, слушай… Герасимов рассказывал два часа. Сам по себе рассказ был настолько интересен, полон такими деталями и подробностями, что не поверить ему было просто невозможно.

— За все — самая большая благодарность Ефиму Яковлевичу Хейфицу, Царствие ему Небесное… Хотя он и некрещеный был, да и неверующий, я так себе думаю, — Господь, он чистые души сам отличает да к себе берет… — закончил старик рассказ. — А голова у него соображала так, что завидуй не завидуй, а гений…

Ну а ты… Изучил я твои дела… Пока на азарте да на сметке выезжаешь, а знаний да опыта тебе — еще набираться… Хотя… Ты знаешь, как Решетов тебя назвал? Поэтом! Он, конечно, сволочь, но голова у него варит… А ты, Сергей Петрович, уже и не такой молодой… Как у Александра Сергеевича? «Года к суровой прозе клонят…» Решил, как, что, с кем?

— А что тут решать… Я сын своего отца. А он своего. Когда-то давно, видно, самый старший Дорохов решил за нас всех: Честь и Отечество. Старинный девиз семьи.

— Ну и слава Богу. Тогда давай говорить о деле. Ты вряд ли даже представить можешь, какая за мною да за тобой сила соберется… А вот решать будешь ты. Сам.

…Откланялся Владимир Семенович под утро. В прихожей вдруг замешкался, поднял глаза:

— Вот что я тебе еще скажу, Сережа… Скоро и Россия, и мир переменятся.

Очень скоро. Гораздо скорее, чем мы можем себе представить… Уж ты поверь старику на слово…

…Мои невольные гости все-таки уснули, примостившись кто где. А я сижу на кухне, курю. Еще один звонок раздался уже под утро.

Это была Галя Вострякова. Заглянула в гостиную, перевела дух и тихо прошла на кухню.

— Дорохов, у тебя водка есть?

— Должна. — Я заглянул в старинный резной буфет, вытащил графин, закрытый фигурной литой пробкой.

— Налей. Выбираю рюмку.

— Нет. В стакан.

Стакан Галина Петровна опростала по-мужицки, единым махом, выдохнула:

— Только моему благоверному не сказывай. Не любит он этого. Как он, умница?

— Выше всяких похвал.

— Дорохов… Нет больше Замка. И — ничего там нет. Сейчас уже головни догорают.

Неожиданно опустила лицо в ладони и разрыдалась враз, подвывая в голос, причитая что-то по-бабьи… Плечи тряслись, я обхватил их, женщина уткнулась мне в плечо и припустила пуще…

Выплакалась, подняла лицо:

— Вам, мужикам, не понять… Налей еще, кавалер хренов…

Выпила, спросила просто:

— Что же теперь будет, а?

Я вспомнил разговор с Герасимовым:

— Да ничего страшного. Жить будем.

— Жить?

— Жить. Долго. Счастливо.

…Низкорослые кони неслись наметом, сшибая желтые солнышки одуванчиков.

Повозки, телеги с пленницами и добычей — все это осталось где-то сзади…

Впереди шла Орда — тьмы всадников, разделенные на десятки и сотни, скованные жестокой дисциплиной, алчущие крови, золота, власти… Они текли по равнине — грязные, грозные, раскосые… В желтых тигриных глазах Предводителя таилась спокойная ярость зверя, пришедшего в этот мир отнимать, подчинять, властвовать… Он знал:

Орда существует и будет существовать всегда, она не прекратит свой кровавый путь, пока воины не достигнут предела жестокости, славы, власти…

Пока он. Предводитель, будет видеть в их глазах отблеск того губительного, яростного огня, который пылает в нем… Но он знает: предела жестокости, славы и власти — нет, а значит, Орда будет нестись по вечной земле вечно, год за годом, столетие за столетием, и мир будет принадлежать Орде, и мир будет корчиться у ее ног в бесконечной кровавой агонии, год за годом, век за веком, всегда… И мириады звезд, холодных, равнодушных, из века в век будут взирать с высоты своего неуязвимого величия на беды, страдания, страсти жалких двуногих тварей, именующих себя людьми…

…Низкорослые кони несутся наметом, на их пути темной вековой стеной стоит бор. Всадники проскакивают редколесье, поток их бесчислен, они текут неудержимой лавой… И — пропадают. Растворяются в этом сумрачном лесу, будто не было… Ни вчера, ни век назад, никогда…

…Желтые солнышки одуванчиков тянутся вверх, в бесконечно-высокую лазурь неба, и теплый небесный свет льется на луга и леса ласково и мягко, укрывая все сущее на этой земле невесомым прозрачным куполом…

…Я бреду по тропке, и вижу впереди серебристые воды лесного озерка, и слышу шорох осоки… Лес приветствует солнышко, и капли падают с высоких золотистых сосен, переливаясь живой влагой… А в воде, светлой воде озера отражаются башни и стены, кресты храмов и маковки церквей… И я слышу слово, похожее и на посвист пущенной из чащобы смертоносной стрелы, и на имя желтоглазого лесного зверя, и на шепот осоки на ранней заре над сплетенными телами влюбленных… Русь…

…Девушка отдернула шторы и впустила в комнату солнце. Оно залило все ясным и теплым светом, и стало понятно, что зима кончилась, что снег слишком хрупок в своем постоянстве, чтобы быть всегда, и кристаллы снежинок, так чисто блиставшие, когда он только покрывал уставшую от дождей бесснежную землю, теперь превращаются в талую воду, чтобы напитать соками землю и дать начало новой жизни. «В том месте книги памяти моей, до которого лишь немногое можно было прочесть, стоит заглавие, которое гласит: „Наступает новая жизнь“… Так сказано у Данте о любви.

А в моей памяти звучит мелодия из какого-то доброго фильма: «Наступил по всем поверьям год любви…»

Бог есть любовь.

На земле нет нерушимых замков. И важно только то, что нельзя ни завоевать, ни пленить, ни уничтожить… То, что хранится в душе и пребывает с нею в бессмертии вечно. Как сокрытый, невидимый град… Любовь.

…Мелодия звучит во мне, не исчезает, и я хочу верить, что так будет всегда.

Эпилог

«Жители подмосковного поселка Стеклянников Сад и деревень Косыгине и Сивково были обеспокоены гулом вертолетов, вспышками дальних взрывов и даже пожаров на территории километрах в десяти от их жилищ. Наш корреспондент обратился за разъяснениями, которые получил у начальника пресс-центра Службы особых операций полковника Николая Кукнидзе.

По его словам, проводилась плановая боевая учеба спецподразделений Службы особых операций, которые отрабатывали мероприятия, входящие в компетенцию данной структуры. Ввиду того, что такие учения причиняют некоторое беспокойство, руководитель службы генерал Петров издал распоряжение, согласно которому впредь все подобные мероприятия будут проводиться на специально обустроенных полигонах вдали от столицы. Однако выделенных правительством средств, как посетовал генерал, совершенно недостаточно, чтобы суметь оборудовать подобный полигон где-то в другом месте, что называется, «с нуля»; к тому же любой субъект Федерации будет требовать компенсацию за отчуждение определенной территории под такой объект. Так что, если жителей Подмосковья еще потревожат автоматная стрельба, взрывы или что-то подобное, беспокоиться не следует: идет плановая учеба».

Молодые люди разместились за длинным овальным столом современного офиса.

Одеты они были в хорошо сшитые деловые костюмы, и собрание походило бы на обычное деловое банковское совещание, если бы…

На плечи каждого была накинута белая с алым мантия, а в левой руке блистал тонкий металлический жезл. Председательствующий обвел взглядом присутствующих:

— Несколько месяцев прошло с тяжелого для всех нас дня. Но вы знаете:

Замок уничтожить нельзя. Скоро это поймут и наши враги. А сейчас мы должны принять решение. С позволения высокого собрания, я начну опрос. Герман?

— Да.

— Бертран?

— Да.

— Сен-Клод?

— Да.

— Жан?

— Да.

— Ришелье?

— Да.

— Герберт?

— Да.

— Альбер?

— Да.

— Магистр?

— Да.

— Бран?

— Да.

Председательствующий поднялся со своего места, подошел к избранному, принял у него мантию и облачил человека в белоснежный плащ.

Все присутствующие встали в знак признания высшего приоритета Великого Мастера.

Примечания

1

«Якорь» — законсервированная до времени фирма или контакт.

2

ЮБИК («Юропиен бэнкс интернэшнл компани») — одна из ведущих мировых банковских группировок (банковских клубов); включает в себя «Амстердам-Роттердам банк», Нидерланды, «Дойче банк», ФРГ, «Мидленд банк», Великобритания, «Женераль де банк», Бельгия, и др. Суммарные активы членов клуба, по оценкам, превышают 550 млрд. долларов. АБИКОР («Ассошиейтед бэнкс оф Юроп кор-порейшн») организована в 1971 г . В нее входят 10 банковских учреждений, среди них — «Альгемене банк Недерланд», «Банко национале дель Лаворно», Италия, «Банк националь де Пари», Франция, «Барклейс банк», Великобритания, «Дрездене банк», ФРГ, и др. Суммарные активы членов, по оценке, около 700 млрд. долларов.