Читаем без скачивания Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908 - Цзюн Чан

В силу внешнего приличия фельдмаршал распорядился, чтобы в «опочивальню и гостиную ее величества императрицы наши не совались». Но однажды ночью это роскошное строение, с любовью создававшееся вдовствующей императрицей на протяжении многих лет, было стерто с лица земли. Пожар вспыхнул из-за большой железной печи, которую немцы установили в кладовой для продовольствия. Цыси тяжело переживала такую утрату, но успокаивало всех то, что ущерб остальным дворцам и Пекину в целом оказался далеко не таким серьезным, как она боялась. За все это она была благодарна захватчикам. Местным жителям такая гуманность показалась настолько неожиданной, что они смогли поверить словам некоей куртизанки, которая говорила, будто это она подольстилась к графу фон Вальдерзее. Эта женщина по имени Та, что прекраснее золотого цветка отправилась со своим мужем в Берлин в качестве супруги, когда того назначили туда послом Китая в 1880-х годах. После их возвращения из Германии и его смерти она занялась своей старой профессией. Во время оккупации западных союзников она воспользовалась своим опытом, приобретенным в бытность супруги посла, и знанием немецкого языка. Она завела оживленную торговлю с немецкими офицерами, с которыми ее часто видели прогуливающейся по улицам Пекина. Она уговорила немецких офицеров своего круга взять ее с собой в Морской дворец, где жил граф фон Вальдерзее. Совершенно очевидно, она рассчитывала на то, что ее представят ему или как минимум он положит на нее глаз. Удалась ли ей такая затея, доподлинно неизвестно. Но ее заявление о том, что она «спасла жителей Пекина», обворожив немецкого фельдмаршала, послужило пищей для общественных сентиментальных фантазий, и Та, что прекраснее золотого цветка стала известным всем персонажем, считающимся многими чем-то вроде героини трагедии[45].

Подписание документа с провозглашением окончания войны, вошедшего в историю под названием «Боксерского протокола», затянулось до 7 сентября 1901 года, то есть после вторжения европейского экспедиционного корпуса на территорию Китая прошел целый год. Китайские представители на переговорах – великий князь Цзин и боцзюэ Ли – все это время в основном ждали, пока власти западных держав согласуют свои требования к Пекину.

Европейцы приняли решение освободить Цыси от ответственности за злодеяния «боксеров». Главным зачинщиком назначили отца наследника престола и основного вдохновителя ихэтуаней великого князя Дуаня. Его приговорили к смертной казни, оговорив право владельца престола по своему усмотрению сохранить ему жизнь на том основании, что он числился видным членом императорской семьи. Великого князя Дуаня отправили в Синьцзян до конца жизни отбывать тюремное заключение. Шести сановникам и чиновникам вынесли безусловный смертный приговор, остальным обвиненным достались наказания самого разного характера. Владелец престола отправил своих посланников в Германию и Японию выражать «сожаление» по поводу убийства дипломатов этих стран. В Дагу срыли все форты. Ввели норму права, которой предусматривался запрет на образование общественных организаций для проповеди ненависти к иностранцам, а также запрет на присоединение к ним.

Раздел, в силу которого жизнь китайского народа на самом деле переменилась, касался военной контрибуции. Она достигла ошеломляющей суммы 450 миллионов лянов серебром. Такая цифра получилась путем сложения всех требований участвовавших в войне стран с точки зрения затрат на их военные экспедиции и ущерба, нанесенного их гражданам. Американцы рассуждали так, что контрибуция «должна находиться в пределах возможностей китайцев ее заплатить». Они предложили властям западных держав умерить свои аппетиты до разумного предела и изначально предложили общую сумму контрибуции 40 миллионов лянов. Однако немцы «не видели причин для проявления западными державами чрезмерного великодушия», и практически все остальные победители выразили единое с ними мнение. Граф фон Вальдерзее написал в дневнике, что сам кайзер потребовал от него «наложить на китайцев предельно крупную контрибуцию, так как он остро нуждался в деньгах на флот». Уполномоченного ведомства для проверки обоснованности претензий каждой из стран тогда не существовало, равно как и общепризнанных принципов расчета запрошенных сумм. Власти стран-победителей в войне по собственному разумению назначали размер контрибуции. Заявителем крупнейшей претензии числилась Россия, чья железная дорога в Маньчжурии подверглась налетам черни, и притязания составляли 29 процентов от общей военной контрибуции западных союзников. За Россией следовала Германия с 20 процентами, потом Франция и Британия, власти которых сначала было согласились с американцами, но в скором времени потребовали больше. Японцы по сравнению с 1895 годом проявили относительную сдержанность и отстали от французов с англичанами. Даже американцы поменяли свой курс и в итоге тоже выставили счет, признанный по результатам последующего расследования избыточным[46]. Общую сумму 462 560 614 лянов серебром позже чуть-чуть округлили до 450 миллионов. Так как китайское население в то время составляло приблизительно такое же число, китайцы сочли (и считают до сих пор), что названная сумма представляется символом наказания всего народа.

Роберт Харт и другие умные люди предупреждали, что «эта страна находится совсем не в том положении, чтобы выполнить требования союзников». Но нашлись и те, кто видел у Китая такие возможности. Французский священник Пьер-Мари-Альфонс Фавье высказал предположение о том, «что императорской семье принадлежат ценности стоимостью 300 миллионов марок». Но даже граф фон Вальдерзее признал такое предположение за гранью разумного: при взгляде на Запретный город «возникает ощущение былого величия, подвергающегося постепенному упадку…». В донесении своему кайзеру он сообщал: «Не могу поверить, будто при дворе, смирившемся с такого рода упадком, могут водиться несметные богатства. Представить себе не могу, где такие огромные богатства могут храниться?!» Среди предложений выдвигалось и такое: «Каждой державе следует позаботиться о своей доле контрибуции и занять некую часть китайской территории». Граф фон Вальдерзее хотел «прихватить область Шаньдуна». Мечту о ней лелеял его кайзер и требовал от графа ее осуществить. Однако власти остальных держав, прежде всего Британии и США, возражали по поводу любого варианта расчленения Поднебесной империи. Граф фон Вальдерзее обратил внимание на то, что американцы «вроде бы не хотят, чтобы кто-то что-то взял себе от Китая». Жена американского посла Сара Конгер эмоционально написала: «У меня возникло огромное сочувствие к китайцам. Китай принадлежит китайцам, и этот народ никогда не звал иностранцев на свою землю. Китайцы продемонстрировали свою готовность на неслыханные жертвы ради достижения своей цели. Раздел Китая другими странами будет означать войны и необходимость содержания здесь крупной и мощной регулярной армии. Горечь поражения будет все сильнее терзать китайцев и толкать их к действию, и они воткнут в иностранцев свое отравленное жало с таким количеством яда, на которое никто не рассчитывает».