Читаем без скачивания Одержимый волшебством. Черный Трон - Роберт Желязны

Я поцеловал ее и сказал: — Расскажи мне еще о месмеризме. Когда сила так велика, как наша, должны быть специальные меры, чтобы держать ее под контролем.

— О, да, — ответила она. — Мы должны сконструировать собственные инструменты…

В ту ночь, особенную из всех ночей года, далеко за полночь мы шли в подвал, похожий на пещеру, особняка в Арнгейме, чтобы приступить к трансмутации.

Частные армии Сибрайта Элисона и людей, которых он окрестил Омхоли Тринити, стояли друг напротив друга во всю длину лаборатории. На каждой стороне их было около сорока. У каждого была винтовка и пара пистолетов; можно было увидеть также множество остроконечного оружия. Я представил, что было бы, если бы пули рикошетом начали летать по всему пространству. Штатские… Я заранее тайком пробрался и наскоро выкопал небольшую траншею — недалеко, налево от меня — и закрыл ее куском отрезанным от брезента, на котором лежала гора свинцовых заготовок. Я предполагал что-то подобное; при первом намеке на возможность перестрелки я собирался вместе с Энни нырнуть туда.

Ван Кемпелен соединял шланги между резервуарами, подсоединял провода от последнего резервуара к дальней части кучи свинцовых заготовок. Энни сидела в сияющем черном кресле, которое казалось, было сделано из осколков обсидиана. Стеклянный шлем покрывал ее голову и она опиралась на полосу из золота, которая проводила вдоль высокой спинки. Ей в руки дали два провода, которые тянулись к ближайшей стороне свинцовой кучи.

Ван Кемпелен прошептал ей последние инструкции, потом кивнул Элисону и остальным. Тут же напряжение, отличное от телепатического, заполнило помещение. Я сделал шаг к Энни и почувствовал нарастание сил, которыми она манипулировала. В одном из резервуаров послышалось бульканье. Какие бы силы не исходили от Энни, они стали вибрировать. Остальные емкости начали резонировать.

Я словно бы услышал жалобный вой, звучащий на очень высокой ноте, внезапно у меня заболела голова. Затыкать уши не было смысла, хотя все пытались делать то же самое. Потом вой затих, и в воздухе поплыли едва различимые фигуры — странная рыба, странное море… Вибрация снова усилилась. Казалось, что на нее можно было опереться. Вспомнив свои дневные впечатления, я почувствовал теперь в явлении что-то более знакомое.

Звук уходил и мгновенно возвращался. Короткие взрывы света вслед за этим наполняли воздух над резервуарами, вокруг серой кучи. Руки Энни, лежащие на проводах, были белыми от напряжения.

Потом возникла рябь. Это было так, словно всех людей, стоявших напротив, и все, что было вокруг, я увидел сквозь линзу мелкого ручья. Ничего не изменилось, но все же изменилось все. Казалось, что все в подвале колеблется.

Потом точки света — на этот раз большей частью золотого — возвратились, чтобы смешаться с рябью.

Я сделал еще шаг к Энни. Возникло какое-то давление. Серые заготовки на мгновение вспыхнули желтым за пеленой ряби. Через некоторое время вспышка повторилась — на этот раз золотая и более продолжительная. Груда, казалось, меняла форму, уменьшаясь с каждым новым озарением и увеличиваясь, когда вспышка угасала.

Я взглянул на Элисона. Он улыбался. Частота колебаний возросла. Серо-золотые затмения-вспышки становились все чаще и чаще. Потом золотой период цикла увеличился, серый сократился. Потом началось потряхивание, раздались отчетливые звуки скрежета свинцовых заготовок, трущихся друг о друга, словно заработал внутренний импульс, стремящийся удержать массу. Некоторые бруски выпали из общей кучи.

Я снова посмотрел в сторону Элисона. Он, казалось, был заключен в рамку из огня, но совершенно не ведал об этом.

Потом колебание прекратилось, и я увидел гору золота. Все присутствующие, казалось, перевели дыхание в одно и то же время. Прекрасный, маслянистый, тяжелый блеск…

Я несколько раз перевел взгляд с золота на Энни, на Элисона и обратно. Ничего не происходило. Никто не двигался. Что-то должно было произойти. Должна быть ответная реакция, движение, балансировка…

Энни вскрикнула. Свет, окружавший Элисона, угас.

То, что Энни прокричала, были слова:

— По умер!

На лице Грисуолда была улыбка. Энни освободилась от проводов, отшвырнула свою стеклянную корону.

Что-то похожее на огромный вздох пронеслось сквозь помещение, и раздался стук, похожий на землетрясение на кирпичном заводе.

Куча стала больше и потеряла свой блеск, стала серой и развалилась.

Грисуолд взревел, Элисон — тоже. Но никто из них не выстрелил.

Энни повторила свои слова очень тихо, но отчетливо. От трепета, возникшего, как эхо, содрогнулся огонь свечей и факелов.

— По, — сказала она снова, — умер, — и раздался треск над нашими головами. Потом отовсюду на нас посыпалась пыль.

Все подняли глаза кверху. Раздались звуки грохота и треска.

Потом словно тяжелые удары обрушились на стены, за ними последовал скрежет. Все помещение, казалось, ходило ходуном, и еще несколько брусков выпало из серой кучи. Элисон, быстро озираясь по сторонам, стал отступать к лестнице. Еще мгновение, и трио напротив него сделало то же самое. Потом донесся грохот, похожий на гром.

— По умер, — раздался шепот, заполнивший все пространство подвала.

«И Итэлред поднял свой меч и ударил дракона по голове. Голова упала перед ним и испустила дух с таким ужасающим и резким шипением, к тому же очень пронзительным, что Итэлред вынужден был закрыть уши руками, от жуткого звука, подобного которому он никогда не слышал.»

«На этом месте я опять внезапно прервался, теперь уже с чувством величайшего изумления, так как не могло быть сомнений, что в этом случае я действительно слышал (хотя с какой стороны он доносился, невозможно было определить) низкий и очевидно удаленный, но неприятный, продолжительный и совершенно необычный звук, не то вопль, не то скрип, — точное соответствие которого жило в моем воображении как невероятный крик дракона, описанный романистом.»

Тяжелая каменная масса обрушилась на лестницу, загородив нам выход. Сначала некоторые из воинов завопили. Побросав оружие, они бросились вперед в поисках выхода. Энни подняла руки вверх и раскачивала ими из стороны в сторону. Как будто из сочувствия, все сооружение делало то же самое. Сверху раздался ужасный треск, и в нескольких местах потолок обрушился.

Некоторые, придавленные обломками, кричали в агонии. Теперь, казалось, набежавший ветер оплакивал По, слов не было; откуда-то до меня донесся запах дыма…

У нее были серые глаза, темные растрепанные волосы ниспадали на лоб. Изящные руки с длинными пальцами. Голубая юбка и белая блузка были выпачканы в песке, подол юбки намок. Ее полные губы дрожали, когда она переводила взгляд с него на песочный замок и снова на него, но в глазах не было слез.