Читаем без скачивания Меченые - Сергей Шведов

— Времени у нас в обрез, положение более чем серьезное. Духи прислали известие: кочевники появились в степях у границы. И, боюсь, это совсем не случайно. Кто-то сообщил им, что граница открыта, а возможно, заплатил за активность. Если серым удастся собрать под свои знамена нордлэндских владетелей да с тыла объявятся кочевники, то у нас могут возникнуть серьезные проблемы.

— Уберем Тора Нидрасского — с остальными будет проще, — уверенно сказал Шорох.

— Ты сначала убери, — зло бросил ему Леденец.

Отношения между вторым и третьим лейтенантами меченых оставляли желать лучшего, их постоянная грызня стала не на шутку раздражать Чуба.

— Хватит! — рявкнул он. — Будете скалить друг на друга зубы — выбью их обоим.

— С замком Хольм пора кончать, — сказал Лось. — Пока там сидит королева, покоя в Бурге не будет. Горожане ждут законного наследника короля Рагнвальда.

— Замок можно захватить либо с большими потерями, либо хитростью, — сказал Драбант. — Думаю, нам следует привлечь к операции Рекина Лаудсвильского, через него мы выйдем и на серых, и на Ингрид.

— Я, пожалуй, помогу Драбанту, — мягко сказал Чирс, и это были первые слова, произнесенные им за сегодняшний вечер.

— Было бы лучше, если бы ты занялся кочевниками, — нахмурился Чуб.

— Время терпит, — пожал плечами Чирс.

Леденцу показалось, что капитан с большим удовольствием услал бы куда подальше своего союзника Чирса, более того, третий лейтенант догадывался и о причинах этого странного на первый взгляд отношения к улыбчивому суранцу. Чирс и Драбант, кажется, спелись, вот только мелодия, которую исполняют дуэтом эти двое, вряд ли прозвучит гимном Башне. Леденец был почти уверен, что Чирс в последний момент сфальшивит, поставив молчуна в столь же неловкое положение, в какое он уже поставил капитана.

Рекин Лаудсвильский отлично понимал всю сложность своего положения в логове меченых после бегства Хаслумского. Это было тем более досадно, что он уже нащупал подходы к некоторым весьма влиятельным приграничным владетелям и усиленно обрабатывал их в нужном направлении. Побег Тора Нидрасского из-под самого носа капитана меченых лил воду на мельницу Рекина, которая и без того работала на полных оборотах благодаря золоту Брандомского. Благородный Бьерн, надо отдать ему должное, проявил неожиданную щедрость, чего нельзя было сказать о Труффинне Унглинском, ворчавшем по поводу каждой монеты. Конечно, не все золото доходило до приграничных владетелей, кое-что прилипало к рукам Рекина как плата за риск, однако в большом деле не без потерь. Это понимал Брандомский, но не вполне осознавал генерал серых, человек, по мнению Лаудсвильского, слишком прижимистый для той роли, которую он пытался играть. Пока что Рекин пользовался доверием Чуба, и даже Чирс, этот загадочный пришелец из чужого мира, несколько раз благосклонно улыбнулся ему. Косились, правда, в сторону владетеля молчуны, но эти никогда и никому не доверяли.

Еще одно обстоятельство было в пользу Лаудсвильского: и в королевском замке, и вне его стен было хорошо известно, что благородные Бент и Рекин никогда не состояли в дружеских отношениях. И потому Лаудсвильский не усмотрел ничего подозрительного в предложении Шороха помочь в розысках опального Бента. Рекин проявил рвение и без особого труда установил, что Хаслумский укрылся в замке Хольм под крылышком королевы Ингрид. Это известие не слишком обрадовало Шороха и глубоко опечалило самого Лаудсвильского. Хаслумский был человеком хоть и не умным, но красноречивым, и, конечно, он без труда сумеет очаровать одинокую женщину, учитывая трагическую ситуацию, в которой та оказалась. И когда пробьет час победы, заслуги истинных героев будут забыты, а восторжествует Бент Хаслумский, человек, бездарно загубивший даже то небольшое дело, которое ему было поручено.

Задача самого Рекина была куда сложнее: во-первых, нельзя было допустить падения замка Хольм, во-вторых, требовалось поссорить владетелей Приграничья с мечеными, в-третьих, необходимо было во что бы то ни стало стравить Чуба с Тором. Что и говорить, Лаудсвильский был не из тех людей, которые, взвалив тяжелую ношу на плечи других, поплевывают в потолок. Обстоятельства благоприятствовали ему, но нельзя сбрасывать со счетов усилия самого Рекина, во всяком случае, владетель скорее склонен был преувеличивать свои заслуги в глазах соратников по борьбе, чем преуменьшать их. А оправданием ему служило то, что в случае провала агента ордена ждали большие неприятности, и этого не мог отрицать никто.

Сегодня Лаудсвильскому предстояла встреча, которую ни в коем случае нельзя было пропустить. Владетель принял все мыслимые меры предосторожности, но на душе его все равно было неспокойно. Конечно, он не стал бы рисковать собственной шкурой только для того, чтобы повидать Унглинского и выслушать его глуповатые инструкции. Рекину нужен был весомый аргумент для решительного разговора с приграничными владетелями. Речь шла о золоте, и дать его могли Брандомский, Маэларский, возможно, Тор Нидрасский, ну и, разумеется, Труффинн Унглинский, которому пора было раскошеливаться по-настоящему, не ограничиваясь мелкими подачками.

Генерал ордена встретил Лаудсвильского сердечно. Еще бы, благородный Рекин был последней надеждой серых, от его изворотливости и ума зависело сейчас, быть ли Нордлэнду свободным, или над ним нависнет вечная мгла. Лаудсвильский без стеснения высказал эти свои соображения Унглинскому. Благородный Труффинн заслуг благородного Рекина не отрицал, но сумма, в которую он их оценивал, была значительно скромнее той, на которую претендовал Лаудсвильский. Ситуация сложилась неприглядная: Рекин настаивал, Труффинн энергично отбивался, изнемогая в борьбе. Приход приграничных владетелей спас Унглинского от поражения, точнее, дал ему необходимую передышку. Благородные Брандомский и Агмундский с удивлением посматривали на разгоряченных спором главарей серого ордена. Унглинский поспешил придать своему одутловатому покрасневшему от гнева лицу приличествующее обстоятельствам выражение. Лаудсвильский же был настроен воинственно — более удобный случай запустить руку в казну ордена мог и не представиться.

— Хаслумский сбежал, — сообщил он приграничным владетелям, — и не нашел ничего лучше, как спрятаться за юбкой королевы. Чуб рвет и мечет. Штурм замка Хольм становится неотвратимым.

— Этого следовало ожидать, — спокойно заметил Агмунский. — У Чуба не так много времени. Одним ударом он может выиграть все. Королева Ингрид — это наше знамя. Если в Нордлэнде не будет законного наследника, то ваши владетели передерутся за корону Рагнвальда, и меченые без труда накинут им хомут на шею, как это уже случилось с нашими.