Читаем без скачивания Французский поцелуй - Эрик Ластбадер

Откуда-то спереди раздался голос, очевидно, одного из санитаров скорой помощи.

— Доктор не раз...

— Пошел он куда подальше, этот доктор, — отрезал Кляйн. — Вы слышали, что она сказала. Требования моих людей должны выполняться в первую очередь, а требования докторов — потом.

Транг нашел Волшебника все в том же положении, в котором его оставил Мун: ручка пистолета все еще кляпом торчала изо рта. Он освободил руки от ноши, опустился на колени рядом с Волшебником и осторожно извлек у него изо рта пистолет. Затем он приложил руку к шее, нащупал пальцем сонную артерию и, посчитав количество ударов в минуту, прижал всю ладонь к шее, чтобы ощутить течение крови в промежутке от начала ладони до кончика пальца.

Часы на камине отсчитывали минуты, когда Транг, склонившись над распростертым телом шефа, подключал к нему целительную энергию пентиак-силат.

Немного погодя, он весь напрягся, почувствовав, как волна пробежала по нервному меридиану, и вслед за этим глаза Волшебника открылись. Он схватил Транга за грудки и вперился в него безумным взглядом. Голова у него начала трястись. Потом кризис миновал, он узнал человека, которого держал, и весь передернулся.

— Еще один косорылый, — прошептал он, отпуская рубашку Транга.

Транг рывком поднялся на ноги, подошел к открытому чемодану и положил поверх сложенной одежды что-то длинное, завернутое в замшу.

Волшебник протер глаза руками, будто пробуждаясь после долгого сна.

— Меч этот — ключ ко всему, — сказал он. — Мильо представлял для нас интерес только постольку, поскольку две третьих Леса Мечей находились у него. Очень много времени ушло, прежде чем мы вычислили, кто мог случайно наткнуться на валяющиеся подле храма в Ангкоре нож и меч. Бандиты и кладоискатели, переключившиеся потом на торговлю опиумом, выкопали реликвию, спрятанную Муном, и, не разобравшись, что это такое, просто выбросили. Мильо повезло: он вроде как получил компенсацию за уступленный нам трубопровод. — Он сидел, привалившись спиной к ножке кресла. Рукавом вытер вспотевший лоб. — Надеюсь, на этот раз кинжал настоящий.

Транг не видел смысла отвечать. Теперь меч опять утратил над ним власть. Еще недавно древние бога Ангкора, пребывающие в лимбе, являли через него свое могущество. Он чувствовал эту первозданную силу в тот краткий момент, когда он и Кристофер Хэй стояли лицом к лицу в заброшенной конюшне в Турет. Ощущение это потрясло его.

— Ты придумал способ, как можно провезти меч через таможню?

— Ничего не может быть проще, — ответил Транг. — Я разберу меч. Лезвия сделаны из нефрита и поэтому их не обнаружишь с помощью рентгеновского просвечивания багажа. Металлические части, с помощью которых меч монтируется, можно не принимать в расчет.

— Что это такое? — Волшебник подскочил, как ужаленный.

Транг с удивлением посмотрел на своего шефа. Тот весь напрягся, прислушиваясь:

— Ты разве не слышишь? Кто-то плачет.

— Ничего не слышу.

— Плачет. Похоже, девочка.

— Ничего не слышу.

— Кто-то зашел в дом.

— Все, кто кроме нас находится в доме, мертвы.

Волшебник дико повел вокруг глазами.

— Ты имеешь в виду Логрази и девушку. — Он вышел из комнаты в холл и крикнул оттуда: — Я не их имею в виду, болван.

Он посмотрел на труп Ма Варады, уже начавший костенеть. Лицо ее было белее, чем было когда-либо при жизни. Он присел на корточки и пальцами приподнял мертвые веки, заглянул в остановившиеся зрачки.

— Ты мертва, — пробормотал он, — и плакать не можешь.

Вдруг он осознал, что Транг стоит рядом и, как бы почувствовав себя неловко, быстро выпрямился.

— Я хочу хорошенько осмотреть дом.

— Все мертвы, — упрямо повторил Транг, но, тем не менее, последовал за ним из одной комнаты в другую, пока они не обошли весь дом. Кроме трупа Логрази, ничего не обнаружили.

Завершив обход, снова вернулись в гостиную, где на комоде лежал почти собранный чемодан.

— С трупами поступишь обычным образом, — сказал Волшебник.

— Как скажешь, — откликнулся Транг таким странным голосом, что Волшебник недоуменно повернулся к нему.

— Что с тобой?

Какое-то мгновение Транг ничего не отвечал, неподвижно глядя перед собой. Потом вздрогнул, как один из пробуждающихся от сна древних богов Ангкора.

— Кристофер Хэй и Мильо сейчас находятся вместе.

Волшебник удивленно моргнул.

— Это становится интересным.

— Хэй снюхался с Сивом Гуардой.

— С Танцором, — пробурчал Волшебник. — Тебе надо было убить его там, на крыше на Дойерс-Стрит, когда он был у тебя в руках. Однако, надо отдать тебе должное, ты меня предупредил вовремя, и я успел смыться.

— Если бы я задержался на крыше хоть немного дольше, сейчас я был бы покойником.

— Но и Гуарда тоже, — заметил Волшебник. Он закрыл чемодан, застегнул молнию.

— Я думаю, нам следует отправиться туда, где они сейчас находятся, — сказал Транг.

— Они сейчас вместе?

— Кристофер Хэй и Мильо. И дочь Мильо с ними.

Эта информация не могла не привлечь внимания Волшебника.

— Пришла пора забрать у Мильо оставшиеся унции его никчемной жизни, исправить твои ляпсусы и покончить с этим делом навсегда.

Он улыбнулся своей жестокой улыбкой, оставшейся Маркусу Гейблу в наследство от Арнольда Тотса.

— Я убью Сутан на глазах у ее отца. Но... — Он поднял указательный палец. — Я не хочу, чтобы он в этот момент был в плохом состоянии, понимаешь? Я хочу, чтобы он все видел, все понимал. Чтобы его сердце разбилось прежде, чем я убью его.

Транг смотрел на человека, который в свое время предал его, и не испытывал ни злости, ни ненависти. Скорее, он чувствовал какое-то странное удовлетворение. — Я сам достаточно страдал, чтобы понять в полной мере, что ты имеешь в виду.

Выйдя из дома, они подошли к черному «БМВ». Волшебник, обойдя машину спереди, устроился на кресле для пассажира, а Транг сел за руль. Он завел мотор и задом выехал из узкой улочки.

Выбравшись на проезжую часть, постарался сосредоточить внимание на дороге перед собой. Пробегающие мимо огни прилипали к полировке крыльев и капюшона «БМВ», как сгустки краски, которую художник-авангардист бросает ошметками на черный холст.

Именно черным холстом сейчас казался Париж Трангу, что он не преминул отметить про себя с немалым удивлением. Каждый город, в котором ему доводилось бывать, имел свою ауру, персонифицировался в виде какого-нибудь человека, зверя или бога. Пномпень был бастионом дьявола, Сайгон имел обличье проститутки, Ангкор — спящего бога, Нью-Йорк — машины, Ниццы — своевольного ребенка. Париж обычно казался ему роскошной женщиной, вечно молодой и вечно мудрой.

Теперь Париж стал для него черной tabula rasa, на которой каждый волен писать, что ему вздумается, от начала до конца. И замолить, таким образом, грехи, которые он, по избытку молодости и недостатку мудрости, совершал.

По Сене проплывали освещенные баржи, рассыпая пригоршни алмазов на водную рябь. Переезжая на другую сторону по Йенскому Мосту и затем делая круг почета вокруг Эйфелевой башни, Транг обдумывал программу действий, которую случай предлагал ему. Может, это еще и не свобода, но, во всяком случае, — шаг на тропу, ведущую к ней.

И он уже не думал о человеке, сидящем рядом с ним на кресле пассажира, о городе, мелькающем справа и слева. Перед ним возник образ одинокой лодки, затерянной в волнах безбрежного моря, — скорлупка, с которой теперь связывалось его видение будущего.

Все увеличивая и увеличивая скорость, он слился с полосами света, оторачивающими, подобно лентам, пышные нижние юбки Парижа. И этот необыкновенный свет, казалось, изменил свою физическую природу, принял характеристики, доселе несвойственные свету, превратившие его в нечто, подобное трубным звукам.

Стекло рассыпалось на миллионы крошечных осколков, бесшумно и упоительно. Свет ночных светил спускался сверху, подобно ангелам, на искореженные останки автомобиля, а поднимающееся от них багровое пламя осветило, в свою очередь, небо, подобно второму солнцу.

Выжимая акселератор до самого пола, он смутно слышал какой-то крик рядом с собой, но такой далекий, будто он шел к нему из другого мира. Транг не обращал на него никакого внимания. Он слишком стар, чтобы подчиняться окрикам, слишком молод, чтобы понимать их.

Справа от дороги уже чернел, мрачнее ночи, Люксембургский Сад. Он чувствовал, что его трясут вцепившиеся в него руки, слышал крик в самое ухо. Потом почувствовал упершееся в висок дуло пистолета.

И тогда он крутанул изо всех сил руль, так что шины протестующе завизжали, и машина прыгнула на тротуар, разрывая цепи ограждения. А потом врезалась со всего маху в черно-золотой заборчик, окружающий Фонтан Медичи, где циклоп Полифем взирал с завистью на забавы юных любовников, Акида и Галатеи.