Читаем без скачивания Молот ведьм - Константин Образцов

Боль была страшной; она пульсировала и толкалась внутри, как чудовищный, покрытый стальными шипами плод, разрывающий чрево, но Валерия усилием воли заставила себя открыть глаза, обводя взглядом поле боя, в которое превратился подвал: у стены неподвижно вытянулось долговязое тело Проксимы, ошпаренная Инфанта скулила и пыталась ползти, по полу катались, сцепившись, Алина с Кариной, а прямо напротив Валерии с трудом поднималась, растопырив кривые ноги, комендантша Виллы Боргезе. Черный халат, грубо скроенный из драпировочной ткани, распахнулся, открыв безобразное, все в красных пятнах и струпьях, бочкообразное тело с болтающимися, как сдутые бурдюки, морщинистыми грудями. Она встретила взгляд Валерии и, осклабившись, прошипела:

– Что, еще хочешь, госпожа Альтера?

Валерия сумела встать на колени. «Ты, Лерка, трусиха и плакса, – прозвучал в голове тоненький девичий голос. – Всего боишься и ничегошеньки не можешь!» Еще как могу, подумала Валерия, мотнув головой и разгоняя кровавый туман, застивший глаза. Могу. «Ну докажи, докажи, – подначивал голосок, такой знакомый и незнакомый одновременно. – Докажи, попробуй!».

Валерия сжала рукой куколку и подняла перед собой. Петровна стояла всего в двух шагах, и Альтере удалось поймать ее взгляд.

– Стоять, – негромко сказала она.

Петровна остановилась. На лице появилось удивленное выражение.

Валерия с трудом распрямилась, едва не потеряв сознание от боли, и села на пятки.

– Вот так, молодец, – сказала она комендантше. – Отойди на два шага.

Та повиновалась. Изумление на лице сменилось страхом. Валерия сильней стиснула куколку.

– Знаешь, в чем беда твоя, Надежда Петровна? В жадности, – проговорила она. – Ты даже плащ себе из казенного материала скроила. Интересно, ткань была уже пропитана, или ты заранее себе отрез отмерила? Я думаю, что пропитана. Проверим?

Петровна открыла рот, но не сказала ни слова. В круглых глазах застыл ужас непонимания и абсолютной беспомощности.

– Возьми свечу и подойди к стене, – приказала Валерия.

Комендантша повиновалась.

– А теперь поджигай.

На физиономии Надежды Петровны отразилась борьба: она скривилась, заскрежетала зубами, закатила глаза, но рука с черной свечой поползла к черной ткани плаща.

– Поджигай, я сказала!

Комендантша заелозила спиной по драпировке, как будто пыталась отодвинуться от собственной руки, неумолимо приближающей пламя.

– Поджигай!!!

Куколка хрустнула и сломалась в руке. Надежда Петровна заорала и ткнула свечой себе в грудь. Валерия не ошиблась: пропитанная горючей смесью ткань вспыхнула, будто пух, пламя мгновенно перекинулось на драпировку и с гудением полыхнуло. Через мгновение все стены были объяты темно-красным, чадящим огнем, выжигающим из тесного помещения остатки воздуха, черный дым заклубился, как инфернальная тьма, опускаясь густым пологом от потолка к полу, яростный жар устремился в узкое отверстие вентиляции, вырываясь вверх, к далекому небу, и поджигая десятилетиями копившуюся копоть и сажу.

Горячая волна накатила, качнула, и Валерия упала лицом на толстый ковер. «Наверное, уже можно молиться», – подумала она, но не знала, как это делать.

В четырех пятидесятилитровых баллонах стремительно нагревался пропан.

– Без обид, – веско заметил Хмара, – но ты так погоришь. Вот на чем Макс погорел, на том же и ты.

– Это на чем же? – неохотно спросил Семен.

– На бабах, – назидательно ответил напарник. – Ты знаешь, как теперь Макса прессуют из-за этой…как ее…Жанны, что ли. Ну, которая сутенерша. Конечно, о мертвых или хорошо, или ничего, но тварь была еще та.

Они сидели в машине Чекана напротив пустующего здания старой больницы уже четверть часа. Проезжали машины, спешили домой полуночники. Стекла были опущены, и салон наполняла бодрящая свежесть весенней ночи.

– Ты хоть знаешь, чего мы здесь ждем? – поинтересовался Хмара.

Семен покосился на него и в который раз пожалел, что не мог попросить Штольца поехать вместе с ним. Тот хотя бы не задавал идиотских вопросов и не резонерствовал.

– Алина попросила меня подъехать сюда и ждать, – в который раз ответил Чекан. – Она после полуночи позвонит и скажет, где именно в здании ее нужно искать.

– Какие-то ролевые игры, – хохотнул Хмара. – Говорю же, от баб все зло. Слушай, а может она из этих…как его…ну, которые лазают по заброшенным домам и по крышам? Решила с компанией сходить ночью сюда, ну, а тебя попросила подстраховать?

Чекан покачал головой.

– Нет, это на нее не похоже. Сказала, что это по делу.

– Ну да, по делу, – не унимался Хмара. – Ты сам себя слышишь? Судебно-медицинский эксперт с подружками забирается ночью в заброшенный дом и просит оперативника уголовного розыска сидеть в машине у этого самого дома и ждать ее звонка. Какое дело? От бродяг ее защищать? О, кстати, а вот и один из них!

Вдоль фасада старой больницы, прихрамывая и шатаясь, брел человек в серой куртке и вязаной шапке. Он потыкался в закрытую дверь парадного входа, постоял, и, покачиваясь, пошел в сторону двора.

– Ну точно, жилец, – прокомментировал Хмара. – Слушай, может ты сам ее наберешь? Сколько еще так сидеть?

«И в самом деле, может, позвонить самому?» – подумал Чекан. Ему было неспокойно. От черных окон старого дома, пустых, будто глазницы разложившегося трупа, веяло злом и угрозой.

Он набрал номер, послушал, и отложил телефон.

– Ну что там?

– Вне доступа, – ответил Чекан. Беспокойство усилилось.

– Прекрасно. Надо было почитать, что ли, взять что-нибудь, а то…Сёма, смотри!!!

Хмара вытаращился в сторону пустого дома. Над дальним концом его крыши к иссиня-темному звездному небу поднимался столб густого черного дыма.

Они выскочили из машины одновременно, перебежали через проспект и устремились к боковой двери в темно-красной, покрытой пятнами плесени. Семен с размаху ударил плечом; дверь дрогнула, но устояла.

– Вызывай пожарных! – закричал он, отступил на шаг и ударил по двери ногой.

Хмара лихорадочно принялся набирать номер на телефоне. Первый удар деревянная дверь удержала, спружинив отставшим верхним слоем ветхой фанеры, но второй удар выбил хлипкий засов, и она распахнулась. Из темноты пахнуло удушливой сыростью и дымом. Лучи двух фонарей заплясали по стенам с обвалившейся штукатуркой, заваленным сором и ломом дверям, высветили лестничный марш, поднимающийся наверх.

– За мной!

Сумрак внутри ожил воплями, топотом ног и мельканьем теней. Оперативники выбежали в коридор второго этажа и увидели, что из открытых дверей, проемов лестниц и поперечных проходов выскакивают неясные силуэты, перекрикиваются хриплыми голосами и спешат в дальний конец коридора.

– Стоять на месте, полиция! – заорал Чекан, направляя луч света на мельтешащие во мраке фигуры и выхватывая пистолет.

– Всем стоять, не двигаться, полиция! – одновременно выкрикнул Хмара.

Ни один, ни другой не понимали, что тут творится, и не смогли бы сказать сейчас, что делать дальше, если мечущиеся в коридоре люди выполнят их приказ. Этот крик был чисто рефлекторным, продиктованный многолетним полицейским инстинктом – и, как ни странно, он подействовал. Движение замерло. Чекан перевел дыхание, поводил лучом фонаря: в коридоре было не меньше полутора десятка лохматых, оборванных, искривленных фигур. Он как раз лихорадочно пытался связать все воедино – Алина, дым, странные оборванцы – и решить, как действовать дальше, но тут застывшие неподвижно бродяги разом вдруг обернулись. Десятки глаз блеснули во тьме, как будто Семен заглянул в подземную нору с выводком хищных зверей. Снова раздался угрожающий скрежет голосов, а потом толпа пришла в движение, только бежали они теперь не в сторону от полицейских, а прямо на них, вздымая вверх руки с дрекольем, а перед ними катилась волна неописуемого, густого зловония.

– Сёма, это что за перформанс? – растерянно проговорил Хмара, отступая назад к лестнице.

Чекан не ответил и вскинул пистолет.

Ударили выстрелы.

Они расцепили объятия яростной схватки, как только первая волна злобного, жгучего жара прокатилась через подвал, и клубящийся под потолком черный дым стал опускаться вниз, словно погребальная пелена. Алина, измотанная дракой, еще не вполне понимающая, что случилось, сделала глубокий вдох – и в легкие будто засунули проволочную щетку трубочиста. Она стояла на четвереньках и пыталась откашляться, невольно снова и снова вдыхая ядовитую взвесь из сажи и газа.

На ее руку легла другая рука.

– Не дыши глубоко, – прохрипела Карина. – Лучше вообще не дыши.

Алина со скрежетом сгребла с каменного пола свой пистолет, кивнула, и они с Кариной вместе поползли вперед, как животные, чей бой не на жизнь, а на смерть, прервала беда куда горшая, чем взаимная ненависть.