Читаем без скачивания Тайны войны - Юрий Корольков

Гости не выразили ни малейшего удивления словам Кингтона. Они давно были подготовлены к странностям старика.

– Эдуард Седьмой был не так уж молод, он вступил на престол с лысиной и бородой, – возразил Самуэль Хор, разглядывая портрет, но тотчас же понял, что не следовало возражать старику даже в такой мягкой форме.

– Не говорите мне «был»! – вспылил Кингтон. – Для меня он есть. Вы слишком быстро забываете золотой век британской истории. Я жил в этом веке и вернулся снова в эпоху королевы Виктории! Можете быть уверены, я не жалею об этом… К моему глубокому несчастью, неотвратимый рок еще раз заставил расстаться нас с королевой. Вот уже несколько месяцев я не могу оправиться после кончины ее величества.

Он перевел взгляд на портрет королевы. Из золоченой рамы, овитой траурной фиолетовой лентой, глядела широколицая женщина с тяжелыми веками, в белой вуали, с орденами и муаровой лентой через плечо. Портрет был сделан в конце ее жизни, лет сорок тому назад.

– Я совершенно согласен, – Хор поспешил исправить свою оплошность. – Царствование королевы Виктории поистине наш золотой век. При ней империя достигла наивысшего расцвета.

– Вот именно! – Старик заговорил спокойнее. – Знаете ли вы, что в царствование ее величества число подданных Британской короны увеличилось в двадцать раз – с двадцати миллионов почти до четырехсот? – Кингтон вычитал это накануне в старом журнале. – Она первой из английских королей стала императрицей Индии… Хотите курить?

Кингтон предложил гостям сигары. Протянул им зажженную спичку, погасил и зажег новую.

– Никогда не прикуриваю третьим, – объяснил он, – с бурской войны. Для вас это предрассудок, но я-то знаю, что такое закуривать африканской ночью на переднем крае! Любой лазутчик может из темноты влепить пулю в курильщиков. Да… Я отлично помню, как капитан Уинстон Черчилль угодил в плен к бурам. Это было почти на моих глазах.

Стюарт Кингтон предался воспоминаниям. Видимо, он нуждался в слушателях. Многолетнее добровольное затворничество в глухом имении лишало его такого удовольствия.

Самуэль Хор и лорд Эмерли слушали его, не перебивая. Ароматный голубой дымок прозрачными струйками подымался вверх и уплывал в распахнутое окно.

Странное поведение хозяина было не только старческим упрямством. Потомок старого дворянского рода, обедневший в последние десятилетия, Стюарт Кингтон остался ревностным поклонником викторианского века Британской империи. Он болезненно переживал первые симптомы начавшегося упадка мировой империи и безнадежно цеплялся за прошлое. Человек властный и непримиримый, участник многих колониальных походов, он когда-то являл собой типичную фигуру жестокого колонизатора. Потом, на склоне лет, Кингтон вдруг ощутил, что другие державы подтачивают и разрушают достигнутое при королеве Виктории могущество Великобритании. Старик сделал из этого свои выводы.

Последней каплей, переполнившей его горестные чувства, были трагические, по его мнению, события середины двадцатых годов. Англию парализовала всеобщая забастовка углекопов. Она захватила и докеров, и рабочих транспорта, даже лакеев и дворников, проявивших неожиданную строптивость. Кингтон всегда оставался сторонником крутых мер. Такие вещи случались и при королеве Виктории. Он служил молодым офицером в полку, когда забастовали шахтеры Уэльса. То было полвека назад, но Кингтон все отчетливо помнил. Конечно, их было меньше, этих смутьянов, но все же тысяч четыреста. Правительство не стало тогда церемониться, стачечников расстреляли в Фидерстоне. Они сразу утихомирились. Сотня покойников не имеет значения, когда речь идет о порядке. В двадцать шестом году Кингтон предложил испытанный метод умиротворения забастовщиков. С ним не согласились. Подобную мягкотелость артиллерист объяснил дряблостью правительства и заявил, что не хочет с ним иметь ничего общего. Забастовка кончилась, но Кингтон отошел от государственных дел. Он вышел в отставку в чине артиллерийского полковника, решив для себя раз и навсегда уйти из тревожившей его действительности. Отныне его нога не ступит за пределы родового поместья!

Новый дом, которому тоже было не меньше ста лет, стоял на месте разрушенного рыцарского замка, стоял, как гриб, выросший на подгнившем пеньке векового, некогда могучего дерева. Кингтон назвал свой дом Викториахауз.

С тех пор прошло без малого полтора десятка лет, и Кингтон оставался верен себе. Он вел замкнутую, тихую жизнь, только раз в год приглашая старых друзей – в день рождения королевы Виктории. Но друзей становилось все меньше. Иные уходили из жизни, другим надоедали его чудачества.

Сначала совершенно случайно, листая комплект старых газет, Кингтон остановил внимание на событиях полувековой давности – королева Виктория провозглашена императрицей Индии. Чтение старых газет перешло в привычку, потом в потребность. Он стал жить прошлым, превратив его для себя в настоящее. Каждый день старый лакей подавал в библиотеку газеты, датированные тем же днем, но сорокалетней давности. Новое летосчисление Кингтон начал с пятидесятилетнего юбилея царствования королевы. Он почти совпадал с празднованием ее дня рождения – тоже в мае.

И странное дело – Кингтона все больше начинали волновать события, изложенные в газетах. Он вновь переживал то, что происходило в мире в годы его юности и зрелого возраста. Но события теперь не огорчали его. Старик разделял точку зрения кабинета ее величества королевы Виктории. Пожелтевшие газетные листы сообщали о присоединении Бирмы, захвате Нигерии. Кингтон одобрял это – хорошо, империя расширяется. К власти пришел Солсбери. Отлично! Кингтону импонировала властная рука нового главы правительства. Все это успокаивало, поднимало настроение. Полковник в отставке запретил показывать ему современные газеты. В его доме не должно быть ни клочка раздражающей писанины.

После завтрака Кингтон удалялся в библиотеку и проводил здесь время до ленча. Читал, изучал материалы Коллегии геральдики. Он мог бы свободно стать ее экспертом. В голове старого аристократа сохранялись родственные связи и перекрестия аристократических родословных, восходящие и нисходящие ветви коронованных особ, герцогов, история их жизни, даты рождений, браков, смертей. Стюарт Кингтон с интересом разглядывал рисунки и фотографии. Проявлял недовольство, что во дворце китайского богдыхана, в Цзин-цзин чене – Пурпурном дворце, на просторном троне сфотографировались европейские послы. Снимок относился к временам боксерского восстания. Китайский трон послы облепили, как мухи. На переднем плане испанский, французский. Но где же англичане? Британия играла первостепенную роль в разгроме дайцзюней – участников боксерского восстания. Кингтон ворчал, усматривал в фотографии подрыв британского престижа на мировой арене. Новые вести восстановили нарушенное равновесие – Англия получила свое в Небесной империи.

Вызывала на размышления и другая новость – французы спустили на воду первую подводную лодку Густава Зеде. В тиши кабинета Кингтон прикидывал, не отразится ли это на могуществе британского флота. Он строил планы заполучить чертежи с помощью агентов Интеллидженс сервис.

Кингтон искренне умилялся, что у королевы Виктории уже сорок внуков и тридцать правнуков. Гордился и наполнялся патриотическим чувством – многочисленным потомкам королевы принадлежит чуть не половина всех престолов Европы. Плодовитость британской королевы привлекала особенное внимание Кингтона. По этому поводу он вынашивал и разрабатывал свою теорию. Начал даже писать трактат о мировой монархии. В самом деле, может же прийти такое время, думал он, когда все престолы будут связаны родственными узами. И тогда на большом семейном совете можно прийти к единому мнению об избрании монарха мира.

Конечно, датчане тоже поставляют принцесс в жены монархам, но королевская династия англосаксов имела бы все основания выдвинуть своего претендента на мировой престол. Кингтон делал вывод – королевская семья должна быть многодетной. В пример он снова ставил королеву Викторию – она родила девять детей.

Для своей теории Кингтон придумал термин – монархический космополитизм. Название понравилось ему. Он приводил примеры: жена нового короля Эдуарда VII – родная сестра русской государыни Марии Федоровны, дочь королевы Виктории – вдовствующая императрица Германии. Стало быть, есть все основания рассчитывать на улучшение англо-русских отношений, на взаимопонимание с Германией. Но, вопреки теории Кингтона, отношения Британии и России не улучшались, наоборот, возникали новые противоречия, трения в Афганистане, Китае. То же с Германией. Не помогло даже то, что германский император стал английским фельдмаршалом. Кингтон искал причины возникающих трений и находил их все в том же – в отсутствии единой монархии мира.