Читаем без скачивания Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, когда она перехватила эту просунутую ей записку руками, то её как будто от кончиков пальцев рук до самых нижних окончаний обожгло вначале, а затем пробило памятливым озарением. Она неожиданно увидела перед глазами записку Тёзки, которая точь-в-точь, как минимум, размерностью и качеством бумаги, выглядела как эта записка. И Клаве в голову вслед за всем этим забрались достаточно невероятные и в некотором роде странные мысли. – А нет ли здесь своей связи между этой и запиской Тёзки?
Ну а когда вот такие мысли забивают твою голову, то их выкорчевать никаким разумным способом не представляется возможным, и тут лучше предоставить Клаву самой себе наедине с запиской. На которую она с тайной надеждой смотрит и не пойми что от неё ждёт. А разворачивать её она не спешит, боясь, что её надежды не оправдаются.
Правда, вечно она тут сидеть тоже не может, и Клава, собравшись, разворачивает записку, мгновенно выхватывает из неё написанные строки, и потерявши в бледности цвет лица, роняет из рук записку. Которая, кружась, летит вниз, и в итоге на границе двери и общего помещения падает. А Клава сидит на одном месте и смотрит на записку, откуда на неё смотрит не просто фраза: «Мы знаем, кто тебе нужен», а она написана подчерком Тёзки. Что может и невероятно, но не в данном, вся на нервах случае с Клавой, находящейся сейчас в областях доверительных отношений с неизведанным и невероятным. Где места нет для разумных вещей и для всего того, что с этим связано. В общем, она, как это иногда говорится, бредит в своём желаемом воображении, но при этом не витает в облаках – она так называемый реалист среди сомнов.
– Так что же я тогда сижу! – Клава вдруг спохватывается, поднимается на ноги и, сходу открыв защёлку, резко распахивает дверки кабинки. И видимо, эта проявленная ею резкость в распахивании кабинки, вызвала собой попутные ветра, в результате чего записка была ими нагнана и выброшена за пределы видимости Клавы, которая немедленно принялась её искать. И как оказывается, бесполезно.
И Клава, как и любой человек оказавшийся в такой ситуации, растеряна и не поймёт, как так могло получится. – Да как же так. Вот только что здесь лежала. – Прямо в негодовании на вот такую реальность, где за всем нужен глаз да глаз, а иначе обязательно потеряешь то, что, казалось бы, и потеряться не может, разводит руки Клава, уже даже заглядывая туда, куда не стоило бы заглядывать. Да и не может туда занести записку. И на этом Клава заканчивает свои поиски и покидает пределы этого помещения, в котором она и так подзадержалась.
И, пожалуй, даже у официанта, не чьего ума дело, сколько она времени тратит на посещение такого рода мест, могут закрасться в голову вопросы насчёт её долгого отсутствия за своим столиком.
– Мне сразу показалась странной эта новая клиентка нашего ресторана высокой культуры. – Начнёт себе чёрт те что воображать официант, когда с него спросят, что же послужило поводом к этому невероятному происшествию, случившемуся в его смену в женском туалете. – Она, как мне уверенно думается, заранее, по приходу к нам в ресторан, уже нечто такое провокационное задумала, чтобы очернить нашу кухню. Возможно, что она из этих, как его там, активисток веганского движения, кого тошнит от одного только вида мясных блюд. – Вон так углубится в проблематику современной клиентуры официант с эффектным именем Гриша (героев нужно знать хотя бы по имени), по себе знающий, насколько проблематичны вот такие эко-клиенты – они, как и вся предметность с приставкой «эко», дорого стоит, и для них обходится.
– Так вот, она сделала интригующий заказ, всего лишь одну чашку чая, и сразу направилась к месту подготовки диверсии. – С глубокомысленным видом продолжает говорить официант Гриша, в чью смену произошла вся эта неприятность в туалете. Там произошёл прямо настоящий потоп, как вскоре специальными сантехническими службами выяснилось, из-за чьей-то диверсии – кто-то сделал в канализации засор и всё там внутри женского туалета взорвалось, раскидав во все стороны не только одни не слишком удобно озвучивать, что за запахи, а так же вместе с ними была по всем сторонам раскидана та субстанция, коя является источником возникновения всех этих зловонных, на злобу обеда или ужина запахов.
– Но почему вы ничего не предприняли? – но до чего же все журналисты наивны, задавая такие глупые вопросы. Как будто Гриша экстрасенс и может предвидеть все замышления своих клиентов. Нет, конечно, он вполне себе может предвидеть неплатежеспособность клиента, с его желанием переложить всю нагрузку по оплате заказа на его официантские плечи. Но всё же это его ежедневная и особенно по вечерам обыденность, тогда этот случай со странной клиенткой не вписывался ни в одну из категорий связки официант-клиент.
– Мы в нашем высококультурном заведении следуем принципу презумпции невиновности. – В один ответ Гриша сбивает весь норов у журналистов, неожиданно почувствовавших голод и желание на практике проверить как работает в местном ресторане этот принцип презумпции невиновности. – А принесите нам Гриша всё то, что в тот вечер заказывала эта ваша странная посетительница. – Вот с какой хитроумной подоплёкой делают заказ журналисты, решив таким образом провести журналистское расследование.
– Этот Гриша лицо заинтересованное, – перешептались за спиной Гриши журналисты, – и за его спиной стоит администрация ресторана, кто контролирует каждое его слово. Так что, чтобы вывести на чистую воду всех этих жуликов (трудно добиться от себя объективности и непредвзятости, когда голоден и при этом у тебя в кармане гуляет ветер, а здесь так вкусно и дорого кормят), придётся пожертвовать своим временем и что там у нас осталось от суточных.
После чего журналисты, кто всегда находится в гуще событий, для остроты ощущений и понимания происходящего в тот злополучный вечер, занимают тот самый столик, который в своё время занимала та странная клиентка Гриши, и начинают удивляться, а чего это ты, Гриша, глаза вылупил и не спешишь нас обслужить. Прямо ведёт себя как в тот злополучный вечер, когда Клава и вправду достаточно надолго подзадержалась в туалете, и он начал волноваться за уже остывший чай, который он ещё когда к ней на стол принёс.
Но
