Читаем без скачивания Смерть говорит по-русски (Твой личный номер) - Андрей Добрынин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, браток, очухался?
Корсаков открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг осознал: вопрос был задан по-русски. Ему показалось, что он галлюцинирует, и от этой мысли в голове у него и впрямь все поплыло. Тем не менее усилием воли он удержался от падения в беспамятство и ответил по-английски:
— Что вы говорите? Не понимаю.
— Да ладно, брось! — засмеялся человек. — Тебя ведь Вилли сюда направил, и нас тоже. Он нам все про тебя рассказал: ты здесь как Винсент Келли, а на самом деле ты Виктор Корсаков. Твой личный армейский номер у тебя вот здесь на руке, мы его знаем. Нам было приказано помочь тебе вывести из строя фабрику, но раз уж ты справился сам, то мы должны хотя бы вытащить тебя отсюда.
— Кем... приказано?.. — спросил Корсаков уже по-русски.
— Кем, кем... Начальством! Подумай — и доймешь, — ответил нежданно объявившийся соотечественник. — В Москве тоже знали про эту фабрику, а потом вышли на ван Эффена и от него узнали про тебя. Так что все просто, как видишь. Ладно, болтать некогда... Идти сможешь?;
Корсаков приподнялся, заскрипев зубами, потом, с усилием оттолкнувшись от земли, встал на ноги.
— Кажется, смогу, — прохрипел он и спросил: — А здесЬ-то вы как оказались?
— Мы входим, в группу, которую навербовали в Европе вместо той, в которую входил ты. Мы вернулись с задания как раз тогда, когда ты рванул фабрику. Директор-иранец приказал нам грузиться обратно в вертолет и лететь за тобой. Ну мы и полетели. Кажется, прилетели вовремя.
Корсаков увидел на дороге несколько человек в камуфляжной форме, увешанных оружием. Один из них, приземистый блондин с квадратной фигурой, пристально смотрел на своего товарища, разговаривающего с Корсаковым. Собеседник Корсакова сделал повелительный жест рукой, и, повинуясь этому знаку, коротышка на дороге неожиданно вскинул автомат и открыл огонь в упор по стоявшим рядом с ним наемникам. Бронежилеты не могли спасти от автомата, бьющего с расстояния в несколько шагов, однако блондинчик все-таки стрелял только в головы. Собеседник Корсакова тоже начал стрелять. Пальба велась профессионально: все было кончено через несколько секунд. Корсаков видел, как в облаках кровавых брызг разлетаются на куски человеческие черепа и люди тяжело падают на дорогу. Стрелки одновременно прекратили огонь и опустили оружие. Светловолосый коротышка поднял кверху большой палец:
— Все, Саня, хана! Чистая работа!
— Ну вот мы и одни, — хладнокровно произнес наемник по имени Александр. — Теперь мы свободны, никто не помешает нам смыться. Разве что иранские истребители перехватят на границе, но вряд ли: в штабе ихнего военного округа знают о нашем полете, а когда они разберутся, что мы летим не вдоль границы, а через нее, будет уже поздно.
Александр говорил что-то езде, но Корсаков его не слышал: обводя взглядом окрестность, он нигде не видел Рипсимэ. Прихрамывая, он побрел к откосу и, скрипя зубами от боли, взобрался, по нему на дорогу. Коротышка с легким удивлением смотрел на него. Корсаков скользнул глазами по завалившим дорогу мертвецам. Некоторые из них были в афганской одежде, некоторые — в камуфляжной форме, но на них на всех уже стояло равнодушное клеймо смерти, делавшее мертвецов при всем несходстве удивительно похожими друг на друга и удивительно непохожими на живых. Впрочем, Корсаков лишь мельком глянул на них. Даже уродливо перекрученный труп в грязном гражданском костюме, в котором он не сразу признал Ла Барберу, почти не привлек его внимания. Корсаков отыскивал взглядом Рипсимэ, а отыскав, замер на месте. Рипсимэ сидела под обрывом — кто-то заботливо прислонил ее спиной к большому валуну. Голова ее безвольно свесилась набок, глаза закатились, рот приоткрылся. Корсаков понял, что она мертва, — он видел слишком много мертвых, чтобы не понять, и все же страшился подойти ближе, страшился окончательно убедиться в ее смерти.
— Твоя подруга? Красивая девочка, жалко, — с искренним сочувствием сказал коротышка, подойдя к Корсакову и перехватив его взгляд. Корсаков ничего не ответил, собираясь с силами для того, чтобы пройти несколько шагов, отделявших его от Рипсимэ. — Ничего нельзя было сделать, — пустился в объяснения коротышка. — Осколок ей угодил в левый бок, прямо под сердце. Я сверху видел, что она лежит прямо на дороге, но помочь ей не мог — надо было сначала кончить «духов»...
— Кого? — переспросил Корсаков.
— Ну, «духов», душманов, — так у нас афганских моджахедов называют, — пояснил коротышка. — Когда «духов» отоварили и спустились вниз, она уже отходила. Но даже если б мы успели раньше, мы бы ей все равно ничем не помогли. Я же говорю, осколок попал прямо под сердце. Это если бы прямо отсюда да на операционный стол...
Блондин говорил еще что-то, но Корсаков перестал его слушать. Объяснения коротышки заставили его поверить в реальность происшедшего, и нежелание принять смерть Рипсимэ сменилось тупой покорностью судьбе. Сутулясь, он подошел к мертвой и опустился перед ней на колени. Золотистая смуглость исчезла с лица Рипсимэ — теперь его покрывала зеленоватая трупная бледность. Волосы распустились, их тяжелая волна утратила блеск и запылилась. На левом боку ее куртка почернела от крови. Корсаков зачем-то просунул руку под куртку, к самой ране. Живое тепло уже покинуло тело Рипсимэ, и рана почти перестала кровоточить, но все же, поднеся руку к глазам, Корсаков увидел на пальцах кровь. Он смотрел на эту кровь, пока она не запеклась. Потом он прикрыл веки Рипсимэ, уложил поудобнее ее голову и поднялся на ноги. Двое русских наемников стояли поодаль и понимающе смотрели на него. Корсаков подошел к ним и остановился. Они выжидательно молчали.
— Если бы я не ввязался в это дело, она была бы жива, — ни к кому не обращаясь, произнес Корсаков. Он неожиданно понял, что ему до конца его дней придется жить с этой мыслью. Сердце у него заныло, словно и его зацепил тот же самый осколок. Морщась от боли, Корсаков с усилием проговорил: — Ребята, помогите мне ее похоронить.
— Ты что, земляк, какие похороны? — поразился светловолосый коротышка. — Времени нет, надо скорей сматываться!
— Да и как ты ее похоронишь? — поддержал товарища Александр. — Если камнями обложить, все равно шакалы доберутся и сожрут. Лучше оставь ее так, как есть. Все равно люди тут появятся и уберут покойников.
— Чтобы ее швыряли туда-сюда неизвестно кто, а потом закопали в яме, как собаку? — злобно процедил Корсаков. — Не похожи вы что-то на русских, ребята. Ладно, отойдите в сторонку, а то зашибет ненароком.
Он взял Рипсимэ на руки, обошел валун и бережно уложил ее между валуном и стеной ущелья. Сняв куртку, он накрыл ею лицо Рипсимэ. Вернувшись на дорогу, он снял со спины одного из мертвецов, лежавшего ничком, заряженный гранатомет. Прихватив на всякий случай еще и сумку с гранатами, он отошел метров на сорок по тропе и поравнялся со своими спасителями, которые внимательно следили за его действиями. Они поняли, что он хочет делать, и уже не возражали. Припав на колено, Корсаков положил трубу на плечо и поймал в прицел рыхлый, источенный ветрами уступ над тем местом, где лежала Рипсимэ. Ухнул выстрел, струя газов взвихрила пыль на тропе вокруг Корсакова, и граната, пролетевшая под острым углом к плоскости обрыва, брызнула обломками чуть ниже уступа. Рыхлая порода с шумом потекла вниз в клубах пыли, заполнила пространство между валуном и обрывом и обра-. зовала холм над телом Рипсимэ. Корсаков перезарядил гранатомет и всадил следующий заряд под самый уступ. Грохнул взрыв, уступ содрогнулся, и его камни, словно прорвав плотину, подскакивая и обгоняя друг друга, с глухим стуком покатились вниз. Корсаков поднялся на ноги, подождал, пока рассеется пыль над холмом, возникшим у обочины тропы, и швырнул гранатомет под откос.
— Ну что, пошли? — ровным голосом произнес он, повернувшись к своим новым товарищам. Те поднялись из-за валунов, переглянулись и направились к заросшей кустами расщелине, рассекавшей обрыв.
Вертолет стоял на маленькой ровной площадке среди нескольких пологих горных вершин, совершенно незаметный снизу, из узкой долины. Чтобы добраться до него, Корсакову и его провожатым пришлось пересечь горный кряж, спуститься в долину, пройти вдоль нее километров пять и подняться на следующий горный хребет. Спутники Корсакова задали такой темп, что он, толком не отдыхавший уже много часов, окончательно выбился из сил. Впрочем, никто не определил бы этого по его внешнему виду — Томми Эндо когда-то научил его загонять усталость вглубь своего существа и вести себя как обычно, находясь на самом деле за гранью человеческих сил. К тому же теперь Корсаков не мог сосредоточить внимания ни на чем, и на усталости в том числе. Все предметы, на которые он бросал взгляд, отпечатывались в его глазах с необычной четкостью и через секунду забывались. Он не чувствовал горя — ему только казалось, что со смертью Рипсимэ все предметы стали незнакомыми, словно утратив свое прежнее значение.