Читаем без скачивания Преисподняя - Джефф Лонг

— Айк, — сказала Али и снова замолчала.

Она вдруг почувствовала, что не в силах вымолвить ни слова.

— Думаю, это не преступление. Ведь после смерти ты уже не будешь Христовой невестой, так ведь? Он получит твою душу, а я — остальное.

Вроде бы все правильно, но Али стало не по себе.

— Если тебе нужно мое разрешение, я говорю — да, — сказала она.

Да, он обнимет ее. Правда, в ее воображении все было наоборот. Айк умрет первым, а она будет его обнимать. Но суть та же.

— Так вот, — продолжал Айк, — я подумал и решил, что по отношению ко мне это было бы, грубо говоря, несправедливо.

Взгляд Али блуждал по светлой комнате.

— Я бы тебя получил, — пояснил он, — слишком поздно.

«Прощай, Айк», — подумала Али. Оставалось только произнести это вслух.

— Все не так просто, — сказал он.

— Я понимаю.

«Ступай с богом».

— Нет, не понимаешь.

— Все нормально.

— Нет, не нормально. У меня бы сердце разорвалось. — Он облизал губы и словно бросился в воду. — Я прождал тебя слишком долго.

Али уставилась на него.

Ее удивление его встревожило.

— Я же должен был решиться сказать тебе все, раз я собираюсь остаться, — оправдывался он. — Хоть на это я имею право?

— Что сказать, Айк? — Али слышала свой голос словно издалека.

— Я уже сказал.

— Я чувствую то же самое.

«То же самое? И это все, что я могу ему дать?»

— Знаю, — отозвался Айк. — Ты меня тоже любишь. Как любую Божью тварь. — И он насмешливо перекрестился.

— Перестань, — попросила Али.

— Ладно, забудь, — сказал он, и глаза на изможденном лице закрылись.

Теперь была очередь Али. Хватит с нее призраков. Хватит фантазий, хватит мертвых возлюбленных. Ее Христос, его Кора.

Али протянула руку, словно глядя на себя издалека. Пальцы двигались, как чужие. Она прикоснулась к его волосам.

Айк отпрянул. Али поняла: он уверен, что она его жалеет. Наверное, много лет назад, когда он был молод, это не имело бы для него значения. Сейчас Айк насторожен и противен сам себе. Конечно, он не верит в ее искренность.

Казалось, Али никогда этого не делала. Она боялась показаться неуклюжей или неискренней. Если бы она готовилась заранее, хотя бы мысленно, у нее ничего бы не получилось. И все же нельзя сказать, что руки ее не дрожали, когда она расстегнула пуговицы и обнажила плечи. Одежда упала на пол.

Обнаженное тело чувствовало тепло светильников. Краешком глаза Али заметила, что этот свет, которому двадцать тысяч лет, превратил ее тело в золото.

Когда они прижались друг к другу, Али подумала, что есть хотя бы один голод, который теперь нетрудно утолить.

Их разбудил крик Челси. У нее вошло в привычку мыть по утрам голову на берегу озера.

— А мы здесь, оказывается, не одни, — пробормотала Али.

Ей приснился апельсиновый сок и печальное уханье горлицы. И запах дубового дыма в горном воздухе.

Айк так и не выпустил ее из объятий. Так обидно, когда утро нового дня испорчено ложной тревогой.

Потом в башню долетели и другие крики. Айк вскочил и высунулся из окна; спина его пестрела насечками, шрамами, буквами — свидетельствами старых мучений.

— Что-то случилось, — бросил он, хватая одежду и нож.

Али спустилась вслед за ним, и они — самые последние — присоединились к остальным на берегу. Все дрожали. Было не холоднее, чем обычно, но люди слишком исхудали.

— Вот и Айк, — сказал кто-то, и все расступились.

В озере плавал труп. Он лежал у самого берега, спокойный, как вода.

— Это не хейдл, — пробормотал Сперриер.

— Здоровенный был, — заметил Руис. — Может, кто-то из людей Уокера?

— Уокера? Откуда? — удивился Твиггс.

— Например, упал с плота и утонул. И его прибило сюда.

Тело принесло к берегу, словно покинутый корабль; оно лежало головой вперед, кверху мертвенно-бледным, отбеленным лицом, на воде покачивались обмякшие руки. Глаз не было.

— Я думала, что там плавает бревно, и хотела его вытащить, — рассказывала Челси. — Потом увидела.

Айк зашел в воду и нагнулся над телом, стоя спиной к берегу. Али показалось, что блеснул нож. Через минуту Айк повернулся к остальным, таща за собой труп.

— Точно, солдат.

— Совпадение, — предположил Руис. — Должно же было его прибить где-нибудь к берегу.

— Почему именно сюда? Он вообще мог затонуть или разложиться. Или его могли съесть.

— Его сберегли нарочно, — сказал Айк.

Али заметила то, чего другие, кажется, не видели, — насечку на бедре — там, где Айк ткнул ножом.

— То есть что-то такое в воде? — спросила Пиа.

— Нет, — ответил Айк. — Это сделано иначе.

— Хейдлы? — уточнил Руис.

— Да.

— Течение. Вероятность…

— Его сюда нарочно притащили.

Спутникам Айка потребовалось несколько минут, чтобы переварить сообщение.

— А зачем? — спросил Трой.

— Наверное, в качестве предупреждения, — предположил Твиггс.

— Хотят прогнать нас домой? — засмеялся Руис.

— Вы не поняли, — спокойно возразил Айк. — Это подарок.

— Приносят нам жертву?

— Я как раз думал — поймете вы или нет. Они могли его сами съесть.

Наступило молчание.

— Нам предлагают в пищу мертвеца? — прохныкала Пиа. — Для еды?

— Вопрос — почему вдруг? — сказал Айк, глядя на темное озеро.

Твиггс был оскорблен:

— Они считают нас каннибалами?

— Просто думают, что мы хотим выжить.

И Айк сделал страшную вещь. Он не оттолкнул труп от берега, а стал ждать.

— Чего ты ждешь? — возмутился Твиггс. — Убери его.

Айк молча ждал.

Искушение было отвратительное. Наконец Руис сказал:

— Ты о нас плохо думаешь, Айк.

— Не смей нас оскорблять, — потребовал Твиггс.

Айк не обратил на него внимания. Молча ждал, что скажут остальные. Прошла еще минута. Все смотрели на него. Никто не хотел сказать «да», никто не хотел сказать «нет». А он не собирался решать за всех. Даже Али не отвергла предложение с ходу.

Айк терпеливо ждал. Мертвый солдат покачивался позади него. Он тоже терпеливо ждал.

Али не сомневалась, что все думают об одном и том же — какой у него вкус, и насколько его хватит, и кто этим займется. Наконец она вышла вперед и ответила за всех:

— Ну, допустим, мы бы его съели. А что потом?

Айк вздохнул.

— Вот именно, — подхватила Пиа через несколько секунд.

Руис и Сперриер прикрыли глаза. Трой слегка покачал головой.

— Слава тебе господи, — сказал Твиггс.

Путники изнывали в крепости, сил едва хватало, чтобы выйти наружу помочиться. По очереди жались на матрацах — не очень-то приятно лежать на собственных костях.