Читаем без скачивания Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 12 - Вальтер Скотт

Однако как раз в тот момент, когда шествие приблизилось к дверям ратуши, находившейся на главной площади городка, непредвиденное обстоятельство внезапно изменило весь ход событий.

Банс, который решил использовать свое поспешное отступление на пользу не только себе, но и своему другу, со всех ног устремился в гавань, где у пристани как раз стояла шлюпка с пиратского судна, и позвал старшину и команду на выручку Кливленду. В результате на месте действия появились отчаянные головорезы, каковыми и должны быть люди подобной профессии, с лицами, бронзовыми от тропического солнца, под лучами которого проходила их деятельность. Они сразу же врезались в толпу, нанося направо и налево удары деревянными упорками для ног, которые забрали из шлюпки. Пробившись к Кливленду, товарищи мгновенно вырвали его из рук констеблей, совершенно не способных сопротивляться столь ярой и внезапной атаке, и с торжеством увлекли его на набережную. Два или три молодчика время от времени оборачивались, чтобы давать отпор толпе, которая, впрочем, не слишком рьяно старалась отбить своего пленника, ибо большинство моряков было вооружено пистолетами и тесаками, так же как и менее смертоносными орудиями, которые пока одни только и были пущены в ход. Пираты благополучно добрались до шлюпки, вскочили в нее, увлекая с собой Кливленда, которому обстоятельства, видимо, не оставляли другого выбора, оттолкнулись от берега и в такт взмахам весел затянули старую песню, только первый куплет которой долетел до слуха городских жителей:

— Робин-разбойникСкомандовал так:«Спустить с мачты синий,Поднять черный флаг!Прицел на топ-мачту,Зажги фитили,По пушкам, по марсу,По шканцам пали!»

Слов этой песни уже нельзя было разобрать, а нестройное пение долго еще раздавалось над морем. Таким образом, пират Кливленд почти против воли снова вернулся к своим отчаянным соратникам, с которыми так часто принимал решение порвать навеки.

Глава XXXIII

Мой друг, любовь родителей сильней

Рассудка и, как сокола приманкой,

Она властна мудрейшего на землю

Сманить с небес. Так Просперо свой

                                                      плащ

Волшебный сбросил из любви к Миранде.

Следуя причудливому ходу нашего повествования, мы должны теперь снова вернуться к Мордонту Мертону. Мы оставили его в опасном положении тяжелораненого, а встречаем выздоравливающим, хотя еще бледным и слабым как из-за большой потери крови, так и от лихорадки, которую вызвала рана. К счастью для юноши, клинок, скользнув по ребрам, вызвал лишь обильное кровотечение, но не затронул ни одного из жизненно важных органов, и рана успела уже почти совершенно затянуться, столь успешным оказалось действие заживляющих трав и мазей, которыми пользовала его Норна из Фитфул-Хэда.

Наш рассказ застает мудрую врачевательницу и ее пациента в небольшом домике на уединенном острове архипелага. Мордонт еще во время болезни и до того, как к нему полностью вернулось сознание, был перевезен на одном из рыболовных судов из Боро-Уестры сначала в необыкновенное жилище колдуньи близ Фитфул-Хэда, а затем в место его настоящего пребывания. Столь велико было влияние Норны на ее суеверных земляков, что она никогда не имела недостатка в послушных исполнителях своих приказаний, каковы бы они ни были; и, поскольку она всегда требовала соблюдения строжайшей тайны, люди сплошь и рядом поражались удивительному стечению обстоятельств, вытекавших на самом деле из их собственных и чужих поступков, в которых, будь у соседей возможность все сообщать друг другу, не осталось бы и тени чудесного.

В настоящую минуту Мордонт сидел у огня в скромно обставленной комнате. В руках у него была книга, куда время от времени он заглядывал с выражением скуки и нетерпения. Наконец эти чувства настолько овладели им, что, швырнув книгу на стол, он принялся глядеть в огонь с видом человека, погруженного в весьма печальные размышления.

Норна, которая сидела напротив и была занята составлением какого-то лекарства или мази, тревожно поднялась с места, подошла к Мордонту и, пощупав его пульс, самым участливым образом спросила, не почувствовал ли он где-либо внезапной боли. Мордонт поблагодарил Норну и ответил, что ни на что не жалуется, однако тон его пришелся не по душе старой пифии.

— Неблагодарный мальчик! — воскликнула она. — Ты, для которого я столько сделала, которого я вырвала своим искусством и властью из когтей самой смерти, неужели ты уже так тяготишься мной, что не в силах скрыть свое желание провести вдали от меня первые сознательные дни вновь возвращенной тебе жизни?

— Вы несправедливы ко мне, моя добрая спасительница, — возразил Мордонт, — мне совсем не наскучило ваше общество, но у меня есть обязанности, призывающие меня вернуться к обыденной жизни.

— Обязанности, — повторила Норна, — но какие же обязанности могут или имеют право стать между тобой и твоей признательностью ко мне? Обязанности? Нет, все твои мысли о том, как бы снова побродить с ружьем или полазать по скалам в поисках морских птиц. Вот каковы те обязанности, к которым ты так жаждешь вернуться; но для этого у тебя еще недостаточно сил.

— Вы не правы, моя милая и добрая исцелительница, — ответил Мордонт. Из многих обязанностей, которые теперь, когда я окреп, призывают меня покинуть вас, позвольте мне назвать только одну — сыновнюю.

— Сыновнюю! — воскликнула Норна и рассмеялась почти безумным смехом. О, ты не знаешь, как мы на наших островах умеем отрешаться от подобных обязанностей! А твой отец, — продолжала она, несколько успокоившись, — что сделал он для тебя, чтобы заслужить то уважение и сыновнюю преданность, о которых ты говоришь? Разве не он, как ты сам мне рассказывал, бросил тебя на долгие годы у чужих людей, едва заботившихся о тебе, и даже не осведомлялся, жив ты или умер, лишь изредка посылая тебе скудные крохи, подобно тому как подают милостыню несчастным прокаженным, издали бросая им подачку? А в последние годы, когда он сделал тебя спутником своей жалкой жизни, он был попеременно то твоим учителем, то мучителем, но никогда, Мордонт, никогда отцом!

— Да, доля правды есть в том, что вы говорите, — ответил юноша, — отец не питает ко мне особой нежности, но он заботится обо мне и таким был всегда. Человек не властен над своими чувствами, и долг сына быть благодарным за те блага, которые доставляет ему отец, даже если он делает это с холодным сердцем. Мой отец постарался дать мне образование, и я уверен, что он любит меня. К тому же он несчастлив и, если бы даже не любил меня…