Читаем без скачивания Столпы Земли - Кен Фоллетт

Внезапно Уильям испугался за свою жизнь.

Отто поднял топор. Уильям отскочил назад, но его пятка за что-то зацепилась, он споткнулся и стал падать через труп своего коня. Шлепнувшись в лужу теплой крови, он все же смог удержать в руках меч. Над ним с поднятым топором стоял Отто. Грозное орудие уже низвергалось на него, но обезумевший от страха Уильям в последнее мгновение перекатился в сторону, почувствовав, как рассекающее воздух лезвие топора обдало его легким ветерком. Он вскочил на ноги и, сделав выпад, вонзил меч в каменотеса.

Будь Отто воином, он бы знал, что после неудачного удара человек находится в наиболее уязвимом положении, и отскочил бы в сторону, прежде чем вытягивать из земли топор. Но Отто воином не был, а был он просто храбрым чудаком и потому остался на месте, выставив для равновесия одну руку вбок, а другой держась за рукоятку топора и превратив свое тело в великолепную мишень. Выпад Уильяма был почти безадресным, но тем не менее он достиг цели. Острие клинка уперлось в грудь Отто. Уильям надавил сильнее, и лезвие меча вошло между ребер каменотеса. Отто отпустил топор, и его лицо приняло выражение, которое так хорошо было знакомо Уильяму. В его глазах застыло удивление, рот раскрылся, словно он хотел закричать, но крика не получилось, а кожа вдруг стала серой. Сомнений не было: его рана смертельна. На всякий случай Уильям вогнал меч еще глубже, а затем выдернул. Глаза Отто закатились, на рубахе расплылось ярко-красное пятно, и он упал.

Уильям обернулся и обвел глазами все поле боя. Он увидел двух удиравших каменотесов, очевидно, видевших, как погиб их мастер. На бегу они что-то крикнули своим товарищам, и те тоже начали отступать, отбиваясь от преследовавших их рыцарей.

Уильям неподвижно стоял и тяжело дышал. Проклятые каменотесы приняли бой! Он посмотрел на Жильбера. Его верный рыцарь, закрыв глаза, без движения лежал в луже крови. Уильям приложил к его груди руку: сердце не билось. Жильбер был мертв.

Уильям обошел вокруг все еще горящих домов и пересчитал тела. Убиты были трое каменотесов да еще женщина с ребенком, которых, по-видимому, растоптали кони. Трое хамлеевских воинов были ранены, один рыцарь погиб и четыре коня убиты или покалечены.

Закончив подсчет, он остановился возле трупа своего боевого коня. Он любил его больше, чем кого-либо из людей. Обычно после битвы Уильям чувствовал себя в приподнятом настроении, но сейчас он был подавлен. Получилась настоящая бойня. Он-то рассчитывал, что они просто вышвырнут кучку беспомощных работников, а все обернулось кровавым сражением с серьезными потерями.

Рыцари гнались за каменотесами до самого леса, но там всадникам оказалось трудно преследовать пеших, и они повернули назад. К стоявшему над мертвым Жильбером Уильяму подъехал Уолтер. Перекрестившись, он произнес:

— Жильбер убил даже больше людей, чем я.

— Слишком мало таких, как он, чтобы я мог позволить себе потерять хотя бы одного из-за ссоры с проклятым монахом, — мрачно сказал Уильям. — О конях уж и говорить нечего.

— Ну и дела, — вздохнул Уолтер. — Эти люди сражались лучше, чем мятежники Роберта Глостера.

Уильям удрученно покачал головой.

— Не понимаю, — проговорил он, оглядывая тела убитых. — Ради чего, черт возьми, они так дрались?

Глава 9

I

На рассвете, когда большинство братьев собрались в крипте на утреннюю молитву, в опочивальне остались только двое: Джонни восемь пенсов, подметавший пол в одном конце комнаты, да маленький Джонатан, игравший в школу — в другом.

Приор Филип остановился в дверях и стал наблюдать за Джонатаном. Мальчику было уже почти пять лет. Он рос живым и смышленым и своей детской серьезностью очаровывал буквально всех. Джонни по-прежнему одевал его в крохотную монашескую сутану. Сегодня Джонатан играл роль учителя, дающего урок своим ученикам.

— Неправильно, Годфри! — строго говорил он, обращаясь к пустой лавке. — Останешься без обеда, если не выучишь главолы! — Он хотел сказать «глаголы». Филип умиленно улыбнулся. Сильнее любить он не смог бы даже собственного сына. Единственное, что давало ему истинную, не неподдельную радость в жизни, — это Джонатан.

Ребенок бегал по монастырю, как смешной щенок, обласканный монахами. Для большинства из них он был просто баловнем, забавной игрушкой, но для Филипа и Джонни он значил гораздо больше. Джонни любил его как мать, а Филип — хотя он и пытался скрыть это — чувствовал себя отцом мальчика. Сам Филип с детских лет воспитывался добрым аббатом, и теперь он находил вполне естественным, что должен сыграть в судьбе Джонатана ту же самую роль. Он не щекотал малыша и не сюсюкал с ним, как это делали другие монахи, а рассказывал ему библейские истории, учил читать и следил, чтобы Джонни хорошо заботился о нем.

Филип вошел в комнату и, улыбнувшись Джонни, сел на лавку с воображаемыми учениками.

— Доброе утро, отче, — с важным видом поздоровался Джонатан. Джонни научил его быть безупречно вежливым.

— Ну, хочешь в школу? — спросил Филип.

— А я уже знаю латынь, — похвастался Джонатан.

— Да ну?

— Да, вот послушай. Омниус плювиус бувиус тувиус номине патри амен.

Филип постарался не рассмеяться.

— Звучит действительно как латынь, однако не совсем верно. Брат Осмунд, наш учитель, научит тебя говорить правильно.

Джонатан был немного расстроен открытием, что латыни он, оказывается, не знает.

— Ну, тогда я могу быстро-быстро бегать. Смотри! — сказал малыш и пробежал из одного конца комнаты в другой.

— Прекрасно! — похвалил Филип. — Вот это действительно быстро.

— Ага… а могу еще быстрее…

— Только не сейчас, — попросил Филип. — Послушай меня минуточку. Я должен ненадолго уехать.

— А завтра вернешься?

— Нет, не так скоро.

— На следующей неделе?

— И даже не на следующей.

Джонатан выглядел озадаченным. В своем сознании он еще не мог заглянуть дальше следующей недели.

— Но почему?

— Мне нужно увидеть короля.

— А-а. — Слова приора мало что значили для мальчика.

— И пока я буду в отъезде, я хотел бы, чтобы ты ходил в школу. А ты хочешь?

— Конечно!

— Тебе уже почти пять лет. На следующей неделе твой день рождения, ведь ты попал к нам в первый день года.

— А откуда я появился?

— От Бога. Все в мире приходит от Бога.

Но этот ответ не удовлетворил Джонатана.

— Но где я был до того? — настаивал он.

— Мне сие неведомо.

Джонатан нахмурился. От этого его детское личико выглядело очень забавно.

— Но должен же я был где-то быть.

Филип понимал, что наступит день, когда кто-то должен будет объяснить Джонатану, как рождаются младенцы К счастью, это время еще не пришло. Он переменил тему.

— Пока меня не будет, я хочу, чтобы ты научился считать до ста.

— А я уже умею. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятырнадцать, шестырнадцать, семырнадцать…

— Что ж, почти правильно, — сказал Филип, — но брат Осмунд научит тебя считать дальше. В классе ты должен будешь сидеть смирно и во всем слушаться своего учителя.

— Я буду самым лучшим учеником в школе! — заверил его Джонатан.

— Посмотрим. — Филип внимательно посмотрел на малыша. Приор восхищался успехами ребенка, тем, как легко он все схватывает, как упорно он пытается говорить по-латыни, считать, быстро бегать. А может быть, это лишь прелюдия к истинной учености? На все Божья воля. Придет день, и Джонатан станет мужчиной. Каким он будет? Филипу не терпелось увидеть его взрослым. Но на это уйдут годы — столько же, сколько требуется на строительство собора.

— Дай я тебя поцелую и скажи «до свидания», — проговорил Филип.

Джонатан поднял личико, и Филип поцеловал его мягкую щечку.

— До свидания, отче, — пролепетал малыш.

— До свидания, сын мой, — тихо сказал приор.

Он ласково сжал руку Джонни Восемь Пенсов и вышел.

Выходящие из крипты монахи направлялись в трапезную. Филип прошел им навстречу и спустился в крипту, дабы помолиться за успех своей поездки.

Он был убит горем, когда узнал о случившемся на каменоломне. Пять человек погибли, и среди них — одна маленькая девочка! В тот день Филип закрылся в своем доме и плакал как дитя. Пятеро из его паствы, загубленные Уильямом Хамлеем и теми тварями, что были с ним… Филип знал их всех: Гарольд из Ширинга, бывший когда-то каменотесом лорда Перси; Черномазый Отто, с самого начала руководивший работами на каменоломне; красавец Марк, сын Отто; жена Марка Эльвина, любившая по вечерам играть на колокольцах, и маленькая Норма, семилетняя внучка Отто, отрада его души. Сердечные, богобоязненные, трудолюбивые люди, которые вправе были ожидать от своих господ доброго и справедливого отношения. Уильям перерезал их, как лис цыплят.