Читаем без скачивания Кенилворт - Вальтер Скотт

— Граф Лестер знает все.

— Граф Лестер! — вскричала Елизавета в крайнем изумлении. — Граф Лестер! — повторила она, загораясь гневом. — Женщина, тебя подучили, ты пытаешься оболгать его! Ему нет дела до таких, как ты. Ты подкуплена, чтобы оклеветать благороднейшего лорда, самого честного человека в Англии! Но, как бы он ни был близок и дорог нам, мы выслушаем тебя в его присутствии! Пойдем со мной! Пойдем со мной сейчас же!

Эми в ужасе отпрянула, но разгневанная королева сочла это лишь доказательством ее вины. Елизавета быстро подошла, схватила ее за руку и большими шагами устремилась к выходу из грота и по главной аллее «Забавы», увлекая за собой перепуганную, едва поспевающую за ней графиню, которую она продолжала держать за руку.

Лестер в эту минуту был окружен блестящей группой придворных дам и вельмож, толпившихся под аркадой, которой оканчивалась аллея. Собравшиеся ожидали здесь, пока ее величество прикажет начинать охоту. Можно представить себе их изумление, когда они увидели Елизавету, приближавшуюся не своей обычной величественной медленной походкой, а бежавшую так, что не успели они опомниться, как она уже оказалась среди них. Со страхом и изумлением увидели они, что лицо королевы пылает от гнева и возбуждения, что прическа ее в беспорядке, а глаза сверкают, будто в ней взыграл грозный дух Генриха VIII, Не менее поразил их вид бледной, исхудавшей, полумертвой, но все еще прелестной женщины, которую королева крепко держала одной рукой, отмахиваясь другой от обступивших ее придворных дам и кавалеров, которые решили, что она внезапно помешалась.

— Где Лестер? — спросила она голосом, который поразил всех. — Подойдите, лорд Лестер!

Если бы среди безоблачного летнего дня, когда все кругом сияет и смеется, с ясного синего неба вдруг грянул гром и земля расступилась у самых ног беспечного путника, он при виде разверзшейся перед ним бездны не был бы и наполовину так поражен, как был поражен Лестер внезапно представшим пред ним зрелищем. В эту самую минуту он выслушивал прозрачные намеки и завуалированные поздравления придворных по поводу милостивого внимания королевы, особенно явно сказавшегося во время утренней беседы, и дипломатически отшучивался, делая вид, что не понимает их. Большинство придворных было уверено, что вскоре он из равного им по рангу превратится в их повелителя. И вот теперь, когда сдерживаемая, но тем не менее самодовольная улыбка, с которой он отклонял льстивые намеки, еще не сбежала с его уст, в кружок ворвалась взбешенная Елизавета.

Без малейшего усилия поддерживая одной рукой его бледную, изнемогающую жену и указывая другой на ее помертвевшее лицо, королева спросила голосом, прозвучавшим в ушах пораженного вельможи, как трубный глас в день Страшного суда:

— Знаешь ли ты эту женщину?

Как грешники, услышавшие этот последний глас, воззовут к горам, чтобы они укрыли их, так и Лестер взмолился в душе, чтобы величественная арка, которую он воздвиг в своей гордыне, рухнула и погребла его под развалинами. Но зубчатые стены и своды прочно стояли на месте, зато сам гордый владелец замка, словно невидимая тяжесть склонила его к земле, опустился перед Елизаветой на колени и простерся у ее ног, прикоснувшись лбом к мраморным плитам.

— Лестер, — сказала Елизавета голосом, дрожащим от гнева, — если я только увижу, что ты замышлял против меня, твоей слишком снисходительной, безгранично доверявшей тебе повелительницы, низкий, бессовестный обман, а это подтверждается твоим смущением, то клянусь всем святым, вероломный, что ты сложишь голову, как сложил ее твой отец.

Лестер сознавал свою вину, но гордость придала ему силы. Он медленно поднял голову; лицо его потемнело и напряглось, но он спокойно ответил:

— Моя голова может упасть только по приговору пэров. К ним я и обращусь за правосудием, а не к государыне, которая так воздает мне за мою верную службу!

— Что такое, милорды? — воскликнула Елизавета, озираясь по сторонам. — Кажется, нам оказывают открытое неповиновение в замке, который мы сами подарили этому гордецу! Милорд Шрусбери, вы маршал Англии, арестуйте его за государственную измену!

— Кого имеет в виду ваше величество? — спросил пораженный Шрусбери, так как он только что подошел к кружку оцепеневших придворных.

— Кого могу я иметь в виду, кроме этого предателя Дадли, графа Лестера! Кузен Хансдон, вызовите отряд ваших телохранителей и немедленно заключите его под стражу! Торопитесь, негодяй, я приказываю!

Хансдон, суровый старый вельможа, который благодаря родству с Болейнами привык относиться к королеве с большей независимостью, чем кто бы то ни был другой, резко ответил:

— А если ваше величество завтра отправит меня в Тауэр за то, что я слишком поторопился исполнить приказ? Умоляю вас, наберитесь терпения.

— Терпения! Творец всемогущий! — воскликнула королева. — Не произноси при мне этого слова — ты не знаешь, в чем он виновен!

Эми, успевшей за это время немного опомниться, показалось, что ярость оскорбленной королевы грозит ее супругу смертельной опасностью, и тут же (увы, сколько женщин поступали точно так же!) она забыла и собственные горести и опасность, нависшую над ней самой. Тревожась только за него, она упала к ногам королевы, обняла ее колени и воскликнула:

— Он невиновен, государыня! Он невиновен! Никто не может ни в чем обвинить благородного Лестера!

— Как, милочка, разве ты сама не сказала, что графу Лестеру известна вся твоя история?

— Разве я сказала это? — повторила несчастная Эми, отбросив всякую заботу о последовательности своих слов и о своих интересах. — О, если так, я низко оклеветала его! Бог свидетель, я знаю, что у него и в мыслях не было причинить мне зло!

— Женщина! — закричала Елизавета. — Я хочу знать, кто толкнул тебя на это! Говори, или мой гнев — а гнев королей подобен пламени — испепелит и уничтожит тебя, как брошенную в печь былинку!

При этой угрозе в душе Лестера проснулись лучшие чувства, и гордость заговорила в нем. Он понял, что навсегда запятнает себя позором, если воспользуется великодушным вмешательством жены, а ее, в награду за такую самоотверженную любовь, оставит во власти негодующей королевы. Он уже поднял голову, чтобы с достоинством благородного человека признать свой брак и объявить себя защитником графини, как вдруг появился Варни, рожденный, по-видимому, для того, чтобы стать злым гением своего господина. Волосы и одежда его были в беспорядке, а лицо взволновано.

— Что это за дерзкое вторжение? — спросила Елизавета.

Варни с видом человека, совершенно подавленного горем и стыдом, простерся у ее ног, восклицая: