Читаем без скачивания Начало опричнины - Руслан Скрынников

1529

Боярину кн. П. С. Серебряному было приказано «проведывать вестей: где князь Юрьи Токмаков город ставит, и быть тут князь Петру, город беречи, чтоб князь Юрью город было поставить безстрашно».. (См. Разряды, л. 338).

1530

ПСРЛ, т. XIII, стр. 408.

1531

См. Хронику А. Гваньини. — «Витебская старина», т. IV, стр. 235. Гетман Сангушко получил точные известия о движении московского войска к Копию от своих лазутчиков в Полоцке. Он выступил из Чашник 20 июля, бой же произошел в первую пятницу после выступления, т. е. 25 июля. (См. Хронику М. Бельского. — «Витебская старина», т. IV, стр. 159). По псковской летописи, «литовские люди, пригнав изгоном, на зори, да многих прибили и князя Василия Палецких убили, а князя Петра Серебряных убегл в Полоцко». (См. Псковские летописи, т. 2, стр. 249;. Разряды, лл. 339 об, 336 об, 338).

1532

Другой видный воевода князь В. Д. Палецкий попал в плен и умер от ран. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 408). Был убит татарский воевода Амурат. Следует заметить, что в войске Серебряного было много татар. Еще 16 июля 1567 г. в Великие Луки была направлена нагайская конница «для бережения от литовской стороны». (См. там же). Около того же времени на Луки были посланы князь О. Щербатый с городецкими татарами и князь Ю. Борятинский с служилыми татарами. (Разряды, лл. 337 об, 338). Литовский хронист М. Стрыйковский передает, будто О. Щербатый и Ю. Борятинский, имея под начальством 300 татар и якобы 6000 русских, были разбиты при переходе из Улы на Сушу. (См. Извлечения из Хроники М. Стрыйковского. — «Витебская старина», т. IV, стр. 191). В действительности, в названном отряде были одни татары. Во время боя Щербатый и Борятинский попали в руки к литовцам и пробыли в плену несколько месяцев.

1533

Непосредственный виновник поражения боярин кн. П. С. Серебряный не был наказан и уже через два месяца участвовал в новом походе против литовцев.

1534

Разряды, л. 331; А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 21; Г. Штаден, Записки, стр. 79, 86—87.

1535

Как отметил А. К- Леонтьев, старинный «конюшенный путь» выделился в самостоятельное дворцовое ведомство к середине 90-х гг. XV века. Тогда же появились титулы «боярина-конюшего» и «ясельничих». Впервые чин конюшего был пожалован А. Ф. Челяднину (около 1495—1496 гг.), затем его сыну И. А. Челяднину (до 1514 г.), после него чин конюшего с перерывами носили И. И. Челяднин (1539—1541 гг.) и И. П. Челяднин (конец 40-х гг.—60-е гг.). (См. А. К. Леонтьев. Образование приказной системы управления в Русском государстве. Изд. МГУ, 1961, стр. 65— 69). В середине XVI в. в документах упоминается особая «Конюшенная изба». (См. ПКМГ, т. I, отд. 2, стр. 246).

1536

Род Челядниных пресекся в мужском колене в 40-х гг. XVI века. Но родовое прозвище Челядниных усвоили их ближайшие родственники Федоровы. Федоровы вели происхождение от И. Хромого, старшего брата М. Челядни, родоначальника Челядниных. Сын Хромого носил имя Давыда, поэтому правнуки Хромого писались в Разрядах как Григорий й Петр Федоровичи Давыдовы-Челяднины. (См. Разряды, лл. 15 об, 43 об, 46). В 40-х гг. XVI в. Иван Петрович Федоров женился на Марье Челядниной и таким путем унаследовал громадные земельные богатства рода Челядниных.

1537

В известиях за 1542 г. посольские книги именуют Федорова среди, детей боярских из Юрьева, «которые в думе не живут». (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 66; ср. ПСРЛ, т. XIII, стр. 139, 427, 437). 21 июля 1546 г. Федоров едва не был казнен вместе с боярами Воронцовыми. Палачи держали Федорова перед великокняжеским шатром «ободрана, нага», но-Иван «его не велел казнити за то, что он против государя встреч не говорил, а по всем ся виноват чинил». (См. М. Н. Тихомиров. Записки о регентстве, стр. 286). Постниковский летописец именует Федорова коннюшим, но он не является строго документальным источником. Официальная летопись сообщает о ссылке Ивана Петрова сына Федоровича без всякого указания на его чин. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 532). В ссылке на Белоозере И. П. Федоров пробыл недолго. В мае — августе 1547 г. он вернулся в столицу и в чине боярина возглавил боярский суд на Москве. (См. Акты, относящиеся до юридического быта России, т. I, СПб., 1857, стр. 214). К 1547 г. чин конюшего присвоил себе глава правительства князь М. И. Глинский. Но его правительство было свергнуто после московского восстания и тогда же Глинский лишился конюшества. И. П. Федоров принимал деятельное участие в свержении Глинского. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 456). Разряды и летописи именуют Федорова с чином конюшего с конца 40-х—начала 50-х гг. (См. Разряды, л. 165; ПСРЛ, т. XIII, стр. 465; СГГД, ч. 2, № 39, стр. 48).

    Следует отметить, что в подлинных документах И. П. Федоров именуется обычно боярином и воеводой без дальнейших титулов. Указанная особенность наблюдается даже в те годы, когда его конюшество не вызывает ни малейшего сомнения. Без чина конюшего он назван в свадебном Разряде за 1550 г., в Дворовой тетради 1552 г. и т. д. (См. Разряды, лл. 173 об, 206; ТКТД, стр. 54, 112; Сб. РИО, т. 59, стр. 562; ПСРЛ, т. XIII, стр. 525).

1538

В подтверждение своей мысли А. А. Зимин ссылается на свидетельство А. Поссевина. Папский посол Поссевин ездил в Россию в 1582 г. В своих записках он вскользь заметил, что в Москве уже 30 лет не было конюшего. (См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 278). Но позднее известие Поссевина никак не следует принимать за отправную точку хронологических выкладок. Во время боярского заговора И. П. Федоров первый донес правительству на заговорщиков, так что царь мог лишить его титула конюшего разве что в наказание за верную службу. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 530).

1539

А. А. 3 и м и н. Опричнина, стр. 277, прим. 5.

1540

Разряды, л. 230 об.

1541

В послании из Слободы в январе 1565 г. царь Иван объявил опалу всей думе и персональную конюшему (И. П. Федорову) и дворецкому. По указу об опричнине (февраль 1565 г.) царь передал управление страной земским боярам, «а конюшему и дворетцкому... велел быти по своим приказом...» (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 392, 395).

1542

В официальной документации и грамотах 60-х гг. XVI века конюший неизменно писался выше дворецкого. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 395; ДДГ, стр. 420). В XVII веке Г. Котошихин писал, что боярин и дворецкий «честию бывает другой человек под конюшим первой». (См. Г. Котошихин. О России царствования Алексея Михайловича. СПб., 1906, стр. 88).  В записке о московском управлении, составленной в 1610—1613 гг., указано, что во главе различных приказов стоят «бояре и дьяки», тогда как во главе Конюшенного приказа стоит «начальной боярин, а с ним ясельничий да два дьяка». (См. АИ, т. II, № 355, Стр. 424)..

1543

См. Н. М. Карамзин. История, т. IX, прим. 614. Версию Поссевина в еще более категорической форме подтвердил много позже такой знаток московских традиций, как Г. Котошихин. «А кто бывает конюшим, — писал он, — и тот первый боярин чином и честию; и когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царем кроме того конюшего? Иному царем быти некому, учинили бы «го царем и без обирания». (См. Г. Котошихин. О России, стр. 81).

1544

Б. Ф. Годунов, будучи правителем при царе Федоре, поспешил присвоить себе титул Конюшего. Таким путем он рассчитывал обеспечить себе избрание на трон в случае смерти бездетного царя. Интересно, что Грозный, прежде чем казнить конюшего Федорова, предложил ему занять царский трон и облечься в царские одежды. (См. А. Ш л и х т и н г. Новое известие, стр. 22).

1545

Василий III перед смертью наказал «мамке» наследника Аграфене Челядниной, чтобы она «ни пяди не отступала» от его малолетнего сына. Наставником великого князя стал И. И. Челяднин, который в 1537 г. «ходил у великого князя в дяди место». Дядька носил сначала титул кравчего, а затем конюшего боярина. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 415—-416, 427; Сб. РИО, т. 59, стр. 66).

1546

Впоследствии Иван не раз язвительно смеялся над планами возведения на престол князя Владимира Андреевича. «А князю Володимеру почему было быти на государстве? — писал он в 1577 году, — от четвертого удельного родился. Что его достоинство к государьству, которое его поколенье, развее вашие измены к нему, да его дурости?». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 210).

1547

ПСРЛ, т. XIII, стр. 526.

1548

«Недовольных и заговорщиков», — пишет С. Б. Веселовский,— было больше, чем требуется для действительного заговора. Об этом болтали в Москве и в полках, на улицах и дома. Услужливые люди подхватывали эти разговоры, доносили царю и держали его в постоянной тревоге». (См. С. Б. Веселовский. Исследования, стр. 309).