Читаем без скачивания Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор

Во что же верят? А на это просто ответить: вера стала примитивно-плоской, на место убеждений пришла темная мистическая дисциплина — геополитика, объясняющая мир.

То и дело слышишь: «Это наш геополитический выбор» — словно есть что-то над волей людей помимо разума и этики, что диктует событиям их ход. Словно бы силы планеты, вращение земли, расположение континентов указывают, каким быть завтрашнему дню.

Помилуйте, это же махровое язычество! Но верят в это природное, данное поверх Бога и совести, поскольку идеалов уже нет, а идей и не было. В то время, когда политика (логическая дисциплина), связанная с историей, географией и религией, уже осуществила передел мира, руководствуясь страстями людей, на смену ей выдвинулась дисциплина, в которой нет убеждений, но есть вера в силу вещей. На арену вышла геополитика, трактующая историю и географию мистическим образом.

Надо дать себе отчет в том, что с реальностью эта дисциплина не связана никак. Объективность геополитики — мнимая.

Критически важно то, что циклические попытки вестернизации «русского мира» (используя заклинание путинской пропаганды) или, точнее говоря, западные реформы российской империи всякий раз кончаются одинаково.

Поворот к Западу в середине прошлого века завершился вводом войск в Чехословакию; «оттепель» закончилась 68-м годом. Поворот к Западу сегодняшний завершился вторжением в Украину; «перестройка» закончилась 14-м годом нового века.

Данная цикличность заставляет по-новому взглянуть на хрестоматийный чаадаевский постулат (в России не было истории — главный факт русской истории есть факт географический) — и на пушкинский ответ на чаадаевскую инвективу.

Петр Чаадаев именно утверждал, что Россия — не Европа, страна выпала из исторического процесса христианских государств, и бытие России является «уроком другим народам» (имеются в виду народы христианского круга, разумеется). Пушкин возразил философу сославшись на неповторимую летопись Киевской Руси; Олег и Ольга — разве это не история?

Важно в диалоге то, что Пушкин и Чаадаев говорили о принципиально разных вещах; в силу этого спор их не состоялся — ответа Чаадаева не последовало. Да и на что здесь можно было бы ответить?

Ну да, Ольга и Олег были, и Киевская Русь была, но при чем же здесь собственно история? Чаадаев рассуждал в терминах немецкой философии — под историей он понимал восхождение социума к свободе духа, преодоление природной зависимости нравственным и общественным законом. Чаадаев имел в виду цивилизационное развитие страны, а поэт Пушкин, возражая ему, говорил о преданиях старины глубокой, о фактографии, о социокультурной эволюции. Разумеется, в преданиях и сказаниях также содержится некий нравственный урок, но не пережитый и не осмысленный, данный нам на уровне опыта — но не нравственного сознания общества.

Когда Чаадаев вопрошает (это один из его наиболее радикальных афоризмов): «Может ли быть больше одной цивилизации?» — он, разумеется, не имеет в виду особенности культурного развития страны, которые у всякого социума отличны.

Британская культура не похожа на культуру Испании — разные этносы имели различную социокультурную эволюцию; искусство Англии разительно отлично от испанского искусства; обычаи и кухня, жилища и одежда — все это различается. Но вот нравственный закон, различение добра и зла, лежащее в основе бытия, объединяет различные социумы стран христианского круга.

Именно это состояние развитого общества, то есть, осмысление природного происхождения и культуры нравственным законом — преодоление фактографического опыта, размышление, находящее факту культуры место в общем нравственном положении, — именно это Чаадаев и именует «цивилизацией».

В этом отношении никакой «британской цивилизации», отличной от «испанской цивилизации», нет и в помине. Это Чаадаев (собеседник Шеллинга) и именует собственно историей и говорит, что в России таковой (то есть, нравственного осмысления культуры) не было, на это (для философии истории простое утверждение) Пушкин возражает: «А как же Ольга и древляне?» Ну, что на это мог ответить Чаадаев? Он промолчал.

С тех пор бесперспективный этот спор возобновляется в русской публицистике регулярно и столь же бессмысленно как в случае Чаадаева — Пушкина: собеседники всегда говорят о разном.

В российской публицистике принято путать понятия «цивилизация» и «культура». И, что еще хуже, принято понятия «цивилизация» и «культура» использовать произвольно — подменять одно другим.

Принципиально сопрягает эти понятия в одно целое (хотя такое целое не существует, не может существовать) — учение геополитики. В современной нам патриотической русской риторике происходит характерное смешение двух понятий, возникает смысловая каша, но именно такая смысловая каша и востребована патриотическим сознанием.

Радетели самобытной русской культуры выдают русскую православную культуру за самостоятельную цивилизацию, а их оппоненты, те, кто укоряет Россию в невосприимчивости к урокам западной цивилизации — в качестве причины провалов указывают на несостоятельность русской культуры.

Казусы «оттепели» и «перестройки» именно с тем и связаны, что уроки цивилизационные были в России абортированы ради защиты культурной идентичности.

Но никто и не мог бы покуситься на пресловутую культурную идентичность — ее невозможно отнять у люмпен-пролетариата Донбасса, даже если запретить предания русской старины в отдельно взятом городе.

Культурная идентичность пребудет всегда, неизменно, на генетическом уровне: в манере пить водку, лузгать семечки, безрассудно относиться к своей и чужой жизни, в любви к ясным просторам и мутным перспективам.

Культурная идентичность существует в преданиях, в народной памяти, в обычаях и в искусстве — но нет и не может быть специфически русского различения добра и зла, а если бы таковое, отдельное от других, различие добра и зла было, это означало бы, что страна выпала из круга христианских стран.

Принять то, что есть отдельная «православная цивилизация», которая ни Запад ни Восток, невозможно по той элементарной причине, что это звучит исключительно оскорбительно для России. Стоит нам допустить наличие такой цивилизации, как мы вынуждены будем признать, что есть такая цивилизация, в которой ломаются сложные механизмы, развитие медицины отстает от прочих мест на сто лет, богатые всегда угнетают бедных, люди живут принципиально короче, чем в других странах.

Это было бы приговором для цивилизации и ее нравственных норм. Но, слава Богу, такой отдельной цивилизации не существует. А что же есть? А есть культурный феномен, трансформатор культур, пространство, в котором происходит переключение двигательной энергии Запада на тотальную мощь Востока. Это не хорошо и не плохо — это одновременно и очень хорошо, и очень плохо.

Россия — в гораздо большей степени Азия, нежели Европа. Это христианизированная Азия, это степное христианство. Россия — это то, что хлесткий Есенин однажды определил как «неостывшее кочевье».

От обитателей России зависит, как именно дать развитие своей культуре — внутри цивилизационных норм христианского мира или взять за образец мораль Азии.

Но нет и никогда не будет отдельной «русской морали», лежащей вне христианского нравственного закона. А если такой «русский мир» и появится, это будет нечто сродни Третьему Рейху.

Дисциплина «геополитика» приближает наступление русского третьего рейха, трактуя культурные особенности страны как залог ее особого цивилизационного пути. Помимо того, что это безграмотно в философском отношении, это чудовищно с точки зрения международного права: геополитика выращивает безнравственное опасное политическое животное.

Русские патриоты всегда обижались на выражение «эта страна» применимо к России; им казалось, что так может сказать сторонний наблюдатель, относящийся к Отечеству без должной сыновней преданности.

Но в тот момент, когда Россия отвергнет общие для стран христианского круга цивилизационные нормы, она именно и превратится в «эту страну», и с этим ничего не поделаешь.

Когда Чаадаев говорил о единственном факторе, связывающим нашу культуру с миром — о факторе географическом — он, увы, имел в виду простую вещь: нравственный урок из фактографической истории не извлекли, но стали заложниками географических преференций.

Именно этим географическим фактором и занимается наука геополитика. Словно в подтверждение мысли Чаадаева геополитика объявила географический фактор в истории Отечества главным. Какая горькая ирония, Петр Яковлевич!

В реальности не существует границ стран, совпадающих с территориями обитания этносов. Нет исторических территорий этносов, совпадающих с ареалами жизни народов, нет наций, вписанных в очерченные ареалы, и нет реальных людей, соответствующих регламентам этих границ, — все всегда сложнее; нет и не может быть совпадения всех этих факторов.