Читаем без скачивания Левша на обе ноги (авторский сборник) - Пелам Вудхаус

— А мне и в голову не пришло. Давай тогда начнем дрессировать нашего пустобреха.

Матушка часто говорила, глядя, как я рвусь посмотреть мир и узнать жизнь получше: «Смотри, сам не рад будешь. Жизнь преподносит не одни только кости с требухой». Я понял, как она была права, когда мы поселились в коттедже с Биллом и Застенчивым.

Вся беда была в его стеснительности. Он как будто нарочно старался стать как можно незаметнее.

Началось это в первую же ночь в деревне. Я заснул на кухне — ужасно вымотался после всех волнений и долгой прогулки. Вдруг что-то меня разбудило. Кто-то скребся в окно.

Я вас спрашиваю, уважаемые собаки, что бы вы сделали на моем месте? Когда я еще только-только научился понимать, что мне говорят, матушка без конца твердила мне азбуку собачьего воспитания: «Если кто-то лезет в дом, надо лаять. Может, лезут по делу, а может, и нет. Лай погромче, а потом уже спрашивай, что да как. Собаки существуют для того, чтобы их было слышно».

Я задрал голову и заорал во все горло. Голос у меня хороший, грудной — это потому, что в роду были гончие. Еще в пивной, в полнолуние люди высовывались из окон по всей улице и говорили разные вещи насчет моего голоса. Ну вот, я набрал побольше воздуху и давай вопить.

Я кричал:

— Человек! Билл! Человек! Скорей, сюда! К нам лезут воры!

Тут кто-то зажег свет — оказалось, это как раз и был мой человек. Он вошел в кухню через окно.

Он взял палку и отколотил меня. Я ничего не мог понять. Что я сделал плохого? Но он — главный, тут уж ничего не попишешь.

Представьте себе, то же самое повторялось каждую ночь. Каждую! Иногда по два и по три раза, до самого утра. Каждый раз я надрывался от лая, а человек включал свет и колотил меня. Загадка… Я же точно помню, что говорила матушка — еще бы не запомнить, она уж так часто это повторяла: «Лай! Лай! Лай!» На этом строилась вся ее педагогическая система. И вот теперь я делаю так, как она учила, а меня за это бьют.

Я думал и думал, пока голова не заболела, и наконец-то я додумался. Я понял, что матушке не хватало широты взглядов. Конечно, когда живешь у хозяина пивной — человека, в котором нет ни капли застенчивости, — можешь лаять, сколько душе угодно, это будет хорошо и правильно. А у меня совсем другой случай: мой человек — просто комок нервов. Он вздрагивает, когда к нему обращаются. Значит, я должен забыть все, чему учила меня матушка, и приноровиться к потребностям человека, который меня купил. Я попробовал матушкин способ и получил одни колотушки, теперь буду своей головой соображать.

И вот на следующую ночь, когда заскрипело окно, я остался лежать без звука, хоть это и было противно моей собачьей природе. Я даже не зарычал. Кто-то ходил по темной кухне, не зажигая света. Я-то чуял, что это мой человек, и все равно промолчал, даже ни о чем не спросил. Вскоре человек включил свет, подошел и погладил меня — а раньше никогда этого не делал.

Он сказал:

— Хорошая собака! На, вот тебе.

И он позволил мне вылизать кастрюльку с остатками жаркого.

Дальше дело пошло на лад. Когда я слышал, что кто-то скребется у окна, я продолжал себе лежать, свернувшись калачиком, как будто ничего не замечаю, и каждый раз получал косточку или еще что-нибудь вкусненькое. Это совсем не трудно, когда ухватишь основной принцип.

Примерно через неделю человек однажды утром взял меня на прогулку, мы долго шли, вошли в ворота и дальше по очень ровной и гладкой дороге пришли к большущему дому, который стоял посреди огромного луга, а вокруг были поля и разные деревья, а дальше большой лес.

Человек позвонил в звонок, дверь открылась, и из дома вышел какой-то старик.

— Ну? — спросил он довольно неприветливо.

Мой человек сказал:

— Я тут подумал — может, вам нужна хорошая сторожевая собака?

— Надо же, — сказал старик. — Прямо совпадение — я как раз думал поискать себе собачку. Мой старый пес нынче утром подобрал на дороге какую-то пакость и издох, бедолага.

— Бедолага, — сказал мой человек. — Верно, старую кость подобрал, а на ней был фосфор.

— Так сколько просите за этого?

— Пять шиллингов.

— А он хороший сторож?

— Отличный!

— С виду свирепый.

— Ого!

Старик дал моему человеку пять шиллингов, и человек ушел, а меня оставил.

Все вокруг было такое незнакомое, и запахи непривычные, и сторож — вообще-то довольно симпатичный старичок, и поначалу я не очень скучал, но ближе к вечеру я как-то вдруг понял, что мой человек ушел и больше не вернется, и мне стало очень тоскливо. Я бродил по дому и скулил. Дом был очень интересный — огромный, я даже не знал, что такие бывают, а все равно меня ничто не радовало. Вы, может быть, удивитесь, что я скучал по своему человеку, хоть он меня и колотил. Если подумать, так это и правда странно. Просто собаки — это собаки, так уж они устроены. К ночи я почувствовал себя совсем несчастным. В одной из комнат я нашел башмак и старую платяную щетку, да только грызть ничего не хотелось. Я сидел без дела и грустил.

Смешно — я заметил, когда тебе кажется, что все совсем плохо, как раз и случается что-нибудь хорошее. На улице затарахтел мотоцикл, и я услышал чей-то голос.

Это был старина Фред, мой добрый приятель Фред, самый лучший на свете! Я мигом узнал его по голосу и стал скрестись в дверь еще раньше, чем старик сторож успел подняться с кресла.

Нет, ну какой же замечательный сюрприз! Я пять раз обежал вокруг лужайки, не переводя дух, а потом стал прыгать вокруг них.

— Ты откуда здесь взялся, Фред? — спрашивал я. — Этот сторож и есть твой отец? Видел в лесу кроликов? Ты надолго? Как там матушка? Мне нравится в деревне! А ты прямо из пивной приехал? Твой отец дал за меня пять шиллингов! А в прошлый раз я стоил вдвое дешевле.

— Смотри-ка, это же Черныш! — Так меня называли в пивной. — Ты что здесь делаешь? Папаша, ты где взял этого пса?

— Купил нынче утром. Бедняга Боб отравился. Из этого тоже неплохой сторож будет — гавкает громко.

— Еще бы! Его мать — лучшая сторожевая собака в Лондоне. Этот королевский двор-терьер был раньше у нашего хозяина. А теперь вон куда его занесло, надо же…

Мы вошли в дом и поужинали. После ужина посидели немного, поговорили. Фред сказал, что приехал только переночевать, а завтра ему опять надо на работу.

— Я б с тобой, папаша, работой не поменялся, — сказал Фред. — Пусто кругом, ни души! Как ты только воров не боишься?

— У меня ружье есть, да вот — пес. Без него, конечно, страшновато было бы — ну а с ним веселее. И со стариной Бобом было то же самое. В деревне без собаки никак.

— Бродяги здесь встречаются?

— За два месяца только одного встретил — он-то мне и продал пса.

Раз уж они заговорили про моего человека, я спросил Фреда, знает ли он его. Они могли встретиться в пивной, когда Застенчивый покупал меня у хозяина.

Я сказал:

— Хорошо бы вам познакомиться! Он бы тебе понравился.

Фред и его отец посмотрели на меня. Фред сказал:

— Что это он рычит? Услышал что-нибудь?

Старик засмеялся.

— Он не рычит, он разговаривает во сне. Что ты такой дерганый, Фред? Вот она, городская жизнь, до чего доводит!

— Ну, что делать — днем здесь нормально, а ночью как-то не по себе. Тихо так. Не понимаю, как ты выдерживаешь. Мне бы на второй день начала мерещиться какая-нибудь чертовщина.

Сторож засмеялся:

— Тогда возьми с собой в кровать ружье! Я и без него обойдусь.

— И возьму, — сказал Фред. — Я бы и шесть ружей взял, если б у тебя столько было.

И они пошли наверх.

Для меня в прихожей стояла корзинка, в ней раньше спал Боб — тот самый пес, который отравился. Удобная корзинка, но я так разволновался от встречи с Фредом, что не мог уснуть. Да еще мышами пахло, я и пошел разведать, откуда это.

Я как раз обнюхивал стену, как вдруг раздался какой-то скребущий звук. Сперва я подумал, что это тоже мыши, потом услышал, что звук идет от окна. Кто-то царапался в окно снаружи.

Матушка на моем месте подняла бы такой шум, что небу стало жарко — да я и сам бы так сделал, если бы не наука. Я, конечно, не думал, что это мой человек вернулся. Он ушел и даже ничего мне не сказал на прощание… И все-таки я не залаял. Стоял себе и прислушивался. Скоро окно открылось, и кто-то полез через подоконник.

Я нюхнул один разок и понял, что это он, мой человек.

Я чуть было не закричал на радостях, да вовремя вспомнил, какой он застенчивый, и удержался — только подбежал к нему и молча запрыгал вокруг, а он велел мне лежать. Обидно, мог бы и обрадоваться хоть немножко. Я лег.

Было очень темно, но он принес с собой фонарик. Я видел, как он ходит по комнате, берет разные вещи и складывает их в сумку. Сумку он тоже с собой принес. Он то и дело останавливался и прислушивался, а потом продолжал собирать вещи. Он действовал очень тихо и очень быстро. Ясно — не хотел, чтобы Фред с отцом спустились и увидели его.