Читаем без скачивания Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага - Виктор Пелевин

Я хотел теперь только одного: чтобы меня оставили в Красном Доме в покое и одиночестве — и я мог бы спокойно играть в шашки с Юкой. Я говорю «шашки», потому что в шахматы она выигрывала.

Мне следовало бы помнить слова монаха-наставника, что жизнь ненадолго приобретает кажущееся совершенство лишь для того, чтобы больнее поразить нас своим непостоянством (виновата в этом не сама жизнь, добавлял он, а наш ум, старающийся найти опору, смысл и красоту в танце вокзальных наперстков, шарик из-под которых был украден десять тысяч лет назад).

Когда я наконец привык к счастливому и безмятежному существованию в Красном Доме и даже стал находить в нем благородную скуку, мой сладкий сон был нарушен самым неожиданным образом.

V

Однажды мы с Юкой пошли гулять в лес.

Это был не совсем лес — скорее, большой участок приусадебного парка, стилизованный под лесную чащу с такой степенью достоверности, что от настоящей дикой и заброшенной чащи его отличали только серьезные затраты на ландшафтных художников.

Чаша сперва была сделана непроходимой, а потом големы протоптали в ней несколько пешеходных тропинок, отмеченных еле видными знаками на древесных стволах. Гуляя по тайным тропкам, можно было комфортабельно переправляться через овраги и ручьи, все время находя под ногой твердую опору — и постоянно видеть вокруг поэтичное запустение.

Юка особенно любила эти прогулки. Я подозревал, что именно в лес она уходила, когда мне хотелось побыть одному — или надо было заниматься. Она непостижимым образом чувствовала все сама, без моих просьб — и пропадала с моих глаз. Но в лес мы часто ходили вместе.

Так было и в этот день. Мы около часа петляли по тропинкам, ненадолго уединились в шалаше «Рай № 3» на берегу ручья, затем вскарабкались по почти отвесному обрыву (в его стене была очень удобная, почти гимнастического качества лестница из древесных корневищ) — и вышли на большую поляну.

Я поднял глаза и замер.

В центре поляны стояла высокая башня. Она выглядела один в один фрагментом парижской Бастилии со старого рисунка — только к ней не примыкало стен. Башня казалась старой, темной от времени.

Ее совершенно точно не было здесь во время нашей прошлой прогулки.

Юка повернулась ко мне.

— Что это?

— Не знаю, — сказал я, — давай посмотрим.

Она взяла меня за руку.

— Может, это ловушка?

— Не думаю, — ответил я. — Никто не знал, что мы сюда придем.

Вряд ли мои слова успокоили ее (они не успокоили и меня самого), но Юка пошла к башне вместе со мной.

Странным казалось не то, что на лесной поляне появилась каменная постройка. Технически ее можно было перенести сюда за несколько часов. Но даже за месяц никто не смог бы вписать ее в пространство таким естественным образом.

Башню окружали трава и цветы. На них не было заметно ни малейшего следа строительных работ. Выступающие над землей части фундамента — каменные плиты, кольцом окружавшие башню — были покрыты пятнами мха и той особенной патиной, которую оставляют перемежающиеся с жарой дожди. В стыках камней пустила корни пара древесных ростков. Еще маленьких. Но за несколько дней они бы не выросли никак.

— Правда, — сказала Юка. — Охотник вряд ли будет тратить столько сил на благоустройство капкана.

Дверь в башню была открыта. Все ее внутреннее пространство занимала закручивающаяся вверх лестница. Я пошел по ней первым.

Стены покрывала растрескавшаяся штукатурка с цветными кляксами фресок — у них не было четких границ, и они напоминали огромные пятна плесени. Света из узких окон вполне хватало, чтобы разглядеть их.

Рисунки перемежались абстракциями и орнаментами: на одном пятне играли музыканты, одетые в парики и камзолы музыкантов, на следующем — три разноцветные спирали сворачивались к общему центру, где был нарисован какой-то каббалистический или алхимический знак.

Потом я увидел привязанную к столбу актрису в роли Жанны д’Арк — ее сжигали на сцене переполненного театра. Перед костром стоял бородатый дирижер с палочкой, как бы задавая правильный ритм огню. С другого пятна на меня влажно глянул придавленный избытком косметики древнеегипетский глаз.

Вслед за этим появился разрез желто-черной человеческой головы, поделенной на множество пронумерованных аккуратных отсеков с надписями по-немецки (из-за чего голова делалась похожей на камеру хранения — или непотопляемый корабль). Потом — сложный орнамент, словно скопированный с купола среднеазиатской мечети.

Рассматривая эти малопонятные, но занимательные изображения, мы шли вверх. Почему-то с каждым витком лестницы я чувствовал себя все беспокойнее.

Наконец Юка дернула меня за рукав.

— Что?

— Высота, — сказала она шепотом. — Мы чересчур долго идем.

Я понял причину охватившей меня тревоги. Юка была права — снаружи казалось, что в башне от силы четыре или пять этажей, но мы поднялись уже намного выше.

Я попытался выглянуть в окно, но оно было слишком высоко над лестницей: даже подпрыгнув, я увидел только клочок серого неба.

— Может, спустимся? — предложил я.

Тут же раздался грохот рушащейся кладки. Башня содрогнулась — часть лестницы за нашими спинами провалилась вниз, и в воздухе повисла белая пыль. Теперь спуститься было трудно.

— Они нас слышат, — сказала Юка.

— Кто «они»?

Юка пожала плечами. Мы пошли вверх быстрее.

Рисунки на стенах были все так же безумны и занятны, но в них стала появляться сквозная тема: медиум, делающий странные пассы руками. Иногда от его пальцев отходили пронумерованные и подписанные по-немецки стрелки, иногда — лучи света, иногда — какие-то пузыри с заключенными в них людьми и предметами.

Этот медиум был то мужчиной, то женщиной. Его наряды менялись от камзола до мантии. Он направлял свои пассы то на зрительный зал, полный господ и дам в вечерних туалетах, то на штормовое море, то в звездное небо… И еще на серпантине стены несколько раз повторился этот египетский глаз, отчего-то напоминавший мне не о древних тайнах, а о боевой росписи жриц любви.

Мы уже перестали считать этажи, когда лестница кончилась полутемным тупиком. Сверху был потолочный люк на петлях. В стене — скобы лестницы. Поднявшись по ним, я постучал в люк и подождал, но ответа не было. Тогда я откинул его и решительно полез в ударивший сверху луч света.

Я ожидал, что наверху будет маленькая комнатушка. Например, мастерская художника (так казалось после всех этих рисунков на стенах). Ну, или банальное узилище с рухнувшей крышей — в общем, что-нибудь романтическое. Но от невозможности того, что я увидел, у меня закружилась голова.

Я оказался в просторном и светлом дворцовом зале. Его потолок блестел золотыми кессонами, а в окнах был виден парк со скульптурными фонтанами. Пол покрывала несимметричная мозаика из разноцветного камня.

На стенах были пятна фресок, похожие на рисунки, мимо которых мы только что прошли, — они располагались так же хаотично, как в башне, и тоже напоминали разноцветные кляксы на штукатурке… Хаотичность эта была тщательно продумана — и радовала глаз, словно вокруг шел веселый разноцветный снег.

Вместе с мозаичным полом фрески придавали залу удивительное очарование. Здесь хотелось кататься на коньках, пить грог и слушать рождественские хоралы.

В углах зала стояли бронзовые фигуры четырех карточных королей — с пентаклями, жезлами, кубками и мечами на щитах, как было принято во времена Максима Полупредателя. Такое по геральдике дозволялось лишь вместилищу высшей власти. И все это, конечно, никак не могло поместиться в комнатенке на вершине каменной башни.

— Невероятно, — прошептала Юка, беря меня за руку.

— Спасибо, что навестили дядюшку, — раздался хриплый голос у нас за спинами.

Я обернулся и увидел стоящее в дверях кресло на колесиках. У него была высокая красная спинка, и оно походило на строгий и минималистичный походный трон.

На троне сидел Никколо Третий в пестром домашнем халате, расшитом человеческими и звериными рожицами. На его лице была черная маска. А на коленях лежал сложенный веер. Идеальный парадный портрет, подумал я, не хватает только мальчика и девочки с букетами ромашек… Впрочем, почему не хватает, это мы и есть.

Юка склонилась в придворном поклоне, почти неприличном из-за ее лесных шортов, и я сделал то же самое. Судя по всему, простираться в подобном случае не следовало.

Разгибаясь, я еще раз поглядел на фонтаны в окне и понял, что много раз видел их на картинах, а однажды — сквозь чугунный узор ограды. Просто прежде они никогда не представали передо мной в таком ракурсе.

Мы были в Михайловском замке.

Некоторое время Смотритель изучал меня и Юку сквозь прорези маски. Потом он сказал:

— Извините за эту шутку с башней, но как иначе старику заманить молодежь в гости? Я слышал, Алекс, у тебя появилась подруга по имени Юка. Вижу, вижу… Она недурна. Очень. Жаль, что я пропустил этот выпуск Оленьего Парка.