Читаем без скачивания Ясновидящая, или Эта ужасная «улица» (Рисунки А. Солдатова) - Юрий Сотник

— Вынь рубаху из брюк! — шепнула она. — Прикрой!

— Да ну, она же там мятая вся! — тихо, в полном отчаянии воскликнул Федя.

А дядя Коля шел быстро, тревожно озираясь по сторонам. На ребят он старался не оглядываться, но все время бормотал достаточно громко, чтобы его слышали.

— Ну, вот куда тут денешься?! Кругом народ, ткнуться некуда… И милиция… — Дядя Коля опять безнадежно махнул рукой. Как видно, у него была такая привычка.

Нюра поглядывала на дядю Колю и предавалась сомнениям. С одной стороны, она сказала Матильде, что привыкла выпивать с бичами, и присутствие дяди Коли может лишь подтвердить ее слова. С другой стороны, она заметила, что все хулиганье в их доме выглядит довольно чисто, даже психованный Тараскин, несмотря на растрепанный вид, производит впечатление человека, знакомого с мылом и мочалкой. А вот дядя Коля такого впечатления не производил, и у Нюры возникло опасение, что, пожалуй, не стоит являться во двор с подобным типом. Она стала ждать, когда дядя, наконец, выпьет свою порцию и отпустит их восвояси. Но тот продолжал оглядываться да тревожно бормотать, и у Нюры появилась идея: может быть, дядя Коля, если ему дать такую возможность, удерет от них с одной бутылкой и избавит от своего присутствия. Она уперлась ладонью в живот своего брата и стала подмигивать ему, замедляя шаги. Но тут дядя Коля, как назло, остановился, обернулся и спросил:

— Ребята! Вас, значит, пятеро? А где ваши дружки? Вы где сами-то живете?

— В доме восемнадцать, — не подумав, ответил Федя, и это дядю Колю обрадовало.

— Во-во! Это в самый раз! Я сам аккурат недалеко живу, я там место знаю. Пошлите-ка, пошлите-ка, пошлите-ка!.. — И он, уже не оглядываясь по сторонам, устремился к дому номер восемнадцать.

Красилины могли бы просто удрать от него, но вовремя об этом не догадались и, удрученные, последовали за ним.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Степа и Шурик слышали разговор Матильды с Олей и Мишей и теперь с нетерпением ждали возвращения последних: ведь Матильда обещала рассказать, за что Леша угодил в колонию. Мальчишкам казалось, что прошел уже час, но Закатова и Огурцов отсутствовали недолго и появились во дворе почти одновременно. Миша не проявлял ни малейшего желания говорить о Тараскине, но Оля тут же подозвала Матильду и сказала, как будто разговор их не прерывался:

— Ну так что, значит, с Тараскиным?

Шурик со Степкой подошли насколько возможно ближе, боясь, что старшие их шуганут, а Матильда начала свой рассказ не очень уверенно, потому что история Тараскина еще не полностью сложилась у нее в голове.

— Ну, значит, так… Ну, в общем, таким образом… Ну, короче говоря, получилось, значит, такое дело. — Тут Матильда наконец раскачалась, и ее повествование потекло довольно гладко. — Когда-то Леша Тараскин был мальчик как мальчик: учился на одни пятерки и по дисциплине у него было все в порядке… Но у Леши с самого детства была подруга. Эта… Тамарой ее зовут. Они жили почти что в одном доме, всегда вместе играли, вместе в садик ходили, вместе в школу пошли… Ну, сначала это у них была… просто так, детская дружба, но когда Леша перешел в шестой класс, он понял: это всерьез! И он, значит, признался во всем Маргарите.

— Кому? — спросил Миша.

— Тамаре, я хотела сказать. И они поклялись друг другу, что, когда им исполнится восемнадцать лет, чтобы, значит… чтобы значит, пожениться…

Возникла небольшая пауза. Миша недоверчиво улыбался, но Оля смотрела на Матильду серьезно.

— Ну а дальше?

— Ну а дальше… — Матильда грустно вздохнула. — Дальше, значит, обычная история. Появился в классе новый ученик. Как его по имени? Вспомнила: Альфред его зовут. Сын обеспеченных родителей, отец какой-то там профессор, на собственной «Волге» каждое утро Альфреда в школу привозит… А кто у Тараскина родители? Простые геологи, ни дачи у них, ничего… И вот Леша стал замечать: Тамара все больше с этим Альфредом, с этим Альфредом, с этим Альфредом… Тараскин, конечно, из гордости вида не подает, но ужасно переживает… Забросил учебу, стал хулиганить, курить, даже пить с горя…

Матильда опять немножко передохнула. Миша по-прежнему иронически улыбался, а Оля нетерпеливо спросила:

— Ну а Тамара что?

Матильда возмущенно помотала головой.

— А эта Тамара… Ей прямо как вожжа под хвост! Альфред за ней заходит, иногда даже на папиной машине с шофером заезжает… Всякие там кино, всякие там концерты, всякие там вечеринки и все такое… Ну, и вот!.. — Матильда сделала долгую паузу, и лицо ее приняло очень значительное выражение. — Ну, и вот! Наступает у Тамары день рождения. Лешу всегда на день рождения приглашали, а теперь — нет. А Леша уже подарок купил и еще букет цветов… Он ждет, а его не приглашают… — Теперь Матильда смотрела только на Олю широко раскрытыми глазами. Голос ее зазвенел, сердце забилось чаще, и вообще вся она содрогнулась в предвидении ужасной сцены, которую ей предстояло описать. — И вот, значит, у Тамары вечер в разгаре, магнитофоны всякие, радиолы, дискотеки, танцы… И вдруг раздается звонок. Входит Тараскин. Тут, значит, гробовая тишина и все такое, а он молча подходит к Тамаре и вручает ей букет. «Это тебе, говорит, а вот это — тоже тебе!» И, значит, Тамару ножом…

— Насмерть? — тихо спросила Оля.

Матильда немножко подумала и решила Тамару спасти:

— Нет. Нож чуть-чуть до сердца не достал.

Потрясенные слушатели долго в молчании смотрели на Матильду. Потом Оля сказала Мише, чуть улыбаясь:

— Интересно! Значит, еще не перевелись романтики, способные убить за неверность.

— Психопат твой Тараскин, а не романтик, — буркнул Миша и вдруг, прищурившись, посмотрел на Матильду. — Слушай-ка! А ты не придумала все это? Уж больно все на старинный роман похоже. И на дешевенький притом.

Озадаченная Матильда помолчала: ведь она и в самом деле опять согрешила. Но она тут же пожала плечами и сказала с достоинством:

— Не верите — и не надо!

— Когда это произошло? — спросил Миша.

— Н-ну… в прошлом году, — поколебавшись, ответила Матильда.

Миша уставился на Олю, хлопая себя ладонью по лбу.

— Ты соображаешь, что она мелеет? Нож чуть до сердца не достал, а Тараскин года не отсидел и уже на свободе бегает! Нет, уж извините, пожалуйста, я немножко законы знаю!

Тут Миша ошибся: если бы он знал закон, он сказал бы, что подростков до четырнадцати лет вообще в колонии не направляют, их помещают в специальные ПТУ для трудновоспитуемых ребят.

Тут и Степа решил показать, что он тоже разбирается в подобных вопросах.

— А может, его выпустили пораньше… за хорошее поведение, — заметил он.

— Вон как раз Тараскин идет, — сказал Шурик.

В конце двора и правда показался Леша. Миша обратился к Оле:

— Знаешь, пойди и спроси его, за что он сидел и сидел ли вообще. Спроси!

Оля с сожалением посмотрела на него.

— Ты, оказывается, совсем глупенький, Огурцов. Ну как я могу приставать с такими вопросами к человеку, с которым двух слов не сказала?!

— А он и не скажет, что сидел, — вставил Степка. — Зачем ему про себя такое говорить?

Оля кивнула на него.

— Видишь? Даже первоклашка или второклашка это понимает!

Миша понял, что сморозил глупость, и чуть не прокусил губу от досады.

Оля смотрела на приближающегося Лешу и думала, верить или нет истории, рассказанной Матильдой. Ей очень хотелось, чтобы это оказалось правдой.

Тараскин шел медленно, задумчиво глядя на скрученную трубочкой рублевку, которую он машинально вертел в руках. За ним, быстро нагоняя его, шагал какой-то грязный небритый дядька, за дядькой шли Нюра и Федя с несколько озадаченными лицами, и позади всех — Демьян.

Сначала ребята подумали, что небритый дядька не имеет к Красилиным никакого отношения, но тут же поняли, что ошиблись. Красилины подошли, Леша увидел бутылку, торчащую из Федькиного кармана, и протянул ему деньги.

— Вот. Сколько с меня?

Но Нюра угрюмо ответила:

— После сочтемся. Сперва поздоровайтесь. Это наш знакомый. В магазине встретились.

Но дядька приостановился лишь на несколько секунд.

— Здороваться потом, потом здороваться, потом… — зачастил он. — А сейчас пошлите-ка, пошлите-ка, пошлите-ка… Тут народ… Тут народ…

Беспокойно озираясь, он устремился вперед, за ним пошли Красилины, а за Красилиными — Леша, Оля и Миша. Каждый из этих троих считал недостойным проявлять любопытство, и они шагали молча, с лицами невозмутимыми, как у индейцев из книжек Фенимора Купера. Далеко позади следовали Демьян с Матильдой и Сема с Шуриком.

Идти пришлось несколько минут. Двор почти упирался в зеленый дощатый забор, за которым сооружалось какое-то большое нестандартное здание, но между забором и торцовыми стенами корпусов были оставлены не асфальтированные пыльные проходы. Дядя Коля свернул в один из этих проходов, затем обогнул забор, свернул еще раз, прошел через целый городок металлических гаражей и наконец остановился в очень неприглядном закоулке. Слева его ограничивала глухая стена жилого дома, спереди — высокий бетонный забор, а справа — задняя стена приземистого кирпичного строеньица, приткнувшегося боком к бетонному забору. Как видно, здесь когда-то помещался небольшой магазин, теперь закрытый: на обитой железом задней двери его висел замок, сплошь покрытый ржавчиной, а у забора громоздилась куча деревянных, серебристых от времени ящиков. Несколько таких ящиков стояло на земле, и вокруг валялось множество колпачков от бутылок, консервные банки, рыбьи хвосты и головы.