Читаем без скачивания Обольщение красотой - Шерри Томас

Горло Венеции сжалось. Она не могла припомнить, когда в последний раз испытывала такие необузданные и неуправляемые эмоции.

Точнее, когда она осмеливалась их испытывать.

— Добрый день, баронесса.

Венеция вздрогнула. В нескольких шагах от нее, положив руку на поручень, стоял герцог Лексингтон, одетый с элегантной небрежностью в серый твидовый костюм и мягкую фетровую шляпу, побывавшие с ним, наверное, не в одной экспедиции. Он смотрел на береговую линию Нью-Йорка, с причалами, подъемными кранами, складами и не проявлял к ней никакого интереса.

От него веяло холодом, как от айсберга.

— Мы знакомы, сэр? — Лексингтон заговорил по-немецки, и Венеция ответила ему на том же языке, с удивлением отметив, как спокойно звучит ее голос.

Он повернулся к ней.

— Пока нет, баронесса. Но я хотел бы познакомиться с вами.

В лифте отеля они находились в большей близости. Но если вчерашняя близость только разозлила Венецию, то сегодня у нее было такое ощущение, словно она балансирует на проволоке над Ниагарским водопадом.

Готова ли она вступить в игру?

— Зачем это вам, ваша светлость? — Нет смысла притворяться, что ей неизвестен его титул. Персонал отеля не делал из этого секрета, обращаясь к нему в ее присутствии.

— Вы отличаетесь от других.

«От алчной шлюхи, которую вы представили как оскорбление порядочности», — мелькнуло в голове Венеции.

Она подавила раздражение.

— Вы ищете любовницу?

Узнай правила, прежде чем садиться играть, как не раз говорил ей мистер Истербрук.

— А вы бы согласились? — поинтересовался Лексингтон обыденным тоном, словно речь шла о приглашении на танец.

Что ж, после цветов ей не следует удивляться. Тем не менее щеки Венеции загорелись. Слава Богу, на ней вуаль, иначе не удалось бы скрыть свое отвращение.

— А если я скажу нет?

— Тогда я не буду навязывать вам свое общество.

Всю свою жизнь Венеция имела дело с мужчинами, жаждавшими ее милостей. Она могла распознать фальшивое безразличие с расстояния полумили. Но в его спокойной позе не чувствовалось притворства. Если она отвергнет его ухаживание, он просто переключит свое внимание на кого-нибудь другого и даже не вспомнит о ней.

— А что, если я не уверена?

— Тогда я попытаюсь убедить вас.

Несмотря на бодрящий ветер, налетавший с реки, ей стало душно под вуалью. Хотя, возможно, дело было не в вуали, а в его словах. В его присутствии.

— Каким образом?

Уголки его губ приподнялись. Он явно забавлялся.

— Желаете, чтобы я продемонстрировал?

Венеция уже могла оценить его острый ум, редкую выдержку и способность уничтожить человека несколькими словами. Но сейчас, стоя рядом с его сильной худощавой фигурой, слушая его голос, в котором звучали игривые нотки, и глядя на его длинные пальцы, рассеяно поглаживающие поручень, она остро ощутила исходившую от него чувственность.

Это уже слишком! Она не желает иметь с ним ничего общего. Никогда. Даже если бы он был последним мужчиной на свете.

— Нет, — запальчиво произнесла она. — Не желаю. И была бы признательна, если бы никогда больше не увидела вас.

Если ее внезапный отказ поразил Лексингтона, это никак не отразилось на его лице. Он слегка поклонился.

— В таком случае, мадам, желаю вам приятного путешествия.

Бриджет, горничная Милли, вернулась от стойки портье с сообщением, что миссис Истербрук еще не зарегистрировалась.

— Может, она отправилась в другой отель? — предположила Милли.

Хелена ощутила беспокойство.

— Но шофер леди Тремейн сказал, что отвез ее сюда.

— Я поговорю с портье, — сказала Милли.

Она подошла к стойке и обратилась к портье. Тот снова сверился с журналом регистрации постояльцев.

— Извините, мэм, но у нас нет гостей с таким именем.

— А как насчет леди по имени Фицхью или Таунсенд?

Хелена не могла представить, чтобы Венеция воспользовалась именем Тони. На визитных карточках она предпочитала указывать просто «миссис Артур Истербрук».

Портье поднял на них извиняющийся взгляд.

— Их тоже нет.

— Может, кто-нибудь видел красивую женщину, которая приехала одна? — поинтересовалась Хелена.

— Боюсь, что нет, мэм.

— Что ж, — сказала Милли. — У вас есть номер, зарезервированный для миссис Фицхью? Я приехала на день раньше. Надеюсь, это не очень сложно?

— Конечно, нет, мэм, никаких сложностей. Кстати, у нас есть записка для вас и мисс Фицхью.

Почерк на конверте принадлежал Венеции. Слава Богу! Они вскрыли конверт, как только оказались в своем номере.

«Дорогие Милли и Хелена!

Я решила отплыть домой немного раньше, чем собиралась. Не беспокойтесь обо мне. Я вполне здорова и почти успокоилась.

До встречи в Лондоне.

Ваша В.»

Хелена прикусила нижнюю губу. Если бы не она, Венеция никогда бы не пошла на его лекцию.

Прежде чем решиться на связь с Эндрю, Хелена просчитала все возможные последствия своего поступка — так по крайней мере ей казалось. Но она никак не ожидала, что дело обернется подобным образом.

Ее снедала тревога. Даже для нее, готовой к худшему, события развивались слишком быстро и слишком непредсказуемо.

Кристиан провел полдня, просматривая две стопки писем, которые настигли его в Нью-Йорке. Море, гладкое, как скатерть, когда «Родезия», обогнув Сэнди-Хук, вышла в открытую Атлантику, к вечеру начало волноваться. Когда качка усилилась настолько, что работать стало невозможно, он отложил доклады, полученные от агентов и поверенных, и вышел на палубу. Корабль швыряло из стороны в сторону, и прогуливаться по палубе можно было, только держась за поручни. В курительной комнате, где джентльмены делали обычные ставки на скорость продвижения судна, ему пришлось гоняться за пепельницей.

Он пил чай, когда начался дождь, вначале слабый, но вскоре капли застучали в стекло с яростью брошенных камней. Кристиан смотрел на дождь и думал о баронессе.

Его по-прежнему влекло к ней. Возможно, потому что она отвергла его, а он не привык, чтобы его отвергали. Хотя вряд ли. Собственные чувства волновали его меньше, чем ее откровенная неприязнь. Она яростно отвергала его, и еще более яростно отвергала его внимание. И это интриговало Кристиана больше, чем ее личность и причина, заставлявшая ее прятать лицо под вуалью.

Это было странное, но нельзя сказать, что неприятное ощущение: быть поглощенным мыслями о другой женщине, а не о миссис Истербрук.

Тем хуже, что баронесса не желает иметь с ним ничего общего.