Читаем без скачивания Самая страшная книга 2016 (сборник) - Анна Железникова

Командир настоящий ас, летит вокруг комплекса, я снимаю, правда, качество не ахти. Ничего не находим и стыкуемся. И тут я что-то замечаю в «окно» бытового отсека. Мы бросаемся к иллюминатору.

К наружному покрытию станции прилип… скафандр.

Пытаемся сообщить ЦУПу, но связи по-прежнему нет, доклады уходят в пустоту.

Скафандр за бортом!

Что происходит?

26–28 февраля

Несколько дней готовились к «выходу».

Температура внутренней обшивки в том месте, где к ней прилип (как?) скафандр, не вызывала опасений.

Вовремя заметили «сюрприз» с выходным люком. Кто-то из прошлой смены, Безяев или Луцкий, забыл зафиксировать ручку штурвала. Если бы мы случайно толкнули штурвал, что нетрудно при тесноте, то в щель приоткрывшегося люка из станции рванул бы воздух. А дальше – даже думать тошно. Может, успели бы в базовый блок, а потом в транспортный корабль – и домой, а может, и нет.

Будет нам уроком на будущее. Хорошо хоть обошлось. Космос – он ведь не прощает. ЦУП «ожил», но прислал лишь ролик с фотографиями родных и друзей, на телефонные звонки не отвечал. Мы решили пока не сообщать о просчете предшественников.

Подготовили инструмент, скафандры. Ответственное дело: герметичность, связь, прочее. Близкое «дыхание открытого космоса» едва не поссорило с Алексеевичем, опять нервозность. А потом командир замкнулся, работал молча.

Прикрепил фотографии Насти и Даника в каюте.

Из головы не выходит скафандр за бортом. Вот и антропоморфный пес Гуфи вглядывается в «ночь». Принюхивается.

29 февраля

К 3.30 мы с Алексеевичем надеваем белье, костюмы водяного охлаждения (комбинезон и шапочка с трубочками), медицинские пояса и влезаем в скафандры. Я помогаю командиру, потом вхожу сам. Надуваемся и глядим в «окно» шлюзового отсека. Там, под нами, Африка.

Страха нет. Я знаю, что буду осторожен – ради Насти и Даника.

Операции шлюзования проходят нормально. Мы проверяем герметичность люков и скафандров и сбрасываем давление в шлюзе до нуля.

В 5.05 открываем люк и оказываемся в вакууме. Станция находится в тени. Космос встречает нас бездной звезд в ночи, звезд много, и светят они ярче, чем когда смотришь через иллюминатор.

Алексеевич фиксирует люк крючком и устанавливает защитное кольцо. Я выбираюсь следом.

Снаружи станция ершится солнечными батареями и модулями, вокруг плавают частички краски и экранно-вакуумной теплоизоляции.

Цепляя карабины, пробираемся по трассе. Восходящее солнце заставляет опустить светофильтры. Люк в шлюз остается позади. Мы осторожно (с острыми кромками звездных датчиков следует держать ухо востро) продвигаемся к бытовому модулю. Связь паршивая, я слышу только обрывки слов командира и сыплю вопросами, от чего Алексеевич только раздражается. ЦУП молчит.

Цель уже близко. Я отстаю, используя в основном инерцию скафандра. И снова приходит тень – я включаю освещение на шлеме и едва не врезаюсь в спину командира, в шторку, закрывающую агрегат АСОЖ[1]. Выныриваю сбоку, косясь на ненадежный с виду карабин и страховочный фал, ведущий к кольцевому поручню. Вижу лицо Алексеевича за стеклом, оно бледное.

Фонари освещают корпус, в который вмялся скафандр «Орлан-ДМ», словно кто-то швырнул его в станцию. Жесткая кираса, составляющая со шлемом единое целое, вдавлена в наружное покрытие. Рукава и оболочки штанин плавают в вакууме. Герметичность вроде как не нарушена.

Я смотрю на скафандр, потом на командира. Он кивает. Я тяну скафандр за рукав. С усилием, но удается отлепить его от станции. Креплю страховкой к своему скафандру и разворачиваю. Светофильтр опущен и не открывается, мы ничего не видим. Рукав пустой на ощупь. Кирасу покрывает какая-то слизь, видимо, она выполняла функции «клея».

После небольшого отдыха возвращаемся. Под нами плывет ночная Канада, видны огни рыбацких лодок. Мы словно летим над планетой, мы – я, Алексеевич и пустой скафандр.

Горизонт голубеет, раздается красным. Такому действу можно поклоняться. Проплывая возле иллюминатора своей каюты, я заглядываю в круглое окно и вижу Гуфи. Игрушку покрывает желтая плесень. Мне становится не по себе.

Осматриваю резиновые кольца, открываю люк и вхожу в шлюз. Время: 6.55.

Шлюзуемся, ждем, когда выровняется давление, выбираемся из скафандров. Хочется в туалет, хочется глотнуть коньяка, хочется сделать так, чтобы мы вернулись без жуткой находки.

Оставляем скафандр в шлюзе. На борту.

1 марта

Скафандр был забит плесенью – не покрыт изнутри, а целиком ею заполнен. Когда Володя открыл его, то из снаряжения хлынула зеленоватая пыль. Микроскопические грибы неуловимо закружились по шлюзовому отсеку. Невесомость!

Помещение и скафандр вычищали долго, пыль и плесень упрятали в пылесборник. Снова инспектировали станцию в поисках налета – пострадала не только моя каюта, но и другие уголки «Мира». Все тщательно протерли и собрали. Потом сами отмывались в «бане» – в тепловой кабине.

2–7 марта

Ничто не помогает. Микроорганизмы возвращаются.

Заметили, что у воды появился неприятный привкус. Через два дня в отсеках стало резко пахнуть.

Завтра Международный женский день, а настроения на поздравления нет абсолютно. ЦУП наконец-то вышел на связь и сказал, что они не смогут организовать телевизионный сеанс с семьями – никто не придет в главный зал управления, чтобы нас увидеть.

Володя постригся «под ноль». В невесомости этот процесс выглядит довольно забавно, но снимать не хотелось. Володе нездоровится.

Вечером я занялся физкультурой: беговая дорожка и велосипед.

8 марта

С праздником, дорогие женщины. Извините, что на бумаге, с опозданием.

Отношения внутри экипажа рассыпаются на глазах. Володя и Алексеевич, в лучшем случае, просто избегают встреч и совместной работы.

Я провел несколько часов у иллюминатора, смотрел на Землю. Планета вовсе не выглядит беззащитной, скорей, уставшей. В переходе Земля – космос чувствуется некая гармония: черноту сглаживает свет звезд, Луны, неба, самой Земли. Белое перетекает в голубое, голубое – в синее, синее – в черное.

Поговорил по телефону с Настей. Остался осадок. Она повторяла одно и то же: «Устала ждать, устала ждать, устала ждать…» Потом прервали.

12 марта

Может, я схожу с ума? Начались проблемы с головой? Так рано?

Утром в бытовом отсеке видел Безяева. Он плавал под потолком, поверх комбинезона был надет свитер, а голова походила на изрубленный кусок мяса. Из ран вылетали шарики крови. На трубах и кабелях висела бахрома плесени.