Читаем без скачивания Капитал - Борис Карлов

Роза Моисеевна. Не хватало здесь ещё этого хулигана от исторического материализма! Убирайся!..

Делает энергичный жест.

Цукерман недоуменно оборачивается: он слышит жену, но не понимает, с кем она разговаривает.

Карл Маркс выключает звук, ставит магнитофон, начинает неспешно разглядывать и ощупывать товары на полках.

Санёк. Гражданка Пчёлкина Ольга Петровна — кем вам приходится?

Цукерман. Кажется… родственница. Когда-то мы были близки с её тётушкой, однако не настолько, чтобы…

Роза Моисеевна. Додик, не болтай лишнего.

Санёк. Когда вы видели её в последний раз?

Цукерман. Даже не помню…

Роза Моисеевна. Говори!

Цукерман. Позавчера.

Санёк. С какой целью она к вам приходила?

Направляет свет лампы на лицо хозяина.

Цукерман. Кажется… показать кое-что.

Санёк (приближает лицо, говорит страшным голосом). Что именно?

Цукерман (выдохнув и обмякнув). Да-да. Я всё понял. Сию минуту. (Сползает под прилавок.)

Сняв фуражку, Санёк перегибается через прилавок, чтобы не терять хозяина из виду.

Цукерман ставит шкатулку на прилавок. У него вид провинившегося школьника. Санёк надевает фуражку, выравнивает кокарду по ребру ладони. Прокашливается, берёт шкатулку, прячет в карман.

Санёк. Ну, что же, гражданин Цукерман… Учитывая ваше добровольное признание и помощь следствию… обойдёмся на первый раз без протокола. Честь имею.

Козырнув, Санёк уходит.

Карл Маркс остаётся. Он в восхищении разглядывает свой собственный бронзовый бюст.

Роза делает ему энергичный жест — чтобы убирался.

Цукерман (раздвинув занавески, смотрит на улицу). Роза, смотри, там, на улице!.. Этот милиционер подошёл к Ольге и к её мужу. Они смотрят на меня, они смеются, они машут мне руками!.. (Машинально поднимает руку и опускает.) Но ведь я уже согласился вернуть ей шкатулку, правда?.. Я уже сказал, что верну, — ещё до того, как пришёл этот молодой человек, этот милиционер…

Роза Моисеевна. Ты сказал, Додик. И тебе это зачтётся.

Цукерман (резко поворачивается). Но что я теперь скажу господину Белугину?! Сейчас, сейчас он придёт сюда, этот государственный человек, и мне будет нечего ему сказать!..

Слышен звук подъехавшего автомобиля.

Роза Моисеевна (небрежно). Дай ему ту, другую.

Звенит дверной колокольчик, влетает Белугин. Из носа у него торчит вата, лицо потное, говорит в нос. В левой руке держит кейс, правой на ходу разворачивает бумагу.

Белугин (шлёпает бумагу на прилавок). Вот, последние формальности. Давайте, давайте, меня ждёт машина.

Цукерман. Куда же я её дел…

Белугин (хватает Цукермана через прилавок за грудки, дышит ему в лицо). Вы сошли с ума?

Цукерман (вырывается). Ладно… погодите… сейчас. Разве можно пить коньяк с утра, перед таким делом?.. Погодите. Такую вещь нельзя бросать где попало. Я спрятал так, чтобы ни одна сволочь… Присядьте, присядьте, вы что-то неважно выглядите. Наверное, скушали что-нибудь за завтраком?..

Белугин. Да… я присяду… Но только на минуту!

Садится под стеллажами, кладёт кейс на колени, утирает лицо платком. У него над головой — бронзовый бюст Карла Маркса.

Сам основоположник тоже стоит рядом.

Цукерман (выносит и подаёт шкатулку). Вот, держите.

Белугин, бегло осмотрев шкатулку, запирает её в кейс.

Белугин. Знаете что, Давид Семёнович… Я много думал и пришёл к выводу… Что нам необходимо пересмотреть условия нашего контракта. Согласитесь, мой риск и моя работа неизмеримо больше. Вы, всего-навсего, обворовали свою родственницу, а это — не работа. Да-да, мне всё известно. Вы совершили уголовно наказуемое деяние, и скажите спасибо, что я не требую от вас денег за моё молчание.

Цукерман. Что вы говорите!

Белугин. К тому же, по тем документам, которые вы же сами помогли мне состряпать, шкатулка не представляет никакой художественной ценности.

Цукерман. Как это некстати!

Белугин. Хорошо, так и быть. Если дело выгорит, может рассчитывать на полтора-два процента. Это бизнес, дорогой мой Давид Семёнович, а в бизнесе выживает сильный.

Роза Моисеевна. Слушай, основоположник, хотя ты и дурак, но ты всё-таки еврей. Тресни чем-нибудь по голове этого государственного бандита.

Карл Маркс наклоняет бронзовый бюст, и тот опрокидывается, звучно ударяя по темечку начинавшего подниматься Белугина. Белугин садится и обвисает, словно тряпочная кукла.

Цукерман хватает бюст, ставит на место, шлёпает Белугина по щекам.

Цукерман. Эй, слушайте… как же это… Роза! Я ничего не понимаю! Как он упал?.. Эй! Очнитесь!..

Белугин открывает глаза, смотрит по сторонам.

Белугин. Что это… Мне стало плохо?..

Прижимает к груди дипломат.

С улицы сигналит автомобиль.

Дайте руку… Помогите мне дойти до машины.

Цукерман выводит Белугина из лавки.

Карл Маркс, врубив свою оглушительную музыку, делает в сторону Розы Моисеевны прощальную рокерскую «козу» и тоже выходит. Роза, в подражание, делает ему вслед такой же жест.

Слышно как трогается автомобиль, с треском уезжает мотоцикл.

Возвращается Цукерман.

Роза Моисеевна. Он уехал?

Цукерман. Он вернётся.

Роза Моисеевна. Там у него будут большие неприятности.

Цукерман. Но потом, когда он приедет, неприятности будут у меня, здесь.

Роза Моисеевна. Он ничего тебе не сделает.

Цукерман. Господи, от кого я это слышу!.. Кто это ещё вчера запугал меня чуть-чуть не до разрыва сердца?

Роза Моисеевна. Всё-таки этот мерзавец на государственной службе. Его самого так тряхнут и так запугают, что он всю жизнь будет делать вид, что незнаком с тобой.

Цукерман. Правда?.. Розочка, ты меня успокоила. Но эти молодые люди, которых я хотел обмануть, они ведь ненавидят меня!

Роза Моисеевна. Они всё простили.

Пауза.

Цукерман. Знаешь, Розочка, я так устал сегодня… Можно я закрою лавку?

Роза Моисеевна. Правильно, Додик. Тебе необходимо успокоить нервы и подкрепиться. Поезжай сначала на кладбище, посиди на лавочке возле могилы и послушай голоса птиц. А потом пообедай с вином в хорошем ресторане.

Цукерман достаёт связку ключей, затворяет дверь в подсобку.

Теперь из зала виден портрет его супруги в траурной рамке.

Цукерман (обращаясь к портрету). Розочка, я именно так и сделаю.

Целует портрет, медленно выходит, гасит за собой свет.

Один за другим выходят на сцену, произносят свои монологи и остаются в затемнении действующие лица.

Первые четверо выходят из правой кулисы, остальные — из левой.

Алексей. Не волнуйтесь, это уже эпилог. У нас всё сложилось хорошо. Как говорят в сказках, мы жили долго и счастливо. А шкатулка… она оказалась не настоящей. Поразительно ловко сработанная когда-то в Германии копия. В своё время там были великие мастера морочить головы…

Ольга. Правда, у нас всё замечательно. Наш кредитор… (Смотрит на Алексея.)

Алексей. «Монолит-Гарант».

Ольга. Он лопнул. Тогда же, на третий день, когда наступил последний срок.

Алексей. Как мыльный пузырь.

Ольга. Сбежал с деньгами. Он теперь в розыске, а нам не пришлось возвращать последнюю часть кредита. Зато, при участии Давида Семёновича, моего дяди, мы купили новую мебель.

Санёк. Через год я получил повышение.

Шилов (выглядит респектабельно). Я вовремя завязал. Теперь многие из вас меня знают. У меня есть имя и персональные выставки. Был момент, когда я отточил своё мастерство до полного совершенства. Но теперь, когда всё есть… потерялось что-то главное… Со временем думаю перебраться в Штаты. Американцы глупы, им легче задурить головы.

Белугин (у него мятый портфель и мятое лицо). С этой шкатулкой у меня были крупные неприятности. Меня спасли связи и депутатская неприкосновенность. Но я выкрутился, а через некоторое время даже восстановился на государственной службе. Я отвечаю за состояние ваших дворов и подъездов. Полагаю, вы всем довольны.