Читаем без скачивания Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

– Не переживай, я позвоню тебе, как буду дома, детка, обещаю.

Я кивнула, но не успела ответить – нас разделила нахлынувшая толпа. Меня смели сотни фанатов, толкающихся, пытающихся до него дотянуться. Я закричала:

– Элвис!

Но он меня не слышал.

Он взбежал по трапу. На верхушке он развернулся и помахал толпе, ища меня глазами. Я махала ему энергично, как сумасшедшая, вместе с сотнями фанатов, но он все-таки меня нашел, и на секунду наши взгляды встретились. А потом он исчез. Раз – и все.

Родители приехали в аэропорт, чтобы забрать меня и увезти в Висбаден. Всю долгую дорогу домой я молчала.

6

Моя первая машина. Элвис подарил мне этот «Корвейр» на выпускной

Следующие два дня я провела в своей комнате, закрывшись от остального мира; я не могла есть, не могла спать. Наконец мама не выдержала и сказала:

– Этим делу не поможешь. От того, что ты тут грустишь, он не вернется. Он уехал. У него новая жизнь, и у тебя должна быть новая жизнь.

Я заставила себя пойти в школу, но там меня окружили фотографы и репортеры, которые называли меня «девушкой, которую он бросил» и заваливали вопросами.

– Сколько вам лет, мисс Болье?

– Мне, э-э…

– Судя по документам, вы всего в девятом классе.

– Ну, да, это…

– Вы давно знакомы с мистером Пресли?

– Всего… несколько месяцев.

– Какие у вас с ним отношения?

– Мы… просто друзья.

– Он звонил вам после отъезда?

– Нет, но…

– Вы знали, что он встречается с Нэнси Синатрой?

– Что?

– Нэнси Синатра.

Почувствовав приступ тошноты, я извинилась и ушла.

Каждый день нам звонили из Штатов, предлагая посадить меня на самолет в первый класс (туда и обратно), чтобы я поучаствовала в той или иной телепередаче. Я на все отвечала отказом, как и на предложения европейских магазинов сходить к ним на интервью и фотосессию. Приходили сотни писем от одиноких солдат со всего света. Я привлекла их внимание, возможно, как солдатская возлюбленная. Также я получала много писем от поклонников Элвиса, некоторые были дружелюбными, некоторые – разочарованными: мол, возможно, они его потеряли.

Дни превращались в недели, я все больше и больше свыкалась с мыслью, что теперь Элвис встречался с Нэнси Синатрой и что он совсем меня забыл. Через три недели после его отъезда в три часа ночи зазвонил телефон. Я вскочила с кровати и побежала взять трубку и тут же услышала его прекрасный голос:

– Привет, детка. Как там моя малышка?

– Ох, Элвис, у меня все хорошо, – сказала я. – Только ужасно по тебе скучаю. Я думала, ты меня забыл. Все говорили, что забудешь.

– Я же говорил, что позвоню, Цилла, – сказал он.

– Я знаю, Элвис, но были фотографы и репортеры, и они заваливали меня вопросами, и… ох, Элвис, это правда, что ты встречаешься с Нэнси Синатрой?

– Постой, постой! Притормози, – сказал он, не сдерживая смеха. – Нет, это неправда, я не встречаюсь с Нэнси Синатрой.

– А все говорят, что встречаешься.

– Не верь всему, что говорят, малышка. Есть много людей, которые только и хотят, что мутить воду, просто чтобы тебя расстроить. Она моя подруга, детка, просто подруга. Я участвую в шоу ее отца, и это все специально так устроили, чтобы она была на моей пресс-конференции по возвращении в Штаты. Я скучаю, малышка. Я все время думаю о тебе.

После этого первого разговора я все время писала и переписывала письма ему, но он никогда на них не отвечал. А потом однажды он позвонил, такой счастливый.

– Я через два дня уезжаю в Калифорнию, детка. Буду сниматься в первом фильме после армии.

А я могла думать лишь об одном: вдруг он влюбится в какую-нибудь актрису, которая будет с ним сниматься? Так что я, так непринужденно, как только могла, спросила:

– У какой актрисы главная роль?

Элвис звонко рассмеялся.

– Не переживай, детка, мы с ней пока не знакомы, но я слышал, что она высокая. Ее зовут Джулиет Праус. Она танцовщица и помолвлена с Фрэнком Синатрой.

Почувствовав облегчение, я спросила:

– Как называется фильм?

– Вот это тебе хорошо знакомо, – сказал он. – «Грусть солдата». Мне кажется, неплохо. Немного переживаю, что там слишком много песен, но, думаю, получится нормально. Очень надеюсь, иначе я мягких слов выбирать не стану.

Через несколько недель Элвис снова позвонил. «Грусть солдата», оказывается, стала для него горьким разочарованием.

– Только закончил сниматься в этом чертовом фильме, – удрученно сообщил он. – И это было ужасно. Там где-то двенадцать песен, которые вообще яйца выеденного не стоят, – ворчал он. – Только что был на встрече с полковником Паркером, как раз это обсуждали. Хочу, чтобы из фильма половину песен убрали. Чувствую себя каким-то идиотом, который вдруг начинает песни распевать посреди разговора с какой-то цыпочкой в поезде.

– А что сказал полковник? – спросила я.

– А что он мог сказать? Я к этой штуке привязан. Все уже оплачено, – проворчал он. – Они все считают, что это шедевр. Я как в аду.

– Может, следующий фильм будет лучше, – сказала я.

– Да, да, – сказал он, немного успокаиваясь. – Полковник запрашивает сценарии получше. Просто это мой первый фильм после возвращения, и это просто какая-то шутка. – Тут он надолго замолчал, была слышна только статика. Наконец он сказал: – Мне нужно идти, Цилла, да и я тебя почти не слышу. Я потом еще позвоню, веди себя хорошо, я люблю тебя.

Я жила в некоем подвешенном состоянии, в ожидании непостоянных звонков Элвиса. В них не было никакой последовательности. Он мог внезапно позвонить после трех недель тишины – или после трех месяцев. Он всегда говорил намного больше меня, рассказывал о новом фильме или новой звезде, с которой работает. Иногда он говорил об Аните, рассказывал, что их отношения – совсем не то, что он ожидал, когда вернулся из армии. Он уже не был уверен, что хочет быть с ней. А я не знала, что и думать. Время и дальнее расстояние породили во мне вопросы и сомнения. Мне хотелось спросить его: «Как я вписываюсь в твою жизнь? Вписываюсь ли я в нее вообще?»

Элвис по-прежнему говорил, что хочет, чтобы я посмотрела на Грейсленд, особенно в Рождество – тогда он наиболее прекрасен. Он говорил, что тогда я познакомилась бы с Альбертой, домработницей. Он называл ее «Альберта Ви-О-Пять»[4]. Он рассказывал со смехом:

– Я ей скажу: «Ноль-пять, у меня тут есть девочка, с которой