Читаем без скачивания Супервольф - Михаил Ишков

— У него усики вот так? — я провел пальцами две черты под ноздрями.

— Точно. Ты подсказал, что лучше отправиться на машине.

— Да-да, что-то припоминаю.

— Ты не читаешь газеты? — удивился Вилли.

— Вообще-то нет. Они пачкают руки.

— А «Роте Фане»?[22]

Я промолчал, а Вилли как ни в чем не бывало продолжил.

— Даже в этой паршивой газетенке написали, что шестнадцатичасовой поезд на Мюнхен сошел с рельс возле Регенсбурга. Есть погибшие. Я показал эту заметку своему дружку, и он с ходу выложил проигрыш. Так что если не хлопать ушами, прожить можно. А то, что я вырядился так непрезентабельно, так это маскировка. Тут подвернулось неплохое дельце проследить за одной красной сволочью, да вот встретил тебя. Так что сволочь подождет.

Он погрустнел, а я задался вопросом — кто мог быть этой красной сволочью? Уж не Вольф Мессинг? Мне стало не по себе. Я мысленно прислушался к Вайскруфту, однако выудить что-то более ценное, чем надоедливый мотивчик какого-то брутального фокстрота, мне не удалось. Эта мелодия настолько прочно засела в мозгах Вайскруфта, что я удивился, каким образом он ухитряется одновременно беседовать со мной?

— Мы давно не виделись, Вольфи, — погрустнел Вилли.

— Считай, семь лет, — подтвердил я.

Вилли вновь перешел на русский язык.

— Нам есть о чем поговорить. Например, мы могли бы работать в паре. Подумай, нельзя ли ввести в твой номер некий элемент случайности? Ты ищешь предметы, но один предмет найти не можешь. Я принимал бы ставки…

Я ответил ему по-немецки.

— Нет, Вилли, смысл моего выступления в том, что я нахожу все предметы. До единого! Мне нельзя ошибиться, это условие контракта. К тому же я и не могу, потому что вижу их.

— Предметы?

— Да.

— Верю, — он попросил заказать еще пива. — За мной не пропадет. Вилли Вайскруфт всегда оплачивает счета. Тогда, возможно, тебя заинтересует информация, которой я владею. Твои дружки могут выложить за нее кругленькую сумму.

— Кого ты имеешь в виду под моими дружками?

— Шуббеля, дружище!

Фокстрот в его голове зазвучал на пределе слышимости. Он даже начал выстукивать пальцами забористый ритм, а у меня начался ступор — я никак не мог припомнить название этой разухабистой танцушки.

— Какое тебе дело до Шуббеля, до моих дружков и до меня?

— Хороший вопрос, — кивнул Вилли и помрачнел. — Деловой. Это выдает в тебе, Вольфи, ищущую, пытливую душу. (Накал изводившего меня шлягера резко спал.) Полагаю, ты тоже не обходишь корысть стороной. Не обижайся, но иногда я приглядываю за тобой. Это для твоей же пользы, Вольфи. Неужели ты всерьез полагаешь, что в этом мире можно прожить и хорошо прожить без помощи влиятельных друзей?

— Ты имеешь в виду господина Цельмейстера?

Вилли, совсем как его отец, презрительно наморщил переносицу.

— Кто такой господин Цельмейстер? Плутократ из самых ничтожных. Использовать такое чудо как Вольф Мессинг для того, что сытно жрать и спать со шлюхами, способен только мелкий мошенник.

— А крупный?

— Вот к тому я веду. Ты, кажется, упоминал о влиятельных друзьях? Они не привыкли швырять пфенниги попусту. Они платят за товар, за результат, за преимущество, а какой товар в грядущую эпоху будет в особой цене? Такие, как ты, Вольфи.

— Почему ты решил, что я могу связаться со Шуббелем?

— Потому что спишь с его сестрой.

— Ты и это знаешь.

— Ненароком, Вольфи. Случайно встретил вас возле «Континенталя». Ханна — замечательная девушка здоровых народных кровей. Ты знаешь, я тоже заглядывался на нее. Но не сложилось…

— Зачем тебе иметь дело с красными, если у тебя на рукаве эта эмблема?

— А если красные победят, Вольфи? Поверь, я знаю, о чем говорю. Я видал этих… — он перешел на русский, — очумелых. Разгром на Висле ничего не значит, дружище. Просто война перешла в новую фазу, и на этот раз я не хочу оказаться в числе побежденных. Я хочу жить на широкую ногу, ездить по миру, носить такую же куртку, как ты, такой же фрак, в котором ты выступаешь в Винтергартене. Почему это можно какому-то еврейскому мальчишке и недоступно мне Вилли Вайскруфту?

Увидев, что я нахмурился, он поморщился.

— Не надо обижаться, Вольфи. У вас, евреев, есть странная привычка толковать каждое слово как намек, а каждый намек как оскорбление. Мне в голову не приходило презирать тебя за происхождение. Разве что за дар… Но это воля небес и бороться с ней безумие. Я не скрываю, что хочу попользоваться твоим даром, погреться в лучах твоей славы. Задумайся вот над чем — в том мире, где твердят о «чистоте крови», господину с русскими корнями вряд ли позволят выбиться в люди. Скоро начнется заварушка, Вольфи, и кое-кто попытается сделать твоим красным дружкам вот так, — он чиркнул ногтем большого пальца по горлу. — Но твои дружки тоже не промах. Вот тебе мой совет, Вольф, уезжай куда подальше.

— Спасибо за совет.

Он допил пиво.

— Ты стал обидчив, Вольфи. Это плохо, дружище. Поверь, я знаю, что говорю. Итак, ты передашь Шуббелю мое предложение? Если да, приходи в эту пивную в четверг. Моя цена — тысяча долларов. Если твои дружки сочтут цену завышенной, тогда Auf Wiedersehen!

Признаюсь, предложение Вилли Вайскруфта ошеломило меня. Оказалось, что всякого рода «идеалы», сплоченные в ряды «измов», железные батальоны лозунгов, призывающих свернуть башку «реакционерам» и построить «наш, новый мир»; вопли, требующие «пустить кровь плутократам, вонзившим нож в спину Германии», — тоже имеют цену. В изложении Вилли спасение отчизны, классовая борьба, а также социальная, национальная и всякие другие революции приобретали какой-то неожиданный криминально-базарный привкус, тем не менее я счел своим долгом рассказать о нашей встрече Шуббелю.

О чем они совещались в своем комитете, не знаю, только на следующий день Гюнтер предложил мне встретиться с Вилли.

— Передай Вайскруфту, что я жду его в Моабите, в пивной «У тетушки Хелены». Ни в какие объяснения не вступай. — После короткой паузы Гюнтер как бы нехотя поинтересовался. — Ты сам как считаешь — это провокация или серьезный разговор?

Я сразу догадался, что он имел в виду, однако что я мог ответить? Станцевать привязавшийся ко мне фокстрот, отстучать ритм ладонями по столу? Черт возьми, я так и не вспомнил название этой прилипчивой мелодии! В памяти возникло что-то вроде ментального барьера, с которым мне еще не приходилось сталкиваться. Это мешало мне, требовало разгадки. Вот какая мысль пришла мне в голову — может, старый дружище таким странным образом выстраивал самозащиту? Или с помощью этого прилипчивого мотивчика он надеялся подчинить меня, оседлать и помчаться в сторону неведомой мне цели? Неслыханная самонадеянность и все же — что имел в виду Вилли, рассуждая о том, что мы могли отлично работать в паре? Интерес донимал меня. Я упросил Гюнтера, чтобы тот позволил мне присутствовать при разговоре.

Гюнтер предупредил.

— Ты берешь на себя большую ответственность, товарищ.

Мы встретились с Вайскруфтом на пересечении Фридрихштрассе с Унтер дер Линден. На этот раз он явился одетым вполне в духе Рот фронта — в гимнастерке, но без красной звезды на фуражке. Армейские штаны заправлены в сапоги. Когда я передал ему предложение Гюнтера, Вайскруфт на мгновение испытал страх, затем взял себя в руки и коротко кивнул. О гарантиях даже не заикнулся.

Вилли настоял шагать порознь. Как он выразился, в «целях собственной безопасности». Я уточнил — твоей?

— Нет, Вольфи, твоей.

— Мне бояться нечего, — по-русски ответил я. — Мне ничто не грозит.

— Пока, — уточнил Вилли. — И я не хотел бы, чтобы это «пока» скоро закончилось.

Мне было трудно понять, чего они оба — Вилли и Гюнтер — опасались. Я не состоял ни в какой партии, не примыкал ни к какому крылу, не хранил в номере отеля оружие или динамит, не посещал никакие сходки (первомайская демонстрация не в счет — пусть тот, кто не участвовал ни в какой демонстрации, первый бросит в меня камень). Я не принадлежал никому, кроме самого себя и Ханны.

— Послушай, Вилли — настоял я. — Благодарен тебе за заботу, но я как-нибудь сам позабочусь о себе. Твоя озабоченность вызывает у меня подозрения, не ведешь ли ты двойную игру?

— Конечно, веду, но об этом после. Сначала Шуббель, потом исповедь. Ты — слишком ценный экземпляр, Вольфи, чтобы так запросто уступить тебя врагам Германии. Говорят, ты способен читать чужие мысли? Это правда? Когда меня убеждают, что расплодившиеся у нас всевозможные чародеи и провидцы вроде Белого мага умеют улавливать мысли других, я только смеюсь в ответ, но к тебе я всегда относился всерьез. Мы обязательно встретимся и поплачемся друг другу в жилетки. Евреи и русские очень любят жаловаться на жизнь, особенно под рюмку водки. По себе знаю. Иди первым.