Читаем без скачивания Хорошо! - Владимир Маяковский

В апреле 1927 года в беседе с сотрудником газеты «Прагер пресс» Маяковский сообщал: «Я работаю над двумя пьесами: над «Комедией с убийством»… и над эпической поэмой к десятилетию революции».

В черновом автографе поэма «Хорошо!» начиналась иначе:

Эпос времена и людидни и солнце — эпосэпоса не видеть слепоя ни эпосов не делаю ни эпопей.Телеграммой лети, строфа!Воспаленной губой припади и попейиз реки по имени — «Факт».

Это начало сохранилось и в машинописном варианте поэмы и было изменено лишь на последнем этапе работы, в корректуре первого отдельного издания. «Хорошо!» — это эпос нового качества, в основе которого лежит лирическое самосознание поэта — человека революции, ее «свидетеля счастливого» и ее участника.

После страстного призыва — «воспаленной губой припади и попей из реки по имени — «Факт» — следовали во вступлении к поэме слова такой же страстной поэтической силы, как приведенные выше:

Это время гудит                           телеграфной струной,это      сердце                  с правдой вдвоем.Это было               с бойцами,                                 или страной,или       в сердце                      было                               в моем.

Эти слова родились одновременно с замыслом поэмы и никогда не менялись.

В поэме Маяковский рассказал о том, что было «с бойцами», «страной» и в «его сердце», не разделяя одно от другого, а претворив все это в сплав предельной художественной достоверности.

Задолго до выхода в свет отдельным изданием поэма Маяковского стала известна читателю. И не только по отрывочным публикациям. Как это бывало уже не раз, поэт вышел с нею на аудиторию с устным чтением, считая это лучшим испытанием на прочность для своего нового произведения. Как и позднее, по выходе в свет, в литературной среде поэма в первых чтениях не получила полного и единодушного одобрения не только по причине своей поэтической новизны, непривычной читателю, но и в силу сложных, даже враждебных советскому строю тенденций, еще встречавшихся в литературно-общественной среде того времени. Таков был трагический парадокс судьбы этого самого искреннейшего, самого вдохновенного произведения поэта. Поражало невероятное упорство и мужество, с которыми поэт пытался преодолеть и уже в те годы преодолевал это «непонимание».

Спустя месяц после первого чтения поэмы, состоявшегося 20 сентября 1927 года, поэт выступил с публичным чтением своего нового произведения в Красном зале Московского комитета партии. В информации об этом чтении газета «Рабочая Москва» подчеркивала, что «поэт не просто пришел прочесть свою новую поэму, но хотел получить ответ от партийного середняка — агитпропщиков и т. д. — понятна ли и насколько понятна поэма, дает ли она в целом широким читательским кругам то, что нужно сейчас». Поэт получил, в общем, положительный ответ на этот вопрос: «В принятой собранием резолюции поэма В. Маяковского «Хорошо!» в ряде других произведений советской литературы, — говорилось в той же информации в газете, — рассматривается как шаг вперед и заслуживает использования ее в практической работе как средства художественной агитации». Начиная с этого времени, несмотря на нападки врагов и полемические передержки, поэма триумфальным шествием прошла по стране. Поэму в исполнении автора «слушали многие города: Москва — более 20 раз; Ленинград — около 10 раз; Баку, Ялта — по 7 раз; Ростов и Тифлис — по 4 раза, Одесса, Киев, Днепропетровск, Свердловск, Вятка — по 3 раза» и т. д., — свидетельствует П. Лавут, организатор публичных чтений Маяковского. Победа автора «Хорошо!» была в том, о чем говорил Луначарский уже тогда, защищая поэму: «В рабочей аудитории <она> стяжает аплодисменты».

В 1930 году, незадолго до смерти, выступая на вечере, посвященном 20-летию своей поэтической деятельности, Маяковский сказал: «Я прочту еще отрывки из поэмы «Хорошо!», написанной к десятилетию Октябрьской революции. Мне бы хотелось, чтобы эти стихи не потеряли своего значения и дальше».

Еще при жизни автора поэма получила большую известность и за рубежом: в 1928 году ее перевел польский поэт Владислав Броневский (журнал Dz’evigina»,1928, № 7; стр. 8–10). В 1930 году поэма частично была опубликована в переводе на французский («Mercure ge France», Paris, 1930, 15 April, p. 440) и венгерский (журнал «Sarló és kalapács», Moskwa, 1930, № 7, old 63) языки.

Широкое мировое признание поэма «Хорошо!» получила после окончания Великой Отечественной войны: начиная с 1945 года до сегодняшнего дня произведение Маяковского неоднократно выходило в переводах на албанский, английский, арабский, бенгальский, болгарский, венгерский, вьетнамский, греческий, датский, испанский, итальянский, китайский, корейский, монгольский, немецкий, польский, румынский, сербо-хорватский, словацкий, словенский, финский, французский, чешский, японский языки[3].

Гучков А. И. (1862—.1936) — крупный капиталист, организатор и лидер реакционного «Союза 17 октября» (партия октябристов), военный и морской министр буржуазного Временного правительства. После Октябрьской социалистической революции активно боролся против Советской власти; белоэмигрант.

Родзянко М. В. (1859–1924) — крупный землевладелец, видный деятель партии октябристов. Возглавлял комитет Государственной думы. Один из организаторов «корниловщины». В 1920 году эмигрировал из России.

Керенский А. Ф. (1881–1970) — эсер, был министром, а затем возглавлял буржуазное Временное правительство. После Октябрьской социалистической революции бежал за границу. Проживал в США и вел антисоветскую пропаганду.

…в кровати, царицам вверенный, раскинется какой-то присяжный поверенный. — Здесь и далее Маяковский дает ироническую характеристику А. Ф. Керенского — типичного левобуржуазного деятеля Февральской революции 1917 года в России. По профессии Керенский — адвокат (присяжный поверенный); будучи премьером, выполнял обязанности министра юстиции буржуазного Временного правительства.

Несмотря на гротескные преувеличения — в целях типизации — Маяковский, воссоздавая этот образ в поэме, был близок к реальному лицу — сходные характеристики Керенского сохранились в воспоминаниях его современников, а также в художественных произведениях (например, в романе М. Горького «Жизнь Клима Самгина»).

…в Лондон, к королю Георгу. — Английский король Георг V был двоюродным братом Николая II.

…мадам Кускова… Милюков… — Кускова Е. Д. (1869–1958) — деятельница либерально-буржуазной партии конституционалистов-демократов (кадетов) в Петербургской городской думе; Милюков П. Н. (1859–1943) — организатор и лидер этой партии; министр иностранных дел буржуазного Временного правительства.

…штабс-капитан Попов… — Существует предположение, что в этом образе отразились реальные черты штабс-капитана Попова, служившего начальником автомобильных складов при Петербургской таможне. Маяковский был знаком с ним, когда служил в Петербургской военной автомобильной школе (В. Ф. Земсков. Река по имени «Факт». В сб. «Поэма Маяковского «Хорошо!», М., 1958, стр. 184).

«Селект» — гостиница в Петрограде.

Каледин А. М. (1861–1918) — контрреволюционный казачий генерал, руководитель белогвардейского мятежа на Дону в 1917–1918 годах.

Лашевич М. М. (1884–1928) — член Военно-революционного комитета, который возглавлял захват почты, телеграфа и телефона во время Октябрьского вооруженного восстания.

Антонов — Антонов-Овсеенко, Владимир Александрович (1883–1939), Подвойский, Николай Ильич (1880–1948) — члены Военно-революционного комитета. Антонов объявил низвергнутым Временное правительство.

…бочкаревские дуры… — «женский батальон смерти», защищавший буржуазное Временное правительство. Названы по имени организатора батальона — Бочкаревой М. В.

Прокопович С. Н. (1887–1955), Коновалов А. И. (1875–1948) — министры Временного правительства.

Товарищ Подвойский сел в машину, сказал устало: «Кончено… в Смольный». — Как и во всей поэме, в поэтическом рассказе о событиях Великой Октябрьской социалистической революции Маяковский строго следует фактам, почерпнутым из разного рода литературных источников: газет, воспоминаний участников революции и т. п. Но в первую очередь он опирается на собственные «поэтические» впечатления и те задачи («сверхзадачи»), которые он, художник, ставил перед собою. Установлено, например, что в главе, посвященной взятию Зимнего, поэт использовал воспоминания В. А. Антонова-Овсеенко, Н. И. Подвойского, а также бывшего министра Временного правительства П. Малянтовича. Существуют воспоминания современников Маяковского, в которых рассказано о том, что Н. И. Подвойский, прослушавший эту главу в чтении автора, заметил ему, что он не мог сказать «Кончено…», когда революция только началась. Маяковский должен был принять эту поправку и при чтении поэмы иногда заменял эту строку на: «К Ленину! В Смольный!» Поэт включил эту поправку в перечень исправления опечаток 1-го издания поэмы, однако во всех прижизненных публикациях строка печаталась так, как она была написана в первом творческом варианте, в соответствии с художественной логикой произведения.