Читаем без скачивания Писатель и самоубийство - Григорий Чхартишвили

С индуизмом связаны два суицидных ритуала, в свое время произведшие глубокое впечатление на европейцев.

Английское слово juggernaut, употребляемое в значении «всесокрушающая махина», произошло от имени бога Джаганнатхи, особой ипостаси Вишну-Кришны. В городе Пури, где находится святилище Джаганнатхи, издавна проводится ратхаятра, церемония провезения изваяния на массивной колеснице, которую тянут сотни храмовых служителей и паломников. В прежние времена самые истовые из пилигримов в порыве благочестия бросались под тяжелые колеса, веря в благость такой смерти.

Если случаи добровольной гибели фанатиков под колесами «Джаггернаутовой колесницы», вероятно, происходили не так уж часто, то другой индийский обычай — сати (самоубийство вдов) был распространен очень широко. Буквально сати означает «добродетельная жена». Этот обычай уходит корнями в глубокую старину и некогда был распространен у многих древних народов, в том числе у скифов, фракийцев, китайцев. Мужчинам нравится думать, что они составляют весь смысл существования своих женщин, но у древних было больше возможностей принудить вдову доказать свою любовь и преданность самым радикальным из способов. Порицая современных римлянок за неверность и легкомыслие, Проперций (I век до н. э.) ставил им в пример индийских жен:

Благословен закон восточных погребений!Когда, от факела огнем воспламенившись,Костер испепеляет тело мужа,Супруги верные за честь и право бьютсяВ последний путь его сопровождать.

Святой Иероним, еще не подозревавший о том, что век спустя церковь начнет кампанию против суицида, тоже восхваляет подобную самоотверженность:

«У них [индийцев] есть закон, согласно коему любимая жена должна взойти на костер вместе с усопшим супругом. Жены соперничают друг с другом, чтобы завоевать это право, и высшая награда целомудрия — быть сочтенной победительницей. Та из жен, что оказалась самой достойной, обряжается в лучшие одежды и ложится рядом с трупом, лобызая и обнимая его. Прославляя чистоту, она презирает бушующее пламя».

Первоначально последний долг верности должны были соблюдать лишь женщины высших каст, но со временем сати стал применяться очень широко, особенно в Гуджарате, Раджпутане и Пенджабе. Резкое понижение социального статуса вкупе с давлением общественного мнения понуждали многих вдов избирать добровольную смерть. Они или топились в реке, или бросались в погребальный костер. Известно, что вдовам из касты ткачей было предписано захоронение заживо. Временами это очень мало походило на самоубийство, поскольку женщину бросали в реку или в огонь насильно, а то и предварительно оглушали.

Англичане, ведшие непримиримую борьбу против этого «варварского» обычая, пытались вести статистику сати. Самым смертоносным стал 1821 год, когда колониальные власти зарегистрировали 2366 случаев самоубийства. Несмотря на законодательные запреты, обычай сохранился в Индии и поныне, только теперь вдова не бросается в огонь, а устраивает самосожжение у себя дома, облившись бензином…

Китайцы восприняли пришедший из Индии буддизм с существенными корректировками, обусловленными спецификой национального характера и культуры. Учение Будды мирно уживалось с конфуцианством и даосизмом. Культ предков делал мир мертвых близким и по-родственному нестрашным, а смерть воспринималась как трудное, но не лишенное приятности путешествие, в конце которого умершему гарантирована встреча с дорогими его сердцу людьми. Китайскую культуру отличает «домашнее», даже какое-то уютное отношение к смерти. Вспоминать о ее неотвратимости совсем не страшно — скорее наоборот. Вполне уместно подарить гроб тяжело больному другу или престарелому родителю — конечно, если подарок красивый и дорогой. Похоронный обряд похож на праздник, особое значение придается его пышности. Старый советский анекдот о месте, освободившемся на Новодевичьем кладбище (умереть необходимо сегодня же, не то участок перехватят), звучит вполне по-китайски.

Вот характерный эпизод, который мог иметь место только в Китае.

В цинской империи самоубийство входило в свод уголовных наказаний. Провинившемуся сановнику могли прислать от императора «подарок»: мешочек с ядом, белый или желтый (в зависимости от занимаемого ранга) шнурок для самоповешения или лепестки золотой фольги. Лепестки полагалось глотать — они прилипали к горлу и гортани, вызывая смерть от удушья. Однако самые хитрые из чиновников находили способ выкрутиться даже из такой безвыходной ситуации. В 1870 году императрица Цы Си под давлением европейских держав отправила роковой «подарок» некоему губернатору, который не сумел предотвратить беспорядки, направленные против чужеземцев. Однако губернатору умирать не хотелось, и он нашел добровольца, безвестного кули, вызвавшегося принять кару на себя. В качестве награды за спасение начальства кули потребовал дорогой гроб и похороны по высшему разряду, о котором бедняку прежде не приходилось и мечтать. В итоге все остались довольны — и кули, и императрица, и находчивый губернатор.

В Китае самоубийство считалось вполне достойным выходом из тяжелой или позорной ситуации (в истории Поднебесной насчитывается шесть покончивших с собой императоров), однако китайцам было далеко до средневековых японцев, возведших суицид в ранг наивысшей доблести и желаннейшего из видов смерти.

Японская разновидность буддизма жестче, мужественнее и мрачнее, чем буддизм континентальный. Это объясняется не только влиянием пресловутого «японского духа», но и «разделением функций», сложившимся между двумя японскими конфессиями, буддизмом и синтоизмом, которые отлично ладят друг с другом. Национальная религия островитян охотно потеснилась, отдав под юрисдикцию чужеземного учения все связанное с горем и смертью, себе же оставила лишь те стороны человеческого бытия, которые связаны с жизнью и радостью. Синто — самая жизнеутверждающая из всех религий, в ней заложено изначальное неприятие смерти. В синтоистской мифологии описано, как бог Идзанаги, подобно Орфею, отправился в царство мертвых за своей умершей супругой богиней Идзанами. Когда Идзанаги увидел гниющий, разлагающийся труп жены, он в ужасе бежал из мира мертвых, завалил вход камнями и совершил обряд очищения. В мире нет другой религии, которая относилась бы к небытию с таким отвращением, как синтоизм. Он просто отказывается признавать существование смерти.

Буддизм, в свою очередь, охотно предоставил туземной религии заниматься свадьбами и танцами, забрав себе похороны и бдения, ибо тот, кто владеет смертью, владеет и жизнью. Дзэн, буддизм прямого действия, был взят на вооружение самурайским сословием и доведен до своего логического завершения: лучший воин — тот, кто не боится смерти; смерти не боится тот, кто не боится верной смерти; самая верная смерть — это не смерть в бою (где можно и уцелеть), а смерть от собственной руки. Стало быть, высший разряд смерти — суицид. А для того чтобы воины не переубивали себя, возник целый кодекс самоубийства, введший сложную систему запретов, ограничений и ритуалов.

На японском суициде я остановлюсь подробнее в главах «Самоубийство по-японски» и «Красивая смерть», пока же подведем предварительные итоги.

С точки зрения суицидологии главное отличие восточных религий (то есть индуизма и буддизма) от религий западных (христианства, ислама и иудаизма) заключается в том, что самоубийство не имеет стигмы греховности. Это серьезный аргумент против «нравственного закона», отвергающего суицид. Если половина человечества в течение многих веков не считала суицид преступлением против Бога, то, может быть, Бог (нравственный закон, природа) самоубийц вовсе не отвергает? Что если наш пресловутый «нравственный закон» — всего лишь голос подсознания, которое, как известно, формируется под влиянием взрастившей нас культуры (в данном случае христианской, а стало быть, антисуицидной)? Ведь не может же современный оксидентальный человек, хоть бы даже и исповедующий христианство, быть до такой степени высокомерно-европоцентричным, чтобы признавать истинность только своей веры и только своей нравственной системы?

Культы «Нового века» и самоубийство

Но чувство самосохранения стало быстро ослабевать, явились гордецы и сладострастники, которые прямо требовали всего иль ничего. Для приобретения всего прибегалось к злодейству, а если оно не удавалось — к самоубийству. Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради вечного успокоения в ничтожестве.

Самая распространенная из современных религий, христианство, вот уже третий век переживает серьезный кризис. Главную опасность для веры Западного мира представляет не атеизм или агностицизм, а неудовлетворенность все большего числа верующих догматами и мировоззренческой системой традиционных ветвей церкви. Во второй половине XX века в Америке и Европе появилось множество культов, сохранивших некоторые элементы христианской обрядовости, однако по своей сути являющихся верованиями принципиально иного толка. В мозгу среднестатистического человека, усердного потребителя голливудских фильмов, телевизионных шоу и таблоидов, воцарился полнейший сумбур, мешанина из воспоминаний о детской вере, оккультных мифов и космической фантастики. «Привычная» церковь многим кажется устаревшей, а Новый Завет обветшавшим. Пестрые течения так называемых религий Нью-Эйдж («Нового века») предлагают взамен широкий ассортимент Новейших Заветов, объединяющих в себе черты разных конфессий и дополняющих их собственными «откровениями». Привлекательность этих сект в том, что они суперсовременны, энергичны и ориентированы не на человечество в целом, а на более или менее узкую группу, на конкретного «потребителя» — так сказать, выполнены на заказ. Многие из новых культов предвещают скорый конец света, играя на эсхатологических страхах массового человека перед ядерной войной, экологической катастрофой или какими-то иными призраками, которыми так любят пугать себя люди.