Читаем без скачивания Железный канцлер Древнего Египта - Вера Крыжановская-Рочестер

Задыхаясь от злости, вбежал Иосэф к себе и заперся.

– Дрянь распутная! – ворчал он, сжимая кулаки. – Как мне отмстить тебе за оскорбление, когда я напомнил лишь тебе о долге?

Как тигр в клетке, метался он по своей комнате. Планы мщения, один несбыточнее другого, роились в его голове; он забывал, что сам вызвал чувство, которое и привело к пощечине. Но мало-помалу ярость утихла и, по мере того как он глубже вдумывался в свое положение, им овладевал страх, что Ранофрит начнет ему мстить за нанесенную обиду: опасение более чем основательное и, без сомнения, молодая женщина имела в распоряжении гораздо больше средств, чем он. Сумрачный и озабоченный, Иосэф облокотился на окно и задумался. Смелая мысль неожиданно блеснула у него. Удайся его план, смелый и опасный, и его судьба сразу сделается иной, а он очутится на верху блаженства. Если Потифар теперь исчезнет – Ранофрит свободна; помириться со взбалмошной женщиной легко; она сделает все, что он захочет. А раз он станет супругом Ранофрит, он достигнет желанной цели – богатства и независимости. Эта мысль, внезапно родившаяся в его голове, совершенно покорила его; чем больше созревал этот план, тем легче казалось его исполнение; он был безопаснее мщения обиженной им капризной, страстной женщины. Но медлить было нельзя. Он знал, что Потифар имел привычку выпивать на ночь, ложась спать, чашу вина, которую ему приготовляли заранее. Этой привычке он, конечно, не изменит и сегодня, когда, усталый, вернется поздно с охоты, сопровождаемой затем пиром у фараона. Если бы только ему удалось влить в эту чашу несколько капель сильного, не оставляющего следов, растительного яда, который научил его готовить Шебна!.. Два года тому назад он приготовил флакон отравы, но ни разу еще ею не воспользовался. Теперь яд пригодился; ни малейшего подозрения на него не падет, так как со времени женитьбы он никогда уже более не входил в опочивальню своего господина. Пока он обдумывал свой план, настала ночь; несмотря на это, он еще ждал. Рассудив затем, что Ранофрит, должно быть, легла и заснула, он взял флакон и проскользнул в сад. Ступая тихо, как тень, подкрался он к окнам спальни. В соседней комнате находилась всегда невольница; обыкновенно это была Акка, молодая египтянка, очень расположенная к Иосэфу. Подойдя ближе, Иосэф убедился, что это была она и при свете ночника убирала и складывала одежды.

– Акка, – позвал он тихо.

Молодая девушка обернулась с удивлением, но, узнав сейчас же высокую фигуру Иосэфа, подбежала к окну. Это была прелестная девушка, стройная, нежная, смуглая, с большими глазами газели; она любила Иосэфа, и, так как с ней он был менее строг и горд, чем с другими, она думала, что любима взаимно, и втайне лелеяла надежду, что в конце концов он женится на ней.

– Я хочу поговорить с тобой, Акка, чтобы нам только не помешали, – сказал он тихо. – Сходи-ка раньше, посмотри, спит ли госпожа, а затем пробеги в беседку в конце сада, откуда всю улицу видно, да погляди, не видать ли колесницы Потифара.

Девушка вспыхнула, уверенная, что наступает, наконец, желанный миг и Иосэф ищет случая с ней объясниться; кивнув головой, она исчезла, как тень, в комнату Ранофрит и через минуту вернулась.

– Спит как чурбан; теперь я побегу в беседку, – прошептала она, вставая на выступ окна. Иосэф обнял ее и, подняв, как ребенка, поставил на землю. Но едва Акка скрылась в тени деревьев, как он вскочил проворно в окно и на цыпочках скользнул в соседний покой.

Лампада с душистым маслом кротко озаряла комнату, широкое золоченое ложе, осененное пологами из финикийской ткани, и маленький столик, на котором в полутьме блестела золоченая чаша Потифара. Развалившись на подушках, с закрытыми глазами, лежала Ранофрит. Она не спала, как думала Акка; вся поглощенная мыслями, она не шевельнулась при входе служанки, предполагая, что та вошла убрать что-нибудь. Весь вечер буря бушевала в ее душе; переходя от любви к ненависти, она пыталась водворить порядок в хаосе своих мыслей и чувств; но каждый раз воспоминание об оскорбленной и отверженной любви вызывало в ней новый приступ злобы. Легкий шум опять встревожил ее; думая, что это вошла снова Акка, она открыла глаза, решив выбранить ее за надоедливость; но в ту же секунду слова замерли у нее на устах и взгляд застыл, прикованный к фигуре Иосэфа, легко и осторожно кравшегося к постели. При виде человека, на котором сосредоточены были все ее мысли, целый хаос противоречивых чувств поднялся в ней. Он пришел, – значит, сожалеет о своем проступке; любовь взяла верх над осторожностью, заставив прийти сюда вымолить ее прощение, пока Потифар в отсутствии! Какая же другая цель, кроме желания примириться, могла привлечь его сюда? Вывод, к которому она пришла, заставил Ранофрит позабыть все: и оскорбление, и мщение; ничего не видела она больше, кроме изящной, стройной фигуры молодого еврея и его правильного профиля, склонившегося над столом.

Сжав флакон в руке, Иосэф подошел к постели и поднял руку, чтобы вылить яд в чашу с вином, как вдруг рядом с ним встала белая тень; мягкие, теплые, ароматные руки обняли его, и дрожащий голос прошептал:

– Ты любишь и пришел; я это знала!

Иосэф оцепенел; комната ходуном заходила в его глазах; ему казалось, что он летит в разверстую под его ногами пропасть. Если теперь Акка или господин найдут его здесь, в этой комнате, да еще с ядом в руке, – он погиб. Холодный пот выступил на теле; в своем оцепенении он позволял пока, без сопротивления, обнимать себя. Жаркий страстный поцелуй обжег его губы и разом привел в себя: он пытался высвободиться, хрипло бормоча:

– Оставь меня! – Но чем сильнее хотел он отделаться от сковывавших его объятий, тем крепче прижималась к нему ослепленная страстью Ранофрит. Молча завязалась борьба.

Вдруг шум колес в первом дворе долетел до тонкого возбужденного слуха Иосэфа: сомнения не было – Потифар вернулся. Безумный ужас овладел им; он отступил, таща за собой с постели молодую женщину, все еще висевшую у него на шее; щадить ее было не время; он грубо оттолкнул ее и исчез.

Очутившись в саду, он вздохнул с облегчением. В пылу борьбы он не заметил, что молодая женщина цеплялась за его тунику и, падая, оторвала кусок у ворота. Избегая Акки, которая возвращалась с другой стороны, Иосэф стрелой долетел до своей комнаты, разделся в темноте и растянулся на своей постели.

– Быть может, – прошептал он, – я спасен!

Бледная, вся дрожа, Ранофрит встала; при падении она ударилась головой об украшения кровати и синяк на лбу образовался порядочный; шея и руки были исцарапаны; тонкую полотняную тунику Иосэф, защищаясь, разорвал почти во всю длину. Тяжело дыша, она села на край постели; на этот раз только жажда мести наполняла ее душу. Раздумывая, как действовать, она услышала шаги мужа, раздавшиеся в соседней комнате, и в один миг в ее голове созрел чисто женский план:

– А, презренная, неблагодарная собака, – ты не захотел моей любви; испробуй теперь мою ненависть! – проворчала она сквозь зубы.

В эту минуту старая негритянка с факелом в руке подняла тяжелую завесу, пропуская Потифара, который при виде молодой жены, полулежавшей на кровати в одежде, ясно выдававшей борьбу, остановился, испуганный.

– Ранофрит, возлюбленная моя, что с тобой? Что случилось? Ты бледна, как смерть! – воскликнул он, бросаясь к ней и схватывая ее дрожащую руку.

Сперва она молчала, ничего не отвечая на торопливые расспросы; зубы ее стучали, как в лихорадке, и голова бессильно опустилась на грудь мужа. Но она вдруг поднялась и порывисто заговорила:

– Имени нет тому оскорблению, какое постигло меня в твое отсутствие! Он пришел, презренный, и… – рыданья помешали ей продолжать.

Кровь ударила в голову Потифару, но он постарался овладеть собой, уложил молодую женщину на постель, дал ей выпить из чаши несколько глотков вина, оставшегося, к счастью, без яда, и потом спросил:

– Скажи мне, кто же смел сюда проникнуть и оскорбить тебя, и будь уверена, что виновный дорого заплатит за свою дерзость.

Ранофрит поднялась со сверкающими глазами:

– Иосэф, презренный еврей, которого ты осыпал милостями. Он прокрался сюда и хотел оскорбить меня своей нечистой любовью: вот следы его насилия, – она протянула свои исцарапанные руки. – Он, вероятно, услыхал твои шаги и выпустил меня; но у меня в руке кусок его одежды, оторванный во время борьбы. – Она открыла руку, которую до тех пор держала зажатой, и протянула своему мужу кусок желтой, с синими полосками, материи. Потифар вскочил при этих словах:

– Иосэф? Неблагодарная скотина! За все мои благодеяния осмелиться поднять глаза на мою супругу… Дай, – он вырвал лоскуток материи из рук жены, – я сейчас велю схватить его, и завтра же он будет судим.

Он поспешно вернулся в свою рабочую комнату, позвал двух слуг и в сопровождении их пошел в помещение Иосэфа.

Иосэф притворился спящим, в то же время чутко прислушиваясь ко всякому шуму извне. Вдруг он вздрогнул и сердце перестало биться: шаги нескольких человек раздались в галерее, затем дверь быстро распахнулась, свет факелов осветил комнату и голос Потифара произнес с иронией: