Читаем без скачивания Сестры - Пат Бут

Скрип отворяемой двери нарушил тишину. Еще невидимый кто-то вошел, стоя в открытых дверях Божьего храма. Священник повернул голову на звук, и его забившееся сердце подсказало ему, что его томило предчувствие прихода этой души, которая томится и не находит покоя. Душа измучена – так далека она от Бога и все же стремится в это чуждое ей место, чтобы облегчить свои кошмары… или чтобы искупить их.

Сначала шаги прошелестели по боковому нефу, потом стали тверже. Грешник утвердился в своем решении и заспешил.

В нескольких дюймах от священника шаги смолкли. У дверцы в исповедальню.

И вновь могильный холод коснулся души священника, сильнее и гораздо реальнее, чем прежде.

Он увидел тень кающегося грешника через решетку красного дерева – тот опускался на колени.

Он задержал дыхание и постарался утишить тяжело забившееся сердце.

– Господь милосердный, укрепи меня, помоги в том, что я должен услышать, – прошептал он.

Раздался сильный, ясный голос:

– Прости мне, Отче, мои прегрешения.

Это был женский голос.

Часть вторая

МАТЕРИАЛЬНЫЙ МИР

– Какого черта это должно иметь значение? – вскричал Джейк.

– Имеет значение, потому что это нечто материальное, – спокойно возразила Мэгги. – А материя – это то, из чего сделан мир.

5

Палм-Спрингс, Калифорния. 1987

– Эй, не желаешь ли подкинуть меня в Палм-Спрингс? – гримасничая, Джейн постучала по стеклу машины со стороны пустующего пассажирского сиденья.

Питер Партон перегнулся через переднее сиденье, и лицо его расплылось от увиденной картины. Опуская стекло, он попросил:

– Повторите, пожалуйста, леди. – Он все прекрасно слышал, другие мысли пришли ему в голову.

Питер давно кружил вокруг Лос-Анджелеса – он как раз собирался на побережье и искал себе попутчицу, но это была потрясающая девица, было от чего потерять голову. Залитая резким светом палящего над аэропортом Лос-Анджелеса солнца, она была совершенно необыкновенной, фантастической девушкой, перед которой меркли Кристи Бринклис, Брук Шилдс и Мадонна. Тело превосходило самые смелые мечты, но груди держали пальму первенства. Она перегнулась через стекло, и они оказались так близко – почти полностью видны через широкий ворот дорогой шелковой кремовой блузки. Он мог созерцать две белые, тугие, мастерски вылепленные скульптурные округлости.

Питер уставился на нее, как подопытный кролик, загипнотизированный, парализованный.

Джейн выпрямилась, и улыбка озарила ее лицо, едва она увидела, как мечутся молекулы в ошалевшей голове парня. А он вовсе не дурен, тип Дона Джонсона, с симпатичным тяжелым подбородком, ярко-синими глазами и ртом, полным отличных американских зубов. Она совершенно случайно выбрала его машину. Два других чернозубых водителя, мимо которых она продефилировала, не показались ей подходящими для того, чтобы домчать до нужного места ее особу, а пустыня была в двух часах от Лос-Анджелеса.

– Повторяю: не подбросишь ли ты меня до Палм-Спрингс? – Она притворилась нетерпеливой. Упершись рукой в обтянутый голубыми джинсами бок, она выставила вперед бедро, скрестила ноги самым завлекательным образом и выпятила задницу в сторону подернутого дымкой голубого неба.

Питер Партон тяжело вздохнул.

– Если хочешь, я домчу тебя хоть на край света, – выдавил он наконец.

– Нет уж, благодарю вас, сэр, ограничимся Палм-Спрингс. – Ее губки раскрылись в улыбке от комплимента, как лепестки цветка распускаются навстречу солнцу.

Ее необычный акцент заставил его встрепенуться. Ветер из Санта-Ана играл ее светлыми волосами.

– Ты англичанка?

– Да.

Питер Партон выскочил из машины, и через какую-то долю секунды роскошные чемоданы девушки растворились в багажнике. Он молился, чтобы она не передумала.

– Как случилось, что вам понадобилось в Палм-Спрингс?

– Здесь нужно ждать другой самолет целых два часа, а я сыта по горло всеми этими погрузками и выгрузками вещей. Просто я хочу попасть туда, вот и все.

– Вы совершенно правы, мэм. Вы знаете, куда вам надо, мэм, а уж я постараюсь вас туда доставить. – Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, распахивая перед ней переднюю дверцу. Он не собирался провести два часа, сворачивая себе шею или любуясь этой красоткой в зеркало. – Шестьдесят баксов устроит? «Или за цену горючего, если вам не хватает на хлеб», – пронеслось у него в голове.

– Отлично, – Джейн закинула свои длинные руки за голову и зевнула.

– Только что прилетела из Лондона?

– Угу.

– Ты там актриса или модель?

– Нет. С чего ты взял? – Из ее горла послышался чарующий, заразительный, какой-то заговорщический смех. Она повернула голову и взглянула на него, пока он выводил такси на шоссе.

– Уж больно ты смахиваешь на актрису или модель.

– Эй, в этом городе все такие мастера на комплименты или только ты?

Питер рассмеялся. Разумеется, все. Это стиль Лос-Анджелеса. В восторге от вашего тела. Очарован вашим умом. Восхищаюсь душой. Вы похудели. Вы теперь в чудесной форме. И где это вы так загорели? Теперь никто не говорил прямо о сексе, эти времена прошли, и любовные игры начинались со словесной прелюдии.

– В этом городе каждая девушка либо актриса, либо модель.

Это тоже было правдой.

– Мой отец был актером.

– Ух ты. И как его зовут?

– Звали. Он умер, когда я была совсем маленькая. Его звали Ричард Беннет, он был неподражаем в пьесах Шекспира, – знаешь, как Оливье или Ричард Бартон. Но он выступал только на сцене. Он никогда не связывался с Голливудом, чтобы стать кинозвездой. – Казалось, гордость в ее голосе смешивались с долей сожаления.

– Неплохо. Похоже, интересный был парень.

– Я его едва помню. Так, какие-то обрывки воспоминаний, как он качал меня на коленях, да безумную скуку в бесконечных театрах.

Джейн приподнялась на потертом сиденье. В джинсах ей было жарко, тесно, влажно. Ей очень хотелось под душ.

– А кондиционер работает?

– Еле-еле. Надо бы им заняться. – Питер Партон почувствовал укол совести. Ему на самом деле следовало предупредить ее раньше. В пустыне жара становится убийственной. Он украдкой взглянул на нее искоса, и ему опять почудилось, что от ее вида у него замирает дыхание. Она расположилась на переднем сиденье, как раскладывают драгоценную материю – одна нога поджата, другая вытянута, локоть покоится на изношенном пластиковом подголовке, а длинные, изящные пальцы поддерживают голову, повернутую к нему в профиль. Крошечные капельки пота выступали у нее над чувственной верхней губой, а под мышкой расплылось темное влажное пятно. В своей жизни не видел Питер Партон ничего прекраснее.